Прийти, чтобы остаться

Спасательница приуныла окончательно — как эдакую глыбу в ванную затащить, она не имела ни малейшего понятия. Может, его прямо тут, в холле, вымыть? Ммм-м-м, а потом ещё придется за ним мыть. Ох…

Она снова потянула носом, пахло всё тем же — подзаборным бомжем. Стараясь не нюхать, Лери внимательно оглядела находку: размеры дяди впечатляли, в один его сапог она влезет обеими ногами. До бедер. Роль плаща исполнял танковый чехол, при этом под ним угадывалось энное количество рваного тряпья, судя по буграм на груди. Черные спутанные волосы были сальными и напоминали сосульки, а вот лицо по-детски гладкое, даже намека на щетину не наблюдалось. Брови редкие, нахмуренные, слева под волосами, надо лбом, виднелся полукруглый шрам со следами стежек — кто-то когда-то весьма топорно заштопал ему рану на голове. Или скальп пришил. Черт его знает, что у него за бурное прошлое было…

Так, ладно, надо его раздеть и проверить ребра — не сломаны ли? Полюбовавшись на длинный прямой нос, возвышающийся на лике, как Скала Славы из известного мультика, Лери принялась за работу — сначала долго, чуть не ломая ногти, развязывала-растягивала узлы из простыни, которые за время транспортировки затянулись намертво. Потом настала очередь одежды, под плащом, как она и догадывалась, было намотано множество драных старых тряпочек, которые она вскоре заморочилась распутывать и вытягивать из-под недвижной туши. Сапоги снимались долго, так же долго разматывались бесконечно длинные портянки. Штаны и рубаху Лери не рискнула трогать, тактично уважая личное пространство бродяги. Ребра тем не менее были прощупаны — через одежду. К облегчению Лери, они оказались целыми. Ну хоть это хорошо.

Однако столь длительный сон спящего красавца начал настораживать, слишком долго парень находится без сознания. Лери несколько раз ловила себя на том, что прислушивается к его дыханию, начиная опасаться — а не в коме ли он? И как назло, уехал её муж, дипломированный врач-спасатель. Как раз тогда, когда он жизненно необходим. На всякий случай Лери осмотрела-ощупала голову, ран и шишек не обнаружила, что её немного успокоило.

К счастью, мир не опустел для отдаленных загородных ферм, к дому-манежу номер четыре вскоре подъехал полицейский патруль, проверяющий разрушения, нанесенные ураганом. Увидев раскуроченную конюшню, полицейские тут же вызвали пожарных и дорожных рабочих, которые принялись за ликвидацию беспорядка: распилили и вывезли тополь, проверили и починили электропроводку и всё прочее разное по надобности. Самих полицейских Лери зазвала в дом, чтобы те разобрались с пришельцем. Однако, услышав их предложение забрать бродягу в Центр социальной адаптации для лиц без определенного места жительства и занятий, резко передумала, сочинила на ходу, что это гость её мужа, которого на вокзале ограбили, и вытолкала стражей порядка. Знает она, как там с такими бездомными обращаются! Накачают транками, залечат наскоро мифические раны, швырнут на койку в углу и забудут до депортации из страны, если он иностранец… А документов у него она не нашла, это точно, лично же раздевала!

Ладно, с одним полисмены ей помогли — уложили парня на кровать в гостевой комнате. Кстати, раздетый, он не шибко вонял, так, ноги чуть попахивали да и всё. Так что кучу тряпья Лери без сожаления сожгла на улице в железной бочке, оставив безразмерный плащ и сапоги.

Проснулся сын и запросил кушать. Накормила, показала дядю, объяснила, почему она с ним сидит. Дитёнок проникся, посидел вместе с мамой, кротко играя в тихие спокойные игры — рисование, лепка, покатал по столу машинку. Разыгрался, перетек на пол, там места побольше.

