Демиург истории

И это было вызвано, не только местечковым эгоцентризмом, ограниченностью, самомнением или искренними заблуждениями неопытного молодого юноши. Он с детства слышал рассказы отца, других родственников, соседей-бондов – плававших по торговым делам или ходивших в боевые походы. Общался с рабами, купцами, путниками, воинами конунгов и ярлов. Все они, в этом отношении, рассуждали схоже. И он, также мог сравнивать. Да – есть земли теплее и плодороднее. Народы искуснее и богаче. И люди там встречаются более знающие. Но справедливее уклада жизни и свободней или храбрей северян – во всем Мидгарде нет.

Вечером, сидя у небольшого костерка и поглощая свой немудренный ужин, состоявший из ячменной лепешки, сыра, жаренной курятины и сушенной рыбы, парень, глядя на пляшущие лепестки огня, погрузился в воспоминания о событиях недавнего прошлого…

Златовласую и синеокую Гильдис, дочь родовитого бонда Эгиля Скаллагримсона, хозяйство которого отличалось изобилием и достатком, Айгис знал с детства. Их хутора находились неподалеку. Он с семьей, часто бывал в гостях у Эгиля. Парень общался с девушкой на праздниках Йоля, Самхайна, Лита, Мабона, Остара... Они гуляли вместе. Подростки, рано почувствовали симпатию к друг другу. А потом пришла и любовь…

Но род Брана Торстейнсона, к которому принадлежал Асгейр, хоть и пользовался всеобщим заслуженным признанием за древность, славные деяния предков и достойное поведение отца – был куда малочисленнее и менее зажиточен чем Эгиля. Поэтому Скаллагримсон и его домочадцы, хоть и уважали Брана и его сыновей, но все понимали – женитьба Гильдис и Асгейра невозможна. Поскольку это будет, полным нарушением правил и обычаев. И вдобавок, умалением чести обеих родов уважаемых бондов. Хотя, в смысле доброй славы и общественного положения – никакого неравенства не было. Однако, важную роль, играла слишком большая разница в достатке обеих хозяйств. И это могло сказаться, даже в том простом отношении, что девушка не имела права жить в семье жениха, материально хуже, чем у родителей. Это было бы позорно как ей самой, так и ее семье. И несмываемым срамом роду жениха.

Кстати, женщины северян, могли на этом основании разводиться со своими мужьями (если те, обеднели по своей вине). Естественно, забрав приданное и совсем маленьких детей. Право развода, они также могли потребовать, если муж их бил, вел себя трусливо и недостойно в бою и на людях, был замечен в воровстве, не помогал родным жены, мешал ей управлять домашним хозяйством, был изгнан приговором тинга (народных сборов), оказался слаб как мужчина или был впоследствии искалечен. Правда муж, мог иметь наложниц дома, или других женщин на стороне либо в походах – это считалось нормой. А вот если жена, была поймана на измене, он ее мог убить на месте, либо с позором обрезав платье, прогнать вон без ничего.

Влюбленные Асгейр и Гильдис, прекрасно понимали силу этих обстоятельств. Поэтому парень, собирался пойти в вик, где надеялся добыть много золота и серебра. И стяжать громкую славу. Которая значила для уважения, авторитета и статуса, не меньше, чем богатство. Укрепляла душу рода и жила в ней. Иного пути, у него не было.

В тоже время, к Гильдис начал свататься Хакон – сын богатого и влиятельного стурмана Асмунда Гуннарсона. Который, к тому же – еще являлся почтенным годи и судьей-лагманом. Отец Гильдис, был бы рад породниться с этой семьей. И по закону, мог бы заставить дочь принять предложение Хакона. Но по обычаям северян, правильный бонд и человек, обязательно спрашивает согласия дочери. И никогда ее не неволит. В тоже время, она не может выйти замуж за недостойного жениха.

