Плащ и галстук

Эпилог

— Каждый звук, каждый вздох, каждое движение, понял? — блондинка нависала над почти двухметровым мной незыблемой скалой, полной угрозы, — Ты должен запомнить всё, совершенно всё. Другого шанса не будет.

— Вы поэтому так быстро приехали к нам, да? — задрав голову, я безмятежно посмотрел в темно-синие глаза майора, — За мной? Потому что…

— Потом, Изотов, — осунулась валькирия, — Всё потом. Иди. Это дело государственной важности.

— У меня дома полно мертвых детей, — отвернулся я, — На кладбище им объясните про государственную важность. Только постучите сначала. В закрытые гробы.

В спину мне тяжело промолчали. Я знал, что Окалина лишь часть системы, причем часть, которая, рискуя вместе со мной, хочет изменить эту систему. Не разрушить, не сломать, не переделать, но дополнить и расширить так, чтобы та начала работать. Но промолчать после всего, что случилось за последние сутки? Это было выше моих сил. Пока где-то там на Коморской умирали паникующие подростки, взрослые дяди и тети, отговариваясь ну очень важными делами, ловили других дядь и теть. И, надо же, поймали! Ура! Все жертвы оправданы!

Зайдя в камеру, я сразу почувствовал неестественное давление на барабанные перепонки. Малоприятно, но абсолютно безвредно для живых. Поле просто позволяет контролировать колебания, а заодно служит сенсорной зоной для того, кто лежит на койке, отделенный от меня толстенным бронестеклом. Само поле могло еще одну вещь, из-за чего любые средства снятия информации оказывались абсолютно бесполезны. Оно могло проецировать нужный пользователю звук прямиком на внутреннее ухо.

— Ты пришёл.

— Да, это я. Впрочем, ты уже знаешь, — попытался проговорить я, но звука не было. Ни для кого, кроме как для лежащей на койке фигуры. Женщина, среднего роста, даже чуть меньше. Старомодная стрижка, ровная поверхность на том месте, где должно быть лицо. Единственная отличительная черта — остренький подбородок. И плащ. Обычный бежевый плащ, тоже давным-давно вышедший из моды. Абсолютно чистый.

Безликая.

Она нас всех обманула. Её не было в общежитие, она действовала снаружи, общаясь с внедренными оперативниками вот таким вот безмолвным методом. Это был настолько ошеломляющий вывих сознания, что я просто стоял и смотрел на лежащее на койке тело, выглядящее чрезвычайно нелепо в этом своем плаще… и не испытывал по отношению к виновнице всего случившегося ни малейших чувств. Их просто не было. Выгорел, перегорел, устал, получил слишком много повреждений в туманном облике… не знаю. Я просто стоял и смотрел.

— Сначала главное. Моя часть сделки, — прозвучало у меня в ушах, — Запоминай.

Два несложных кода из цифр и букв. Потом длинная инструкция, то есть две, куда их вводить. Несложно.

— Первый сообщишь тем, кто тебя привез, — шепот был хоть и женский, но какой-то странный, — Второй — тебе.

— Что? — я испытал вялое удивление.

— Дай мне пару секунд. Я на пределе. Сброшу маскировку, — отрывисто проговорила Безликая.

И… начала облетать. Или линять. Черт его знает, как назвать процесс, в результате которого отслаиваются целые куски облика, лица, плаща, даже чертовых туфель… открывая то, что скрыто под ним. Оно было куда меньшего размера.

Я её знал.

— Лика, — непроизвольно вырвалось у меня. Хрупкая улыбчивая блондинка, неожиданно смелая и решительная для её возраста и вида. Ну, по крайней мере она такой показалась, когда, обтягивая собственный зад платьем, она учила «солдатиков» ходить.

— Да. Мой настоящий вид, настоящее тело. Не подумай лишнего, Виктор, я не пыталась тогда в парке что-то… организовать. Нет. Просто ты убил меня там, возле санатория. Нормальный человек еще может жить после твоего воздействия, но мои мозг и тело связаны на совершенно другом уровне. Сейчас я сдерживаю возросшую разрушительную часть себя за счет умственной дисциплины. Но этот процесс почти подошел к концу. Я в любой момент могу умереть. Уверяю тебя, я сейчас испытываю ни с чем не сравнимые мучения.