Нанятые полицией рабочие тем временем покончили с делами по хозяйству, убрали мусор и, содрав с хозяйки нехилый куш, укатили восвояси. Подсчитав бюджет, Лери расстроилась — ремонт конюшни придется отложить. Одно хорошо — разгар весны, впереди ожидаются теплые деньки, лошади всё больше времени проводят на свежем воздухе и не особенно сильно нуждаются в крыше над головой.

Утро переползло в полдень, Лери, следя в три глаза за трехлетним шустриком и одновременно сторожа сон бессознательного гостя, вскоре почувствовала, как её раздвоенный мозг начал буксовать от чрезмерной нагрузки, внимание стало рассеиваться, обещая понятно какие анонсы. И всё же этот день подарил ей некую передышку в лице обеспокоенной свекрови. Приехала та к часу дня. Припарковав свой Фольксваген и обозрев следы рабочей деятельности в виде свежей щепы и кусков коры, гор опилок, ветвей и отпечатков протекторов тяжелых машин, матушка дернула веком и вошла в дом, прямо с порога начав песочить невестку вдоль и поперек. Лери кротко слушала претензии дражайшей свекрови, послушно кивала на её междометия и покладисто согласилась с грозным вердиктом — забрать Люпина на все выходные!

— Безобразие! Звоню-звоню, никто не подходит к телефону! И учти, Валерия, ребёнка я не верну тебе до понедельника. Ясно?

— Да, Мэри Энн, — робко кивнула Лери.

— Кстати, а когда Михаэль приезжает? — желчно осведомилась матушка.

— Во вторник, — осторожно сообщила Лери и затаила дыхание, буквально видя, как Мэри Энн лихорадочно распихивает расписание массажных кабинетов и СПА-салонов на добавочные два дня.

Люпин Рихард Гренкович, непоседливый сын и обожаемый внук, был вечным камнем преткновения у этих двух женщин, каждая из которых обладала правами на ребёнка. Но у матери, как ни крути и ни интригуй, прав было всё же побольше, и бабушка каждый раз открывала рукопашный бой за мизерное право забрать мальчишку хотя бы на пару дней, а также на праздники-выходные и карантины в садике. А если удавалось, и Михаэль отлучался в редкие командировки, то бабуля старалась оттяпать внука на все дни его отсутствия. Нельзя сказать, что Лери так уж сильно сопротивлялась, временами она была не прочь отдохнуть от шебутного пацана, а сегодня тем более оказалась просто счастлива — одной заботой меньше!

Собрав вещи и игрушки сына, Лери передала его в надежные руки бабушки, проводила взглядом выруливающего со двора синего таракана, как она за глаза называла «Жука», и ушла в дом. Надо было заняться найденышем вплотную. По чести говоря, Лери и сама себе не смогла бы объяснить — а с чего она так переживает-беспокоится за этого мужика? Он абсолютно незнакомый и ей никем не приходится. Совершенно чужой, стопроцентно посторонний человек. Так почему ж она не сдала его в центр социальной адаптации, когда полиция предложила ей это? Что её остановило? Какой бес заставил её сказать, что когда он очнется, то они вместе подадут заявление на восстановление утраченных документов?

Напряженно размышляя об этом, Лери вошла в комнату и подошла к кровати, в очередной раз поражаясь его гигантским размерам. Вот верзила! Метра два, наверное…

Наклонившись, она дотронулась до его высокого лба — тот был горячим. М-да… вот не было печали. Сходив за тазиком с водой и полотенцем, Лери начала с лица, потом, вздохнув, расстегнула ворот серой рубахи и обнажила грудь, озабоченно думая о том, что врача всё-таки придется вызвать.