Кстати, именно поэтому, на Севере девушки сочетались браком нередко и в двадцатилетнем возрасте, а парни годков в 22-23. Чтобы была возможность прославиться, стать на ноги и дождаться достойного. В других краях, насколько слышал Айсгейр, девушек выдавали замуж фактически насильно в 14-15 лет. Да и никакой возможности на развод или прав в семье – они практически не имели. Не говоря уже о том, что муж мог свободно избивать свою жену…

В общем, восемнадцатилетняя Гильдис, пообещала ждать Асгейра, назначив срок до двух лет и покуда не соглашаться на брак с Хаконом. Ели же парень погибнет раньше, не вернется с чужбины, либо ничего не добьется или прибудет позже – тогда, она считает себя свободной от данной клятвы.

Юноша с грустью вспомнил, последний вечер прощания. Взаимные обещания и прикосновения. Прекрасное лицо возлюбленной, ее светлые волосы и синие глаза, которые светились верой в него. Неожиданно, к ним подошли ее младший братишка Ойвинд и маленькая сестренка Синдри. Мальчик потянулся к его ножу. А вот девочка, серьезно посмотрела на Асгейра и неожиданно тихо произнесла:

– Норны, еще полностью не выпряли нить твоей судьбы. Но ты не погибнешь, но вот вернешься ли домой – это скрыто за мглой вечности…

Правда через минуту, малышка уже весело убежала играть.

– Вельва Силдж сказала, что Синдри имеет дар, – обеспокоено проговорила Гильдис. – Я буду молить Фрею, чтобы она помогла нашей любви…

Парень же, вспомнив сейчас этот случай, подумал почему-то не о туманном предсказании сестренки своей невесты. А о том, что когда-то ему рассказывал отец, в молодости побывавший в Миклагарде и в землях Валланда, и у англов. Асгейр, тогда допустил какую-то оплошность и Бран объясняя ему ошибку, мимоходом заметил, что везде, где он побывал – детей всегда за провинности бранят и бьют. Мальчишка, был несказанно удивлен словами отца и спросил его, отчего там так делают. А тот, ему внушительно ответил:

– Запомни сын, у нас на Севере, подобным образом никогда не поступают. Ребенка можно убеждать словом, внушением, своим примером – но никогда свободный человек, его не ударит и не обругает. Бить – значит сломать душу. Воспитать изворотливого раба, а не достойного норега. Потому, там на юге, почти нет свободных людей. И поэтому у нас – детей не бьют. Но если подросток не понимает и все равно ведет себя недостойно – семья может отказаться от него, навсегда изгнав из рода…

Асгейр подбросил хвороста в костерок и картины недавнего прошлого, опять предстали перед его мысленным взором… Хакону, получившему отказ, вскоре стало известно о его причине. И он был неприятно поражен, что девушка, предпочла долгую разлуку с крайне сомнительным будущим – реальной возможности, стать богатой и уважаемой хозяйкой. Породниться с влиятельной семьей стурмана Асмунда. Естественно, он узнал о пригожем и статном сопернике, и о чувствах между ней и сыном Брана.

Конечно, род Гуннарсонов, несмотря на благосостояние, почет и давние корни, имел знатность скорее по должности, а не по происхождению. И не мог сравниться, к примеру, с семьями конунгов или ярлов. Но у северян, эта разница была не столь велика, чем у других народов в южных странах. А главное – и род Асгейра, хоть и был древний и весьма славный, но ныне – являлся обедневшим, малочисленным и военной знатностью, тоже не мог похвалиться. Даже по занимаемым общественным постам и званиям – Торстейнсоны, давно не могли тягаться с Гуннарсонами. Поэтому Хакон, был обуреваем не только ревностью, но и посчитал себя оскорбленным. Причем получившим щелчок публично, хоть и с соблюдением всех приличий. Понятно, что предъявлять претензии Гильдис или упрекать ее отца, было глупо, смешно и недальновидно. Главным источником позора и препятствием к скорой свадьбе, Хакон посчитал Асгейра – что было с определенным пониманием, воспринято окружающими. Как и дальнейшие, провокационные действия сына Асмунда, которые встретили одобрение у значительного числа соседей. Подобное не считалось подлостью, хотя могло закончиться смертью, увечьем, разорением, закабалением или угасанием рода слабейшего.

