Школа "Хизер Блоссом". Книга вторая

Женевьева пощупала толстенькую темно-рыжую косичку первокурсницы.

— Недостаточно исчерпывающе. В какой башне?

Ее нервно вздрагивающий голос казался даже страшнее, чем обманчиво-ласковый — Одетт.

— В Северной Башне для преподавателей, но… его, кажется, нет в школе.

— Пусть только попробует не оказаться на месте! — переходя на родной язык, выпалила Одетт.

Оставив позади перепуганную первокурсницу, она проследовала дальше, слегка подбирая длинную юбку.

— Ужасно… как мне здесь не нравится, — бормотала идущая сзади Женевьева. — Темно, сыро и холодно, даже если на улице хорошая погода! Атмосфера болота.

Одетт остановилась у очередной широкой лестницы наверх, поджидая спускающихся студентов, на этот раз в цветных плащах Факультетов.

— Северная часть замка где? — она снова перешла на английский.

— Здесь, мэм, — вежливо кивнул один из студентов, проходя мимо.

Одетт подождала, пока группа молодых людей свернет в коридор, и посмотрела на подругу.

— Клянусь, если этого борова не будет в кабинете или… он начнет упираться, я возьму здесь кого-нибудь в заложники.

— Я помогу, — по-прежнему нервно поддержала Женевьева.

Темноволосая дама посмотрела в сторону лестницы.

— Самый верх? Сомневаюсь, что местный директор слишком часто спускается. Я видела его давно… уже тогда он был как куль с мукой. Вот пусть и сейчас там сидит.

Она начала медленно подниматься по высоким гранитным ступеням, Женевьева молчаливо последовала за ней.

День у Шеймуса МакДугласа, директора шотландской школы, не задался с самого утра. Его мучил гастрит и пара иных, сугубо мужских проблем, типичных для среднего возраста. Уроки опять же… Он уже закрыл дверь кабинета, готовясь идти на урок, повернулся и… замер. По коридору в его сторону направлялись две слишком хорошо знакомые ему женщины. За всю свою жизнь он видел их лишь раза три, но впечатление сложилось, что все триста.

«Б-боги… — протянул он мысленно. — Хоть беги, хоть вешайся, хоть в окно сигай».

— Дамы, — произнес он максимально радушно, в то время когда они разом присели в ложно учтивом реверансе. — Может быть, позже?

— Нет, — отрезала Одетт. — Второй раз мы сюда подниматься не будем. И вообще… Нет!

Женевьева молчала, слегка вздрагивая, будто от озноба. Директор шотландской школы переводил взгляд с одной женщины на другую.

— Мистрис Одетт… мистрис Женевьева… боюсь, у меня нет для вас никакой информации… кроме той, которая вам и так, наверняка, известна, — произнес он максимально любезно.

«Каких дьяволов я должен перед ними отчитываться?»

— Вы решили держать нас в приемной?

Одетт медленно, пуговицу за пуговицей, расстегнула светлое пальто с вышивкой и бросила его на стоящее у стены кресло. Потом опустилась на диван, расправив широкую юбку. Ее сестра села рядом, решив остаться в верхней одежде. Мастер МакДуглас попытался устроиться в свободном кресле, но Женевьева, ловко выставив ножку в кремовом ботильоне, заслонила ему проход.

Одетт мягко переглянулась с подругой и, холодно прищурившись, посмотрела на шотландца.

— Если уж нам пришлось рыскать по этому хлеву с текущей крышей и забираться наверх до самой соколятни… где и чаю с дороги никто не предложит… будем надеяться, что у вас есть для нас добрые вести. Мы готовы вас внимательно выслушать.

— Мистрис… при всем уважении… вы несколько забываетесь.

Одетт направила на него палец с темно-красным ногтем, похожим на стилет.

— А вы понимаете, если я сейчас нежно вытолкну вашу слабо сопротивляющуюся медузообразную тушку из вот этого окна… мне за это ничего не будет? — она слегка оскалила мелкие зубы. — Более того, у меня останется свидетель, что вы сделали это сами и добровольно.

