Обороты

Глава 1. Пестрые юбки и гниющие короли

Грохот ударов железа о камень оглушал. На какое-то мгновение принцу показалось, что за этим шумом он не слышит даже своих мыслей. Празднование последнего отрезка Долгого Дня всегда было шумным, но в этот оборот выдалось еще и особенно раздражающим.

Досадливо поморщившись, Ошер медленно качнул головой.

Против воли ладони сильнее сжали перила. С высоты балкона принц мог видеть почти всю площадь, но радовало это мало. Обычно пустынная и тихая, сегодня она превратилась в бурлящую мешанину красок. Черные наряды аристократов, бордовые – торговцев и ремесленников, серые – простых рабочих и селян, они смешивались в одно размытое пятно.

Точно пестрое, трехцветное море, толпа волновалась, шумела, отделенная от центра площади стражей. Как и всегда во время празднования окончания Долгого Дня двадцатка стражников кольцом окружала участок в центре площади. Участок, отведенный для боев.

Глубоко вдохнув, принц в который раз скривился. Грохот нарастал, стражники снова и снова били железными палицами о камень мостовой. За этим шумом было почти не слышно звона ударов стали о сталь.

Там, в центре площади, окруженные стражниками и, жадно следящей за каждым движением, толпой плясали двое. Случайно выбранный заключенный и Его Величество.

«Варварский обычай...» – в который раз брезгливо подумал Ошер, кутаясь в плащ.

Ему не нужно было смотреть вниз, чтобы знать, кто выиграет. Как выиграл в прошлое празднование и во все другие.

Дурацкий обычай.

Каждый оборот мира под солнцем оканчивался праздником завершения Долгого Дня, на котором Владыка должен был выходить в круг. Откуда появился обычай сражения короля и какого-то смертника на окончании дня, когда солнце снова скрывалось за верхним миром, принц не знал, да и знать не хотел.

Порыв прохладного ветра вынудил принца на балконе зябко поежиться. Холодало. Приближался вечер, что, казалось, заметил только он. Толпе, взбудораженно гудевшей внизу, не было дела ни до холода, ни до вечера. Их внимание сосредоточилось на центре площади.

Сражающиеся в круге обменивались все более быстрыми ударами. Для них не существовало окружающего мира. Только противник и его клинок. Только желание выжить и стремление победить как можно быстрее.

Грохот палиц становился все более оглушительным. Шум толпы все тише. Схватка все быстрее.

Чуть нахмурившись, Ошер подался вперед, перегнувшись через перила. Сражение затягивалось.

По традиции Владыка должен был победить или умереть сам. Однако с момента последней смуты в мире никто еще не проливал крови правителя. К досаде Ошера, сегодняшний воришка, приговоренный к смерти и удостоенный великой чести погибнуть от руки самого Владыки, оказался на удивление ловким.

Раздраженно закусив губу, принц напряженно сжал перила, не обращая внимания на холод железа. Владыка должен победить! С малых лет Ошер знал, что во всех мирах: и верхних, и нижних – нет никого сильнее его отца. Это было святой и непреложной истиной, но…

Дружный прерывистый вздох, вырвавшийся разом из сотен глоток, на миг взметнулся над грохотом палиц. Один из сражающихся упал, потеряв равновесие. И пусть он мгновенно перекатился и вскочил на ноги, радости в шуме толпы существенно поубавилось.

На какое-то мгновение забыв, как дышать, Ошер застыл. Даже со своего места он видел, как отец замер, как медленно провернул в руке клинок. Кажется, он не был ранен, но упасть…

В какое мгновение противники снова сорвались с мест, он не заметил. И если раньше принц едва мог отследить движения клинков, то сейчас едва мог понять: где Его Величество, а где приговоренный.

Схватка превратилась в настоящий вихрь.

