Сестры Ингерд

Глава 56

ЭПИЛОГ

Сестры Ингерд

Глава 1

В детстве я спокойно относилась к тому, что нас называли сестры в школе сестры Ингерд и никак не могла понять, почему так злится Анжела.

Я росла под бесконечные мамины: «Анжела старше и умнее, слушайся ее!», «пусть Анжела выбирает первая, она же старше!», «бери пример со старшей сестры!». Лет до шестнадцати все это казалось мне не приятным, но весьма обыденным. Я росла и привыкала к тому, что Анжела всегда права, всегда умнее и всегда на шаг впереди.

Мама родила ее от своего первого мужа. Не знаю, что уж там у них произошло, только Родион Олегович бросил молодую беременную жену и укатил на заработки в Китай. При разводе мама вернула свою девичью фамилию – Ингерд. У маминой мамы, моей бабушки, живущей в деревне, кроме старшей, было еще две младших дочери. Вернуться туда мама не могла.

Своего жилья у нее не было, а срок беременности уже был такой, что через пять месяцев после развода ее повезли рожать. До окончания беременности жила она у подружек, но вот куда податься с новорожденной даже не представляла толком. Надежда у нее была на кризисный центр. Именно там, в роддоме, она и сразила своей красотой наповал студента медицинского института.

Парень был сирота, имел свою скромную однушку, доставшуюся от бабушки, и поскольку впереди у него, как и у каждого будущего хирурга, ожидалась двухгодичная ординатура, собирал все лишние смены, сколько мог.

Папа всегда был решительным человеком и прямо из роддома перевез белокурую красавицу-невесту с новорожденной дочерью к себе. Расписались скромно, без всякой свадьбы, и на тоненьком пальчике красавицы-жены появилось изящное серебряное колечко. На золотое у новобрачного не хватило денег. Жили довольно скромно. Деньги в больнице платили небольшие, но за счет подработок как-то выруливали. Через полгода Марианна с ужасом поняла, что снова беременна. Молодой муж, к тому времени обзаведшийся роскошными синяками под глазами от недосыпа, аборт делать категорически запретил:

-- Машенька, даже думать об этом забудь. Я возьму еще на “скорой” смены. Тут и потерпеть-то осталось всего полтора года: потом зарплату поднимут.

Машенька плакала и расстраивалась, но на аборт идти все же побоялась. Родная сестра ее матери от этого самого аборта и умерла в сельской больнице. Так на свет родилась я. Лет с трех у меня появились отчетливые воспоминания: хорошо – это когда папа дома. Большие сильные руки подхватывают нас с сестрой… Папа смеется и целует нас в щеки… Стойкий и такой родной запах лекарств…

Папа очень много работал, и дождаться его со смены было большим счастьем. Иногда мы всей семьей выбирались в парк. Гуляли, катались на каруселях, нам обязательно покупали сладкую вату и мороженое. Это было тихое и спокойное счастье, надежное и радостное. Предвкушение подарков на Новый год. Восхитительные сюрпризы на дни рождения. Утренние воскресные завтраки, когда вся семья была в сборе и мама жарила нам оладьи. Ощущение радости от предстоящих выходных, как праздник, ярче нового года, лучше дня рождения. Сегодня папа будет дома весь день!

Уже тогда Анжелика умела капризничать и настаивать на своем. Мама всегда шла у нее на поводу, а вот при папе таких фортелей она себе не позволяла. Мне было около шести лет, когда в семье начались первые конфликты.

-- …жить в такой нищете!

-- Машенька, я и так набираю все смены, которые могу, потерпи еще пару лет, родная, и мы возьмем в ипотеку двушку.

Двушку действительно взяли, гораздо быстрее и даже в хорошем районе -- папе прибавили зарплату. Мама радовалась, что буквально через квартал расположена лучшая в городе школа:

-- Мне девочек водить и забирать очень удобно будет.

