Лицом к победе

ДОРОГИЕ ЮНЫЕ ДРУЗЬЯ!

Когда я составлял этот поэтический сборник, посвященный 40-летию Победы, мне вспоминались стихи, которые сопровождали меня всю войну, помогали мне жить, переносить трудности, верить в нашу окончательную Победу.

1941 год. Я, московский школьник — ваш ровесник, как участник противовоздушной обороны Москвы, сидел на чердаке нашего дома вместе с девочкой из соседней квартиры, тоже ученицей московской школы, возле ящиков с песком, держа наготове длинные щипцы, чтобы в случае попадания зажигательной бомбы схватить ее и сунуть в песок.

Враги были уже рядом с Москвой, и тревоги объявлялись в ночь по нескольку раз.

Над нами прерывисто гудели немецкие бомбардировщики, и слышался грохот зениток. А мы читали стихи:

По дорогам гремят тачанки.
Эскадроны проходят вскачь,
Приготовились к бою танки
Возле стен подмосковных дач.
Стук подков на морозе четче.
В пар укутан блиндажный лаз.
У околицы пулеметчик
С темной рощи не сводит глаз.
Будто руки окаменели,
Будто вкопан он в грунт, во рву…
Этот парень в серой шинели
Не пропустит врага в Москву.

Мы тоже чувствовали себя защитниками Москвы, солдатами Родины. И стихи эти как бы относились и к нам.

Вспомнилось мне и то, как на разбитых фронтовых смоленских дорогах переписывали мы стихи К. Симонова «Жди меня, и я вернусь», как пели мы на привалах песню А. Суркова «Бьется в тесной печурке огонь», а в железном солдатском строю — великую песню B. Лебедева-Кумача «Священная война», песню, которая сопровождала и вдохновляла нашу армию все четыре военных года.

А еще любимы были «На солнечной поляночке» А. Фатьянова, «Вася-Василек» C. Алымова, песни, несмотря на суровый солдатский быт зажигающие своим весельем и удалью.

Все лучшее, созданное на войне и непосредственно после нее, я постарался включить в первый раздел этой книги — «Священная война».

Но события Великой Отечественной войны, Победа оставили в душе нашего народа такой след, который все сорок лет не стирается.

И вот за перо взялись многие непосредственные участники войны, непрофессионалы. Среди которых были и пулеметчики, и летчики, и партизаны, и разведчики, и минометчики. Один из них, А. Головков, ушедший на войну в шестнадцать лет, написал:

Легла на плечи мне война
Стволом от миномета.

Эти стихи — живое свидетельство отваги и боевого духа наших солдат, как точно написал участник войны М. Тимошечкин:

Взращенные, подобно злакам.
Средь избяных крестьянских стен,
Они еще идут в атаку.
Чтоб никогда не сдаться в плен.

Их я поместил в особом разделе «Поэзия моя, ты — из окопа».

Детство поколения родившихся перед войной прошло в суровых условиях. Многим пришлось пережить блокаду, оккупацию, испытать голод, холод, гибель близких. Но они стали и свидетелями решительного наступления наших армий, свидетелями салюта Победы. Стихам посвящен раздел «Мы — очевидцы».

Заключает книгу раздел «В пятидесятых рождены», в котором собраны стихи поэтов послевоенного поколения, родившихся после войны, знающих ее лишь по фильмам, книгам и рассказам старших. Но благодарная память живет и в этом поколении, а значит, и в его поэзии. Николай Старшинов

АЛЕКСАНДР ТВАРДОВСКИЙ

Война — жесточе нету слова. Война — печальней нету слова. Война — святее нету слова В тоске и славе этих лет. И на устах у нас иного Еще не может быть и нет…

СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА

МАРГАРИТА АЛИГЕР

С пулей в сердце я живу на свете.
Мне еще не скоро умереть.
Снег идет.
Светло.
Играют дети.
Можно плакать,
можно песни петь.
Только петь и плакать я не буду.
В городе живем мы, не в лесу.
Ничего, как есть, не позабуду.
Все, что знаю, в сердце пронесу.
Спрашивает снежная, сквозная,
светлая казанская зима:
— Как ты будешь жить?
— Сама не знаю.
— Выживешь?
— Не знаю и сама.
— Как же ты не умерла от пули?
— От конца уже невдалеке,
я осталась жить
не потому ли,
что в далеком камском городке,
там, где полночи светлы от снега,
где лихой мороз берет свое,
начинает говорить и бегать
счастье и бессмертие мое.
Как же ты не умерла от пули,
выдержала огненный свинец?
— Я осталась жить
не потому ли,
что, когда увидела конец,
чистыми, горячими словами
сердце мне успело подсказать,
что смогу когда-нибудь стихами
о таком страданье написать.
Как же ты не умерла от пули?
Как тебя удар не подкосил?
— Я осталась жить
не потому ли,
что, когда совсем не стало сил,
увидала
с дальних полустанков,
из забитых снегом тупиков:
за горами
движущихся танков,
за лесами
вскинутых штыков —
занялся,
забрезжил день Победы,
землю осенил своим крылом.
Сквозь свои
и сквозь чужие беды
в этот день пошла я напролом.