Женевьева нервно кивнула.

— Да, — она очень убедительно задрожала губами. — Я даже буду плакать и кричать, что это ужасно!

Шотландец отступил к двери кабинета, словно собираясь ворваться туда и забаррикадироваться.

— И самое главное, — Одетт не сводила глаз с пожилого мужчины, — по закону истинных ведьм, наш статус выше, чем ваш.В ортодоксальной Викке Богиня выше Бога. При любом расхождении поверят нам. Любому слову. Вы же это помните? ³

Шотландец помнил. И чувствовал, что умирать придется в любом случае.

— Орден до сих пор не пришел к единому решению, — пробормотал он и внезапно взорвался: — Почему вы решили допрашивать именно меня?

Женевьева облизнула тонкие губы.

— Придет очередь и остальных. В ирландской мы были летом и получили безоговорочную поддержку.

— Родные пенаты мы оставим напоследок, — Одетт и Женевьева переглянулись, и Одетт продолжила: — Нам там не смогут отказать.

Мастер МакДуглас прекрасно помнил, что директриса «Ла Ситадель», так же как и он, настаивала на выборах нового магистра, но промолчал. Жить очень хотелось.

— Но чего вы хотите от меня? — шотландец еще надеялся выкрутиться.

Он слегка обернулся на коридор, надеясь, что там кто-то появится. Находиться с дамами наедине было уже невыносимо.

«Две полоумные… — подумал директор. — Одна — истеричка, а другая… просто сумасшедшая. А еще недавно их было трое».

Француженки опять переглянулись, как будто о чем-то договаривались.

— К какому решению пришли ирландский и шотландский Магистериумы? — спросила Женевьева.

— Ирландская школа поддержала нас, — напомнила Одетт.

Мастер Шеймус в этом даже не сомневался. Магистр Ренар, почти постоянно находясь в Ирландии, вручил своему трикветру почти неограниченные полномочия в Бретани. Теперь шотландский директор вспоминал последние годы с благостью — его школу почти не инспектировали. Нужно же было нынешнему главе провалиться в другое измерение.

«Прошлому главе… — поправил себя мужчина. — Привыкай говорить о нем как о покойнике».

Шотландец так до конца и не мог постичь феномен ирландской школы. Точнее, он понимал ее чисто человеческим разумом — она была тем, что принято ненавидеть и избегать. Смотреть свысока. Высмеивать ее выпускников и руководство. Но то, что это место — путь в иной мир, мужчина не мог уразуметь. Знал, даже будучи ведьмой, верил, но… только на уровне мыслей. Увидеть все своими глазами ему никогда не хотелось.

— Так что? — поторопила МакДугласа Одетт, когда он замолк надолго.

Шотландец понял, что его спасет только откровенное вранье. И понадеялся, что у директрисы школы в Ренне хватит ума сочинить что-то похожее.

— Мы дали Ордену достаточно времени. Мы ждали и верили нашим собратьям. И теперь желаем узнать, что конкретно планируется, — уточнила Одетт.

Шотландец только надеялся, что выражение лица не выдаст его. Он же даже не успел ничего придумать! Хотя времени действительно было достаточно.

— Вас же поддержали в «Хизер Блоссом», — выпалил директор «Лох Кристалл». — Это их вина. И они знают, как устроены порталы. Должны знать, если живут там. Орден примет их решение.

Мастер Шеймус шумно выдохнул.

«Уф, кажется, выкрутился», — подумал он.

Сестры магистра Ренара опять переглянулись. Если они и договорились о чем-то с мастером Баркли, они не настолько доверяли шотландцу, чтобы делиться с ним.

— Вы зря надеетесь отсидеться, — сказала Одетт, смотря на Шеймуса пронзительным взглядом. — Когда магистр вернется, он будет награждать и карать. Не боитесь оказаться среди вторых?