-- Тебе не кажется, что Олюшке лучше бы еще годик подождать? Она ведь самая маленькая в классе будет, – папа редко возражал маме. Как-то вот умела она им управлять.

-- Ничего с ней не случится, а из разных классов я как их забирать буду? У одной в одно время занятия закончатся, у другой в другое... одна на экскурсию, другая дома… Нет уж, справится Ольга.

В шесть лет у нас с Анжеликой появилась собственная комната. Мама, сердито хмурясь, выговаривала отцу:

-- Даже на трешку не хватило! Девочки растут, а воз и ныне там! В этом районе кроме обычной школы больше ничего. А Анжелочка такая умница! Учительница говорит, что ее надо в третью гимназию переводить!

В это время все мои конфликты с Анжелочкой кончались одинаково: упреками мамы. Она никогда не хотела разбираться, кто их нас виноват. И Анжелка бессовестно этим пользовалась. Только при папе в доме царило шаткое равновесие.

Все начало разваливаться, когда мне исполнилось девять. Мама вдруг зачастила в парикмахерские и на маникюр. Зачем-то перекрасила в платиновый свои белокурые волосы и приобрела ярко-черные брови. Потом был визит в кафе, где нас встретил высокий неприятный мужчина в темно-синем костюме:

-- Знакомьтесь, девочки, это Родион Олегович!

Я чувствовала себя неловко. Нам принесли мороженое. Анжелка ела и болтала с мужчиной, а мне почему-то было стыдно на него смотреть. Глаз я не поднимала, и, наверное, поэтому ему показалось, что я рассматриваю его заколку для галстука.

-- Нравится, Оля? – его какой-то жирный и самодовольный голос прозвучал у меня прямо над ухом.

Я неопределенно пожала плечами, мама неприятно захихикала, а этот… зачем-то пояснил:

-- Это золото и природные сапфиры, Оленька.

Как выяснилось впоследствии, родной папенька сестры сумел построить небольшой бизнес в Китае, наладить контакты и решил вернуться в Россию, оставив там партнера.

-- Такой ход, Марианночка, даст нам возможность раза в три увеличить обороты. Соответственно, и доходы будут значительно выше. А пока, дорогая, позволь пригласить тебя и девочек в мой загородный дом.

Загородный дом Родиона Олеговича располагался в Березовке. Это такой местный аналог московской Рублевки. Два этажа, огромные блестящие окна, зона барбекю, банька для гостей и даже качели. В доме нас встретила говорливая сорокалетняя женщина – горничная тетя Тоня.

-- Ну что, Анжелочка, пойдем смотреть сюрприз?

Олег Родионович подхватил маму под локоть и кивнул Анжелке головой в сторону широкой вьющейся лестницы. Не очень понимая, что делать, я отправилась вслед за ними. Сюрприз и правда был хорош – огромная, с двумя окнами комната, оформленная для маленькой принцессы. Больше всего меня и притихшую Анжелку поразил настоящий фонтан, стоящий в центре помещения. Из верхней части фонтана били три струйки воды, а в нижней, среди водорослей плескались четыре огромные красные рыбы, не меньше моей ладони!

В общем-то, этот визит и был началом конца. Домой мы вернулись только под вечер и, отправив нас спать, родители о чем-то долго разговаривали на кухне. Мама визгливо, чужим и незнакомым голосом попрекала отца, не давая ему вставить слово. На утро нам объявили, что родители разводятся.

Развод прошел без особых скандалов. Спорили только из-за меня. До сих пор не понимаю, почему мама не оставила меня с отцом. Возможно, побоялась осуждения знакомых? Двухкомнатную, как совместно нажитое имущество, выставили на продажу. Похудевший и какой-то изможденный папа уговаривал меня:

-- Потерпи немного, малышка. К твоим двенадцати я обязательно куплю двушку. И тогда уже в суде, если ты скажешь, что хочешь жить со мной, то со мной ты и останешься.