Грудь мерно поднималась и опускалась, но… что-то в ней было не так. Спустя о-о-очень долгую минуту Лери осознала, что тупо пялится на то, чего у живого человека быть не должно — на три бледные линии, так называемый секционный разрез, при котором специальными инструментами вскрывается живот… вот эта продольная линия, затем от ключиц раскрывается грудь с прилегающими ребрами, после чего патологоанатом раскрывает грудную клетку. Две линии, сходящиеся нижними концами с брюшной… Чувствуя подступающий ужас, Лери перевела взгляд на шею, где виднелся ещё один, не менее жуткий шрам. Он выглядел так, словно парню в самом буквальном смысле пришили голову, его линия плавно убегала вдоль всей окружности шеи. Трясущимися руками Лери, поражаясь собственной безрассудности, обнажила парня полностью и выяснила, что у него, помимо прочего, пришиты правая рука выше локтя и левая нога ниже колена, также был круговой шрам в области сердца слева у подмышки. Гениталии были его личные, не отрезанные и не пришитые, тьфу-тьфу-тьфу…

Пока проводились исследования, нервы утряслись и пришли в норму, и Лери могла мыслить более рационально, без дрожи в руках. К ней даже вернулась сбежавшая с перепугу язвительность.

— Из какого морга ты явился, экспонат ты патологоанатомический? — вдумчиво вопросила она спящего принца, явившегося словно со страниц сборника ужасов. Но парень всё ещё находился без сознания и ей не ответил. Тоскливо вздохнув, Лери накрыла его тонким одеялом, подобрала штаны и рубаху и отнесла в стирку. Одно ей стало совершенно ясно — никакого врача она к такому пациенту вызывать не будет, потому что до больницы он не доедет, его с куда большей вероятностью переправят в научно-исследовательскую лабораторию в цепкие ручки чокнутых ученых. А такой судьбы она никому на свете не пожелает.

Монстр спал. И видел сны, среди которых преобладал самый последний, когда его руки помнили тяжесть уснувшего навеки отца-создателя. Ещё он помнил снег — тот густо-густо валил с неба, моментально и навсегда запорашивая его следы, отрезая от безмолвных льдов, ставших могилой Виктору Франкенштейну. Но не для него. Его отец-создатель подарил не только жизнь, но и долголетие, так называемое условное бессмертие. То есть он, дитя Франкенштейна, конечно, способен умереть, вот только условия для этого довольно сложно выполнимы. Почти невозможны… А ведь он ждал смерти, даже приглашал её, вмерзая в лед рядом с телом своего создателя. Но вместо смерти пришел голод, который и выгнал его изо льдов, заставил поймать кролика, съесть и выжить. Таким образом начались его вечные скитания по миру сквозь время и пространства. Горькие и одинокие годы.

От того снежного плена во льдах Адриатики до падения на его голову старого тополя, погибшего прошлой ночью, прошло около ста семидесяти лет. Монстр спал и не ведал, что в его истории начался новый этап, а самое главное — закончилось его одиночество.

Время давно перевалило за вечер, а найденыш всё ещё спал. Спал крепко и спокойно, и Лери постепенно сама успокоилась — перестала вздрагивать от каждого шороха и метаться по комнате, боясь отойти от подопечного.

Происхождение его шрамов, конечно, было пока неясно, но парень был живым, теплым и дышал, на зомбака никак не походил, и все вопросы Лери оставила на потом. Убедившись в его глубоком сне, она рискнула отойти и заняться стиркой детских вещей. А уж рутина сама собой её затянула — Лери перестирала всё, что было грязным, потом вымыла полы, протерла все окна внутри и снаружи, убирая следы ночной грозы. Немножко прибрала во дворе и около конюшни. Накормила лошадей. Проголодалась сама. Вернувшись домой, занялась готовкой позднего обеда.

Приготовив нехитрую трапезу, Лери подкрепилась, лениво размышляя о том, как найти нормальных работников, которые по-божески отремонтируют ей конюшню и не сдерут при этом втридорога. Ибо финансы были жиденькими, почти все сбережения Михаэль потратил на детективов и сыщиков, никак не теряя надежды всё-таки найти своих брата и сына. Его ребёнку уже должно быть… Лери подняла глаза к потолку, вспоминая: семь? Да, Гарри уже семь, он на четыре года старше Люпина.