Распутин наш

— Что же это получается? — Непенин выглядел, как ребёнок, которому авторитетно доказали, что Деда Мороза не существует. — Все всё знают, все говорят, предупреждают, и ничего не происходит?

— Ах, Адриан Иванович… Вы ведь всю японскую прошли, не так ли? Представьте себе, что с Вашим опытом и знаниями являетесь пред светлые очи государя-императора в 1904 году и рассказываете, что война с Японией — не легкая прогулка, и лучше в нее не вступать, чтобы избежать позора Цусимы, сохранить корабли, Порт-Артур, жизни солдат и моряков. Как думаете, послушал бы вас император, если министр Плеве в другое ухо нашептывает ему про маленькую победоносную войну, а статс-секретарь Безобразов — про возможность разгромить японцев силами охраны КВЖД?

— Так что же, ничего нельзя изменить?

— Почему же? — риторическим вопросом на вопрос ответил Распутин, — всегда есть выход. При самом плохом, трагическом раскладе… Мы точно знаем, что умрём, но можем попытаться сделать это с пользой. Не так уж мало, согласитесь…

— Да… Пожалуй, — задумчиво произнес адмирал, прикуривая очередную папироску, — и насчет разложения не воюющих экипажей — очень верное наблюдение. Собственно, если бы не прямой запрет на выход линкоров без высочайшего повеления…

— Высочайшего повеления не будет, Адриан Иванович. Если вы спокойно полистаете историю сражений, то заметите, что оно обычно запаздывало или предписывало действия, противоположные тем, что вели к победе.

— У вас отвратительная манера изъясняться полунамёками! — поморщился Непенин, — говорите просто и ясно, что вы от меня ждёте?

Распутин пристально посмотрел в лицо адмирала. “Закусил удила, старый вояка, не хочет идти овцой на заклание. Буду ковать железо, пока горячо…”

— России нужен благовидный повод для выхода из войны, пока она не превратилась в братоубийственную гражданскую, — сухо, протокольно начал Распутин. — Германия этого тоже хочет, но мешают амбиции и иллюзии, что еще одно усилие, и Петроград попросит пощады. Для продуктивных, скоропостижных переговоров требуется волшебный пинок под немецкий зад…

— Пока мне всё нравится, — удовлетворенно прокряхтел Непенин.

— На днях начинается наступление Северного фронта, — продолжил Григорий. — К сожалению, в нынешних условиях шансов немного — резервов мало и они ненадёжны. Скорее всего, наступление захлебнется, если не вмешается некая третья сила. И этой силой можете быть вы, Адриан Иванович. Сражение развернется в Курляндии. От линии фронта до Виндавы — 90, а до Либавы — всего 100 вёрст, всё западное побережье Балтийского моря — оперативный тыл немецкой группировки. Любое беспокойство нарушит её устойчивость…

— Хотите предложить обстрелять с моря прибрежные позиции немцев? — перебил Непенин.

— Этого недостаточно, — покачал головой Распутин, — требуется создать иллюзию, что именно с побережья наносится главный удар, а наступление Северного фронта — это отвлекающий манёвр.

— Балтийский флот никогда не проводил и даже не планировал подобные операции, — задумчиво произнёс Непенин, — в любом случае, они готовятся длительное время и подлежат согласованию со Ставкой…

— И гарантированно становятся известными противнику, — закончил за адмирала Григорий. — Балтийский флот своей пассивностью так убаюкал немцев, что они не только вытащили все свои линкоры в Северное море, но и оставили сторожить устье Эльбы четыре последних броненосца. Крупнее крейсера у них сейчас на Балтике ничего нет.

— Долго ли германцу провести свои два десятка линкоров обратно Кильским каналом? — возразил Непенин.

— Уже меньше, — усмехнулся Распутин, — «Нассау» в устье Эльбы застрял на мели…

— Откуда известно? — вскинул голову адмирал, — хотя, что я спрашиваю. Значит, говорите, «Нассау», — задумался Непенин и хитро улыбнулся. — Могу не ждать февраля, пораньше проверить…

— А и проверьте, Адриан Иванович, — кивнул Распутин, — самому интересно. Возвращаясь к теме пассивности линейного Балтийского флота, уверяю Вас — сейчас самое время удивить кайзера и его адмиралов. Если Либаву хоть как-то стережёт восемь батальонов и три батареи шестидюймовок, то Виндава и окрестности вообще беззащитны. Мобилизуйте учебные экипажи, сформируйте десантные штурмовые отряды из охотников и, под канонаду морских орудий…

— Эко у вас всё просто, — съязвил Непенин. — А что делать, когда остальной Hochzeeflot под Либаву заявится?

— То же, что делал адмирал Ушаков. Не считать противника, а бить его. Если помереть суждено, так все лучше на мостике от вражеских снарядов, чем на штыках собственных матросов, чем сидеть и ждать, когда по вашу душу придёт хмурый товарищ из ревкома, пальнёт промеж лопаток и пометит крестиком фамилию в своём списке…

Непенин дёрнулся, будто его ударили, смерив Григория гневным взглядом. Отвернулся, швырнул за борт окурок так, будто это каменюка.

— В этом вы правы… Кругом правы… Все распоряжения о подготовке к походу и о формировании десанта отдам немедленно. Завтра намерен быть в Риге — хочу согласовать свои действия с Радко-Дмитриевым[18]. Приглашаю участвовать, инкогнито, разумеется. Всё равно, раз вы твёрдо решили переходить линию фронта по суше, вам этого знакомства не избежать — это его епархия.

— Спасибо, Адриан Иванович, — кивнул Григорий. — В таком случае — просьба. Не найдется ли в рундучке у какого-нибудь флотского каптенармуса одежды, соответствующей моему инкогнито, чтобы я не выглядел среди приличных военных белой партизанской вороной.

— Организуем, — улыбнулся Непенин, расслабившись, — только запомни, салага, каптенармус на флоте называется баталёром, от голландского — виночерпий.

— Так точно! — по-военному рявкнул Распутин.

— Ух ты! — вздёрнул брови адмирал, — силён… Однако уже поздно. Предлагаю не дразнить Морфея. Завтра трудный день.

Историческая справка: Первый в мире арктический ледокол "Ермак" с началом войны 14 ноября 1914 года был мобилизован и зачислен в состав Балтийского флота. Несмотря на потребность в ремонте, ледокол активно эксплуатировался все три военные года, обеспечивая сообщение между Кронштадтом, Гельсингфорсом и Ревелем. События 1917 года «Ермак» встретил в Кронштадте. Спас Балтфлот, обеспечив ледовую проводку из Гельсингфорса.

Весной 1964 личным распоряжением Хрущёва «Ермака» не стало. Заместитель министра морского флота А.С.Колесниченко всерьез заявил, что, дескать, «Ермак» не имеет никаких(!) особых заслуг. Нам достаточно и „Авроры“. Расходы на его утилизацию превысили стоимость переоборудования в музей почти вдвое.