— И зачем же ты их испытываешь ради меня? Хочешь завербовать? — почти усмехнулся я, не впечатленный сказанным. Наоборот, почему-то стало еще грустнее. То есть когда-то я буквально уже убил это существо, но оно протянуло достаточно долго, чтобы устроить… это.

Хрупкая бледная девочка, лежащая на койке, лишь слабо улыбнулась, вновь проецируя свои слова прямо мне в уши:

— Я просто хотела жить. Но провалилась в своей последней попытке. Информация о том, что близкий контакт с тобой может вызвать частичную отмену «эффекта кошмара», дошла до меня слишком поздно. И… оказалась бесполезной. Мой организм слишком отличается, сознание определяет бытие. Сейчас у меня в сознании война. Это как ментальный рак. Тем не менее, когда я думала, как провести свои последние часы, то решила, что лучшим выбором будет разговор с тобой. Поэтому я выдвинула условие — если от меня что-то хотят узнать, то это получится сделать только через тебя. Если бы ты не появился, то я бы поняла, что миссия увенчалась как минимум частичным успехом. Но ты здесь, а значит, операция провалена. И я получаю свое маленькое утешение.

— Что мешает мне выйти, позволив тебе умереть без смысла и удовлетворения?

— Твой разум, Симулянт. Он достаточно зрел, чтобы понимать, насколько важным и уникальным источником информации я являюсь, — девушка вновь слабо улыбнулась, но затем её лицо исказилось в гримасе боли, — П… подо… жди. Сей… час. Я еще не…

Я молчал, глядя на Безликую. Её хрупкое тело поддёргивалось от мелких судорог.

— Еще… здесь. Хорошо. Надо поспешить, времени у меня мало. Но один вопрос… можно. Виктор, скажи, ты никогда не задумывался о том, что такое — эти артефакты? Это же просто измененные энергией куски дерева. И они идеально подходят для любого представителя человеческой расы… не только человеческой. Какой, по-твоему, шанс, что за такой аномалией не… стоит чуждый нам разум?

— Нулевой…, — тихо ответил я.

— Именно, Виктор. «Стигма» верит в это с самого начала. Существует множество теорий. Эксперимент. Испытание. Подготовка… Искушение. Вариант «Помощь», как понимаешь, был вычеркнут почти сразу. Зато после первого провала сторонников вариантов «Испытание» и «Искушение» стало больше всего. Было бы у нас больше времени, я бы поинтересовалась, что ты думаешь на эту тему, но здесь и сейчас скажу прямо. Африканская аномальная зона, которую целиком контролировала моя организация. Она была уничтожена. Полностью. Без последствий. Понимаешь?

— Не очень, — мотнул головой я.

— Неосапианты чрезвычайно сильно теряют в фертильности изначально и с каждым поколением все сильнее, — голос Лики дрогнул, — Это еще одно доказательство теории, что без постоянного прилива новых желающих, способности исчезнут с лица Земли. При продемонстрированном уровне оперирования биологией, энергией и материей, сохранение фертильности измененных особей кажется шуткой. Следовательно — кто или что бы это не устроило, оно не планировало изменения всей расы. Этому Чужому был нужен определенный паритет.

— А вы хотите…, — начал я, но вновь содрогнувшаяся в судорогах девушка меня перебила.

— Да, Виктор Изотов, «Стигма» хочет уничтожить это явление. Просто убрать зоны. Однако, правительства стран, получающие непропорциональную выгоду из имеющих способности людей, а также сама природа аномальных зон, ниве… нивели… забыла слово. Времени мало. Совсем. В общем, Виктор, это одна из гонок наших человеческих государств. Они не позволят иссякнуть ресурсу раньше, чем у соседей. А уничтожить зону можно лишь применением такого количества военной техники, которое будет обнаружено задолго до момента нанесения удара. Так уже… было.