«Я боюсь только, что вы нескоро уберетесь, — уже почти с ненавистью думал директор. — А в возвращение с того света я не верю».

Словно отвечая на его мысленные мольбы, Одетт поднялась с дивана.

— Мы уходим! — решительно сказала она, обращаясь в большей степени к сестре.

Женевьева встала, почти не скрывая радость. Одетт взяла с кресла свое пальто и снова уставилась на шотландца темными глазами.

— Если мы только узнаем, что вы за нашими спинами тайно выбираете нового магистра… Если мы только узнаем, что вы абсолютно ничего не сделали для возвращения нашего… — она резко замолчала и продолжила. — МакДуглас, у вас есть трикветр?

— Нет, — ответил шотландец.

— Тогда мне о вас все понятно, — сухо ответила Одетт и первая пошла по коридору к лестнице, ведущей вниз.

Светловолосая спутница последовала за ней. Женщины не попрощались, директор тоже только проводил их взглядом, ничего не сказав. Облегчение от расставания испытали все трое.

Две дамы пошли вниз, к выходу из замка. Они молчали, но обе понимали, что так ничего и не смогли узнать. Шотландец избегал прямых ответов и, по сути, переливал из пустого в порожнее, перекладывая ответственность.

Одетт шла первая, суровая и собранная, Женевьева, робко оглядываясь, словно никак не могла привыкнуть к окружению, поспевала за ней. Услышав позади тонкий страдальческий стон, Одетт сразу поняла, что это может означать, и резко обернулась.

— Не время раскисать, — бросила она, — и не то место, чтобы давать волю эмоциям.

Женевьева остановилась, ссутулившись и низко опустив голову.

— Я больше не могу, — заплакала она. — Я готова сдаться и ненавижу себя за это.

Одетт вернулась на несколько шагов, обняла подругу за плечи и повела вниз по лестнице.

— Ты не сдаешься. Ты просто устала, — она замолчала и продолжила, когда крутые ступени остались позади. — Я тоже… безумно. Я в отчаянии и не знаю, что меня держит над бездной. Во что я верю?

— Давай уйдем? — Женевьева цеплялась ногтями за руку сестры. — Уедем в ирландские болота, найдем это место и уйдем.

Одетт не была готова к подобной опрометчивости, но сейчас больше всего желала успокоить подругу.

— Ты помнишь, что сказал ирландец? Время с той стороны для смертных течет иначе. Мы не только не сможем найти его, мы потеряем и друг друга, даже если войдем, держась за руки. Я не хочу лишиться еще и тебя.

Женевьева по-детски вытерла глаза тыльной стороной ладони.

— Я хочу домой. Я хочу солнца!

«Мы слишком долго сидели в своем доме в Марселе! — хотела резко ответить Одетт. — И доверяли другим то, что должны были решать сами. А теперь все стало слишком поздно…»

Но она промолчала, понимая, что такой правды ее сестра не выдержит. В их трикветре Женевьева была розовым бутоном, сама Одетт — стеблем. Ренар был шипами.

Одетт вспомнила свое поступление в «Ла Ситадель» в шестнадцать лет. Она почти сразу отметила среди курса именно его, беловолосого юношу, самого высокого, самого уверенного из всех. Она сама выбрала его для себя. И Ренар не разочаровал сестру. Юноша обучался мгновенно, схватывая на лету, чувствуя Одетт, как никто, словно ее фантазии были его собственными потаенными желаниями.

Женевьева присоединилась к ним только через год. Одетт сама удивилась, как легко приняла ее, может быть оттого, что сестра оказалась совсем другой и им, по сути, нечего было делить. Каждая получала от любимого брата свое и только для себя.

Одетт продолжала тащить за собой не сопротивляющуюся подругу. По коридорам продолжали прохаживаться и перебегать шотландские студенты. Две женщины не обращали на них уже никакого внимания, расталкивая группы подростков на своем пути. У тяжелой замковой двери Одетт остановилась, застегивая верхнюю одежду. Женевьева накинула на голову капюшон с меховой оторочкой.