Еще пару лет жизнь была вполне терпима, пусть даже моя комната была самой обычной, без балдахинов и фонтанов. Утром водитель отвозил нас в город, в школу, а потом, после уроков, за Анжелкой приезжала мама на ярко-красной новенькой машине. Сестрицу везли на уроки бальных танцев и этикета. Родион Олегович очень на этом настаивал:

-- Пойми, Марианночка, нашей дочери предстоит общаться с самыми богатыми и известными людьми в городе. Ее манеры должны быть безукоризненны.

Чтобы я не путалась под ногами и не мешала маме в это время посещать салоны красоты, меня записали в художественную школу. Там мне совершенно неожиданно очень понравилось. Во-первых, никто не сравнивал меня с Анжелочкой, во-вторых, там был отличный буфет, где можно было спокойно поесть, а Родион Олегович не поднимал страдальчески брови домиком и не делал мне замечаний. Одно это в моих глазах делало художку весьма привлекательным местом.

Кроме того, во вторых, там была еще и Нина Геннадьевна. Пожилая, очень мягкая женщина, которая преподавала историю искусств. Я всегда любила задержаться после урока и немножко поболтать с ней. Ее знания мне казались бесконечными. Я слушала небольшие лекции о разных стилях живописи и как появилась "перспектива" в картинах, об угольных карандашах и драгоценной синей краске из лазури.

Там я с удовольствием училась рисовать карандашом и акварелью, лепить из глины, смешивать и подбирать цвета, стараться отобразить на бумаге фактуру предмета, свет и тени. Это был целый замечательный мир, из которого мне не хотелось возвращаться в дом отчима. Но самым здоровским было то, что в субботу из школы меня забирал папа. Конечно, если у него у в этот день не было ночного дежурства. Вот с ним я могла разговаривать обо всем: о том, что Анжелка опять щипалась в школе и о том, что я ненавижу математику, о гжельской росписи и собаке, которую мы обязательно заведем, о том, что в отпуск можно будет съездить в Москву и сходить уже наконец-то в Третьяковскую галерею.

Мне исполнилось двенадцать и папа, улыбаясь, сообщил:

-- Я отнес документы в суд, солнышко. С тобой будут разговаривать женщины из опеки. Если ты будешь настойчива, то скоро я заберу тебя насовсем.

Это был один из самых ярких и светлых моментов в моем детстве. Я была счастлива и предвкушала, как буду обустраиваться в новом доме: папа пообещал, что скоро переедем в двушку. Более запоминающимся был только четверг следующей недели, когда мама приехала в школу не за Анжелкой, а за мной и сообщила:

-- К сожалению, Оля, твой отец погиб.

До сих пор последующие дни сливаются у меня в памяти в какую-то тусклую мешанину из незнакомых лиц и чужих людей. На кладбище меня не пустили. Еще долгие годы после я все жила с надеждой, что это какая-то ошибка. Если бы не художественная школа, мне кажется, я сошла бы с ума…

Глава 2

Нельзя сказать, что Родион Олегович сильно обижал меня. Скорее, он любил подчеркивать, что я не ровня его единственной дочке. Со временем это приняло несколько нелепые формы. Анжела посещала бальные танцы и уроки этикета, к ней ходили репетиторы почти по всем предметам. В то же время мне дополнительные знания были не положены. Мама, и до того баловавшая любимицу, а сейчас научившаяся получать кайф от массажных салонов и брендовых шмоток, с отчимом никогда не спорила.

В доме часто бывали гости, и первое время нас вдвоем выводили наряженных, как кукол. После смерти папы, мотивируя это тем, что «…у девочки траур и сейчас ей неприятно чужое внимание…», Анжелку перед приемом готовили одну. В двенадцать лет парикмахер и визажист стали приходить не только к маме, но и готовить к приемам и визитам наследную принцессу. Про меня в это время деликатно забывали. Впрочем, я этому, пожалуй, только радовалась. С сестрой мы ладили все хуже и хуже. Меня раздражало то, что она очень любила пакостить по мелочам и сваливать вину на меня.