— Я… не понимаю, чего ты хочешь, Лика, — признался я.

— Хочу, чтобы ты… задавал вопросы. Себе, другим, миру. Я не… убеждаю тебя. Не вербую. Просто хочу, чтобы ты… задумался. Там в тайнике, в твоем тайнике, там тетрадка. Простая советская тетрадка. В ней нет тайных сведений, нет шифров, нет… ничего такого. Там просто вопросы. Те, которые мог бы задать… каждый… житель планеты… дай себе он труд… задуматься…

Я ждал и, внезапно дождался откровения.

— Я — «чистая», — четко произнесла девушка на койке, — Была такой как… ты понял. Когда-то. Представь себе, что будет, если до… знаний «Стигмы»… доберутся.

И она замолчала, закрыв глаза. Я смотрел, как её зрачки бешено быстро бегают под веками, как из-под тонких пальчиков, сжатых в кулаки, сочится кровь. Сложно было убедить себя, что это опытный, тертый агент и убийца, шпионка и похитительница. И вот, она, наговорив какому-то левому парню кучу чуши, решила дать дуба. И она «чистая». Была ей. Охренеть, не встать. Чем они там занимаются? Чего достигли?! Как?!!

— Вик…тор, — неожиданно с запинками и прерываниями вернулся её голос, — Люди не… должны… выйти… в космос. Пока зоны… стоят. Пока в них… ходят… мертвецы. Лабора-тории. Излуче… ния. Нель-зя.

Будь я в форме, то есть выспавшимся, спокойным, в нормальном настроении, то конечно, стал бы задумываться над словами умирающей. Но это был не тот случай. В ушах еще стоял крик того мохнатого паренька, зажариваемого насмерть «солдаткой».

— Ты Безликая, — мрачно сказал я, — Гребаный агент террористов с послужным списком отсюда и до Луны. Ты умираешь, но внезапно решила потратить последние минуты жизни на рассказы своему убийце о каких-то ваших целях. Вы везде, я знаю. Вы знаете обо мне все и даже больше, вплоть до цвета говна. Поэтому, если ты действительно хочешь, чтобы я куда-то полез за твоей гребаной тетрадкой, ответь — почему я?

— Вс…, — на губах у девушки запузырилась кровь, быстро начав стекать по белоснежным щекам, но для её голоса подобное преградой не стало. Говорила она не ртом, — Всё… дело в…

И замолчала. Сучка. Всё, приехали?

— В чем?! — рявкнул, не производя ни малейшего звука я, — Я — не Предиктор! Я обычный бесполезный мутант, живущий на отшибе! Если вы думаете иначе — вы идиоты!

Секунд десять стояла тишина. Безликая Лика истекала кровью, содрогаясь и смотря в потолок, а я напряженно ждал. Именно этот момент не давал мне покоя, я сразу же понял, что если узнаю ответ на такой эгоистичный вопрос, то тетрадочку приберу. Прочитаю вопросы. Задам их себе, а может быть, и не только. Наверное. Подумаю еще. Что-то мне это все не нравится.

— Ты, — неожиданно четко и звучно сказала Лика, — Твоя. Пятая. Сп…

И взорвалась. По крайней мере, это было похоже на взрыв, хотя потом я понял, что увидел процесс, обратный тому, что происходит с подожженным волосом. Хрупкое тело просто неконтролируемо и сверхъестественно быстро разрослось в разные стороны, разрывая кожу, мышцы, ломая кости. Кровь забрызгала все, включая и стекло, отделявшее её от меня.

А тогда, в санатории, крови не было, ошеломленно подумал я, неуверенно вставая со стула. Она настолько хорошо владела своим телом? Нет ответов. И не будет. Только вопросы.

Но что Безликая сказала в конце, я понял. Понял потому, что всегда чувствовал что-то неладное, подозревал, что не вижу части себя, и что её не видит Нина Валерьевна Молоко. Требовалось только нащупать, найти, понять, определить. Ухватиться за кончик и вытянуть все на свет. Вот он кончик Витя, держи. Тяни, дергай, раскачивай.