Стиснув зубы, Ошер не выдержал и зажмурился. Если отец проиграет, на следующий оборот в круг придется выйти ему…

От этой мысли стало еще холоднее, колени предательски подогнулись, к горлу подступил липкий комок страха. Он умел держать меч, но проливать кровь…

«Нет, он должен выжить!» – почти с отчаянием, подумал принц, но открыть глаза так и не рискнул. Не видеть легче, лучше слушать грохот палиц.

Удар. Удар. Удар. Удар, удар, удар… Тишина.

Резко обрушившаяся и полная тишина.

Задержав дыхание, Ошер до боли зажмурился. Для него время растянулось в обороты, на деле же не прошло и мгновения. Тишину вспорола резкая трель поющей струны и рев толпы. Радостный рев, вынудивший его дернуться.

Раскрыв глаза, принц облегченно выдохнул, чувствуя, как задрожали колени. Король быстрым шагом покидал круг, оставив за собой поверженного противника.

Мгновенное облегчение Ошера, проводившего взглядом отца, сменило раздражение, едва взгляд зацепил пестрый наряд одного из празднующих. Кшерх. Кто бы сомневался, что внезапная и дикая нота – дело рук именно этого полоумного народца.

Раздражение, сопровождавшее его всю последнюю неделю, вновь накатило удушающе-жаркой волной.

После двенадцати оборотов отсутствия кшерхи снова объявились в мире, что не радовало никого. Впрочем, Его Величество отчего-то не стал изгонять бродячих наглецов.

Резко качнув головой, принц брезгливо поджал губы, рассматривая толпу. Даже среди этой мешанины пестрые наряды кшерхов выделялись, точно горящие угольки на фоне пепла. Их было немного, но принцу казалось, что они везде.

Где-то бродяги плясали, где-то играли на своих диких инструментах и, что по-настоящему поражало принца, на них с удовольствием смотрели, их слушали! Он не мог с точностью определить, были ли среди кшерхов на площади женщины, но знал, что наверняка были. Эти безумцы ставили их на одну планку с мужчинами!

Губ юноши вновь коснулась все та же брезгливая усмешка.

– Женщина – равная… Что за дикий народец, – негромко пробормотал он.

Уверенный, что нарушить покой наследника престола не рискнет никто, Ошер полностью отдался созерцанию толпы и не заметил, что уже давно не один на балконе.

– Ошибаетесь, принц. Кшерхи мало похожи на нас, а их женщины мало похожи на здешних.

Мягкий и сладкий, точно мед диких пчел, голос вынудил принца резко развернуться. Слишком резко. Край плаща попал под сапог и спутал ноги. Мысленно выругавшись, Ошер резко дернул злосчастную ткань, кожей чувствуя вежливый взгляд черных глаз Первого жнеца. Не сразу, но плащ удалось отбросить в сторону и выпрямиться. Этого ворона он желал видеть в последнюю очередь.

Словно и не заметив смятения молодого принца, мужчина неспешно шагнул вперед, сопровождаемый только тихим шелестом длинных темных одежд. Шаг жнеца был совершенно бесшумным.

С трудом подавив желание отшатнуться, когда он приблизился, Ошер только вскинул голову.

– Такие сказки мог бы рассказывать какой-то дурачок, а не Первый жнец. Спешу откланяться. Дела. – чуть более резко, чем следовало, бросил он и, не дожидаясь ответа, спешно вышел в коридор.

Хотелось поскорее скрыться от этого пронзительного темного взгляда. Жнецы всегда пугали принца, хотя он никогда и никому бы в этом не признался. Пусть он и стоял куда выше этих падальщиков, но было в них что-то, что заставляло кровь стынуть в жилах от одного вида этих мрачных фигур.

Не опуская головы, едва сдерживаясь, чтобы не пуститься бегом, Ошер неспешным шагом направился прочь. Не пристало принцу показывать слабость.

«Я сын великого короля Аскара Терезаа, у меня нет слабостей!» – чеканя шаг, мысленно проговорил он. Это помогло немного успокоиться и приободриться. Пройдя ярко освещенный, благодаря высоким окнам, отрезок коридора и завернув направо, парень не сдержал самодовольной улыбки.

