Ataraxia

Глава V

Достоверно одно: смерть не приходит тогда, когда её ждёшь.

Джордж Оруэлл. 1984

В пятый раз за два часа пересчитав кафельные плиты, Дин пожалел, что прогнал надоедливого доктора Грейнджер.

Может действительно не стоило с ней заигрывать? Этот синий чулок до того перепугалась, что моментально унесла ноги. И что теперь? Двадцать седьмая плитка, двадцать восьмая…

Дин Винчестер определенно изнывал от скуки. Хотелось, чтобы рядом в кресле сидел кто угодно, любой человек, пусть даже незнакомый. Но разум твердил, что успокоение он сможет получить только если окажется рядом с Сэмом или Грейнджер. Почему ещё и Грейнджер? Она видит его и может с ним общаться, а не как Сэмми, читать по слогам фразы со спиритической доски и громогласно отвечать вслух.

Было в её образе, — именно образе, не в лице, — что-то до боли детское, родное. Может во всем виноваты эти крупные, вперемешку с мелкими, кудри, какие мамы обычно завивают дочерям к празднику в детском саду? Или эти карие глаза, которые пару раз сверкнули искрами детской наивности? Глядя на Гермиону Грейнджер он возвращался в те годы, когда всё было так легко и просто, когда нежная материнская рука взъерошивала волосы, а отец был счастлив и ничего ещё не знал о сверхъестественном. Как же было хорошо.

И образ Грейнджер казался ему смутно знакомым, будто они видились однажды, давным-давно.

Оставаться в палате не было сил.

* * *

— Мы выпишем вас сегодня, мистер Винчестер. Постарайтесь не напрягать ногу. Если вновь начнется мигрень, — позовите.

— Спасибо, доктор Кармайкл. Неприменно дам вам знать.

Дверь за Эдом Кармайклом захлопнулась. С минуту Джон оглядывал комнату, будто выискивал что-то, а после метнулся к подушке, лежащей на кровати. Рука нащупала прохладный шершавый металл и пальцы крепко вцепились в гладкую рукоять.

Джон долго рассматривал кольт, проверял магазин, взвешивал оружие в руке. Старинный пистолет, изготовленный Кольтом, прекрасно лежал в руке и хотя дуло оставалось ледяным, ладонь будто согревалась от рукояти.

Начинался суд, ему предстоял сложнейший выбор. Здравый смысл выступал в качестве прокурора, хладнокровного, неподкупного. Все «за» и «против» были представлены. Но адвокат в виде эмоций и чувств взял своё — выбор сделан.

— Жребий брошен, — и кольт больше не вернется под подушку.

* * *

Дин бродил по коридорам, спрятав ладони в карманах, вглядывался в лица врачей, пациентов, медперсонала и завидовал их жизни, как это было с ним лишь однажды. Когда-то ещё до того, как отец пропал, он узнавал о Сэме, его новой жизни и не мог сдержать злобы. Если днём ему удавалось прогнать зависть в дальний угол, то ночами она с удвоенной силой вгрызалась ему в горло. Перед глазами в сером дыме проплывали несбывшиеся надежды: у него есть свой дом, над письменным столом в рамке висит диплом о получении высшего образования; его встречает жена, маленькие дети бегут обнимать его; отец и Сэм часто гостят у него; и никакой охоты, никакой охоты… Ему было двадцать три — он был молод и глуп.

Не сказать, что это чувство умерло в нем окончательно, нет, оно изредка отдавалось шумом в ушах. Но сейчас у Сэма было столько же, сколько и у него самого, то есть ничего: ни девушки, ни дома, ни нормальной жизни. Теперь они были одинаковы.

Дина едва не сбил незнакомый пожилой врач, промчавшийся по коридору. Доктора проходили мимо, пациенты расселись по скамейкам, стараясь не мешать медперсоналу. Дин встрепенулся: такое он видел лишь однажды — когда его сердце временно умолкло.

Он брел за пожилым врачом в очках в тонкой позолоченной оправе, усмехался, наблюдая за косолапой и неповоротливой походкой доктора и в душе мечтал вот так же ежедневно бегать по коридорам в белом халате, спасать людям жизни, не так, как он делает это на охоте. Дин Винчестер был проверенным в бою воякой, тайно мечтавшем о покое.

У одной из палат столпились люди, пожилая женщина сползала по стене, захлебываясь слезами. Так продолжалось несколько минут — кардиомонитор больше не показывал биение живого сердца.

Сквозь стекло Дин увидел молодого парня, опутанного разнообразными проводками и трубками. Стоящий рядом врач белым платком вытер пот со лба, стараясь не смотреть на больничную койку и ровную линию на мониторе. Женщина, плачущая у дверей палаты, билась в истерике и успокоилась лишь когда медсестра ей что-то вколола.

Но не это привлекло внимание Дина: за несколько секунд до того, как пульс парня утих, над его телом появился странный силуэт. Что-то странное, до жути неприятное, тянуло свои костлявые пальцы к лицу умирающего. Глаза бедняги на мгновение приоткрылись, и тут же веки сомкнулись, скрывая ужас обреченного. Фигура испарилась.

Где-то в другом конце коридора раздался крик: девушка пробиралась сквозь поток людей, пыталась остановить кого-нибудь из них. Но её будто не замечали.

— Извините! Не могли бы вы? .. Извините, сэр!

Она махала руками у лиц проходящих, изо всех сил стараясь привлечь к себе внимание, но люди будто смотрели сквозь неё.

Дин, заметив женщину, почувствовал странное, волнительное ощущение радости и в то же время беспокойство охватили его с новой силой. Не единственная душа, оторванная от тела, нет… Ему определенно всё это не нравилось.

— Эй! Сэр! Сэр! — Женщина оглянулась и заметив, что он смотрит на неё, окликнула его.

Дин пошел ей навстречу. Подойдя ближе, они принялись разглядывать друг друга.

— Прости, ты действительно обратил на меня внимание? И видишь меня?

— Да. Я Дин.

— Тесса, — и женщина улыбнулась ему.

Тесса, на его взгляд, была самой обыкновенной красивой женщиной. Тёмные прямые волосы, средний рост, кокетливая улыбка, хорошая фигура… Но что-то в её облике не давало Дину покоя, мешало воспринимать её как реального человека.

— Давно здесь?

— Если честно, то не знаю. Наверное, несколько месяцев, может, больше полугода… Но дольше здесь оставаться я не собираюсь! — И в её глазах орехового цвета зажегся недобрый, полный решимости огонек.

И Дин понял, что отталкивает его от Тессы — глаза. В них плескался огонь преисподней, но в то же время холода их хватило бы на несколько Алясок. Они были словно кукольными — стеклянные, вечно одинаковые, пугающе пустые.

Вот у той же Грейнджер глаза тёплые, даже когда она ругается. И живые. А эти…

Дин и сам не понял, почему вспомнил именно про Гермиону — за всю свою жизнь он видел сотни кареглазых людей. Этот цвет всегда казался ему скучным.

Просто она последняя, кого я видел.

— Почему меня, кроме тебя, никто не заметил?

Дин тяжело сглотнул — ему предстояла задача не из лёгких.

— Что ты знаешь о душах, оторванных от тела?