Хакон просто прилюдно, но не прямо, а в насмешливой форме усомнился в храбрости и удачливости Асгейра. В его соответствии, высоким качествам Торстейнсонов. И в праве такого человека, претендовать на столь красивую и умную невесту из почтенной семьи.

Обида была не смертельной, но унизительной. Не ответить на нее – означало подтвердить слова соперника. Потерять достоинство и уважение. Полностью утратить право на Гильдис. И признать себя нидингом – трусом. Если бы Хакон прошелся по роду Асгейра, или сравнил его с бабой, либо назвал мужеложцем, приравнял к рабу… – это в глазах окружающих, было бы явно чрезмерно и выглядело бы откровенной ложью. Кроме того, такие оскорбления искупались только смертью. А вот подобная провокация – считалась нормальной проверкой на мужественность, волю и непреклонность. В общем, Асгейр в свою очередь, назвал Хакона лжецом – вернув тому оскорбление.

Оба соперника, были вызваны на тинг (на время которого, всегда воцарялся мир и куда запрещалось приходить пьяным, вооруженным или браниться и затевать ссоры). И там лагманы, при полном одобрении собрания бондов постановили – решить спор и смыть обиду в судебном поединке. Каковой должен был длиться до первой крови или сдачи одного из противников. Проигравший (либо в случае его гибели, род павшего поединщика) отдавал 10 марок серебра, как плату за поношение и признавал свою неправоту.

Хакон был уверен в победе и посрамлении конкурента. Вдобавок, окончательно убирал его как препятствие к свадьбе. Ввергал семью Торстейнсонов, в долговую зависимость. Повышал свой авторитет и престиж среди норегов. Все основания рассчитывать на успех, у него были. Сын Асмунда, был на три года старше, сильнее и массивнее Асгейра. И признавался соседями, уже относительно опытным бойцом. Да и оружие имел, получше своего юного соперника. Но Боги сказали свое слово и удача в тот день, отвернулась от Хакона…

Ночь, все окутала своим черным покрывалом. Сквозь просветы деревьев, листву и хвою – на небе, уже виднелись первые яркие звёзды и явственно проглядывал желтоватый серп луны. Небольшой, но жаркий костер, горящий в глубоком и на удивлении сухом овражке – был совсем не заметен. Лишь лёгкий запах дыма, мог привлечь чужое внимание. Удобно расположившись у самого пламени, сидя на лапнике, Асгейр в одиночестве заканчивал свой ужин.

Вдруг, неподалеку треснула ветка и послышались негромкие шаги нескольких людей. Парень подвинул к себе копье и положил ладонь на рукоятку секиры. Он был не слишком обеспокоен – уроженцы земли фьордов, умели ходить практически бесшумно. И если ему стали слышны, выдававшие их звуки передвижения – значит путники, заранее предупреждали его о своем приходе и не имели дурных намерений.

Вскоре к свету костра, вышло трое юношей, которые по обычаям Севера приветствовали Асгейра. Придерживаясь традиций, он радушно пригласил путников к огню и предложил разделить с ним пищу. Пришедшие, не чинясь, стали располагаться и доставать свои припасы.

Сын Брана, исподволь рассматривал гостей. Все они, оказались молодыми людьми, на вид от 18 до 20 лет. Одеты по-походному и вооружены не слишком богато. Сразу было заметно, что это не сыновья воинской знати, а дети бондов. Также решившие, попытать счастья за морем. Рассчитывая, поступить в какой-нибудь хирд, уходящий в вик. Они не имели мечей, кольчуг, или другой брони. Лишь копья, луки, дротики, топоры, чеканы… Одежда их, тоже не отличалась богатством, хоть и выглядела весьма добротной. После обязательных фраз учтивости и ритуала знакомства, разговор свернул в непринужденное русло. Парни, имели много схожего между собой и быстро нашли общий язык.