Он показал проклятому жнецу, что не боится его!

Едва парень скрылся в коридоре на тонких губах жнеца появилась легкая снисходительная улыбка.

– Трусливый. Избалованный. Идеальный принц, – нараспев протянул он и, переплетя пальцы рук, приблизился к перилам балкона, где только что стоял мальчишка.

Внизу снова шумела толпа. Народ развлекался. И если несколькими мгновениями раньше воздух взрывал шум ударов железных палиц, сейчас его переполняли звуки музыки, смеха и пения.

Медленно проведя кончиками пальцев по ободку одного из перстней, что унизывали длинные белые пальцы, жнец окинул площадь задумчивым взглядом. Празднование Долгого Дня всегда было шумным, но в годы, когда в городе появлялись кшерхи, этот шум превосходил все мыслимые и немыслимые границы.

За свою жизнь Матаан трижды видел такое. В первый раз, будучи еще зеленым юнцом, он удивлялся: отчего король не пресечет это безобразие? Кшерхи вели себя слишком вольно, смотрели на всех с королевской небрежностью, точно весь мир был у их ног. Словно все нормы и правила – ерунда.

Когда кшерхи объявились во второй раз, он хотел заговорить об этой проблеме с королем, но не смог даже добраться до него. Когда же кшерхи пришли в третий раз, двенадцать оборотов тому, он был Верховным, уже имел достаточно влияния и возможностей, чтобы увидеть то, чего раньше видеть не мог.

Матаан хорошо помнил ночь, наступившую после Долгого Дня двенадцать оборотов назад, ведь именно тогда женщина короля родила принца. Но запомнилась эта ночь вовсе не рождением наследника, а тем, что в момент, когда на свет появился кронпринц, короля в городе не было. Лишь немногим позже шпионы доложили, что видели Его Величество в лагере кшерхов.

Улыбка чуть сильнее растянула губы жнеца. Скупая, горькая улыбка.

Тогда он самонадеянно решил, что сможет поставить это в укор правителю, коснулся темы кшерхов на совете. Каковы же были его удивление и растерянность, когда король, до того рассеянно изучавший что-то в стороне, вдруг медленно повернулся к нему и ответил.

«Кшерхи не ваша проблема. Ваше дело – выполнять приказы и бить поклоны Зажигающему.»

По лицу жнеца проскользнула едва заметная тень, ладони сжались от чувства глухой досады. Он думал, что загнал короля в угол, а вместо этого выставил себя же идиотом.

Мрачно хмыкнув, Матаан остановил взгляд на крошечной, с высоты балкона, фигурке, что плясала в кругу зрителей. Пестрая юбка кружилась в такт быстрым движениям, сопровождаемым громкими хлопками ладоней завороженной публики. При упоминании кшерхов плевались и кривились, но стоило им вернуться на улицы города и у каждого находилась свободное мгновение, чтобы полюбоваться на пляски кочевников.

Вновь медленно качнув головой, Матаан поднял взгляд к другому концу круглой площади, к высокой арке – одному из трех проходов. Ее верхняя часть раскинулась на той же высоте, что и балкон. Изгибаясь ровной дугой, она раскидывала каменные крылья вправо и влево, понижаясь к линии простых зданий, занимаемых стражей замка. Справа и слева, между ровными линиями домов, были еще две арки, но они жнеца сейчас не интересовали.

Шум множества голосов, смех и пение смешивались в один монотонный гул, отстранить который не составило особого труда.

Взгляд жнеца скользнул дальше, над главной аркой, чтобы остановиться на втором по высоте здании города. Обители – его собственной маленькой державе. Отсюда Обитель казалась особенно странной. Высокое основание тянулось вверх на много сотен шагов, точно ствол дерева, расширяющийся к вершине. Там, на высоком стволе основания, расположился храм, доступ к которому имел только Первый жнец и несколько приближенных к нему.