АННА АХМАТОВА

КЛЯТВА

И та, что сегодня прощается с милым,—
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто на заставит!

МУЖЕСТВО

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил
на наших часах.
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями
мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, —
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!

ОЛЬГА БЕРГГОЛЬЦ

…Я говорю с тобой под свист
снарядов,
угрюмым заревом озарена.
Я говорю с тобой из Ленинграда,
страна моя, печальная страна…
Кронштадтский злой,
неукротимый ветер
в мое лицо закинутое бьет.
В бомбоубежищах уснули дети,
ночная стража встала у ворот.
Над Ленинградом — смертная
угроза…
Бессонны ночи, тяжек день любой.
Но мы забыли, что такое слезы,
что называлось страхом и мольбой.
Я говорю: нас, граждан
Ленинграда,
не поколеблет грохот канонад,
и если завтра будут баррикады,—
мы не покинем наших баррикад.
И женщины с бойцами встанут
рядом,
и дети нам патроны поднесут,
и надо всеми нами зацветут
старинные знамена Петрограда.
Руками сжав обугленное сердце,
такое обещание даю
я, горожанка, мать красноармейца,
погибшего под Стрельною в бою.
Мы будем драться с беззаветной
силой,
мы одолеем бешеных зверей,
мы победим, клянусь тебе, Россия,
от имени российских матерей.

КОНСТАНТИН ВАНШЕНКИН

БУДАПЕШТ ВЗЯТ!

Земли, камней, железа груды,
Бессильно сникли провода,
И у руин притихшей Буды
Ворчит дунайская вода.
Мосты упали на колени
И воду из Дуная пьют…
Всю ночь идут соединенья,
И каблуки всю ночь куют.
И вдоль осколками избитых
Колонн монаршего дворца.
Ночною свежестью умыты.
Войска проходят без конца.
Я эту ночь не позабуду.
Вошли мне в память навсегда
Вся тишь ошеломленной Буды,
Дворец и темная вода.

АЛЕША

Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алеша,
В Болгарии русский солдат.
И сердцу по-прежнему горько.
Что после свинцовой пурги
Из камня его гимнастерка.
Из камня его сапоги.
Немало под страшною ношей
Легло безымянных парней.
Но то, что вот этот — Алеша,
Известно Болгарии всей.
К долинам, покоем объятым,
Ему не сойти с высоты.
Цветов он не дарит девчатам,—
Они ему дарят цветы.
Привычен, как солнце и ветер.
Как в небе вечернем звезда,—
Как будто над городом этим
Вот так и стоял он всегда.
Белеет ли в поле пороша
Иль гулкие ливни шумят.
Стоит над горою Алеша,
В Болгарии русский солдат.

ВИКТОР ГОНЧАРОВ

Мне ворон черный смерти
не пророчил,
Но ночь была, и я упал в бою…
Свинцовых пуль трассирующий
росчерк
Окончил биографию мою.
Сквозь грудь прошли расплавленные
пули.
Последний стон зажав тисками скул,
Я чувствовал, как веки затянули
Открытую солдатскую тоску.
И как закат, отброшенный за хаты,
Швырнул в глаза кровавые круги,
И как с меня угрюмые солдаты
Неосторожно сняли сапоги…
Но я друзей не оскорбил упреком.
Мне все равно. Мне не топтать
дорог,
А им — вперед. А им в бою жестоком
Не обойтись без кирзовых сапог.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

А все случилось очень просто…
Открылась дверь, и мне навстречу
Девчурка маленького роста.
Девчурка, остренькие плечи!
И котелок упал на камни.
Четыре с лишним дома не был…
А дочка, разведя руками,
Сказала: «Дядя, нету хлеба!»
А я ее схватил — и к звездам!
И целовал в кусочки неба.
Ведь это я такую создал.
Четыре с лишним дома не был…