Прийти, чтобы остаться

А тайна со временем стала тяготить Дога. Ему стало казаться, что он нечестен с семьей, раз скрывает от них свое происхождение и тело, испещренное шрамами. И Лери из-за него приходится лгать мужу и всем окружающим, ведь она-то знала его секрет. Начал Дог даже подумывать о том, чтобы совсем уйти. И от этих мыслей ему аж плохо становилось — куда уйти? Зачем? И, главное, от кого??? Господи ты боже мой… Стоял он в такие моменты подле окна, глазел в ночь и за сердце держался, протестуя против себя же. Слился он с семьей воедино, не хотелось уходить отсюда, нипочем не хотелось… Где он ещё найдет такое счастье?.. Но ложь… О, эта треклятая ложь, что ж ты заставляешь меня делать? Лгать! Врать этим добрым людям, врать им, скрывая свое чертово происхождение. Он же чудовище. Монстр. Дитя Франкенштейна! Разве он имеет право жить в этом мире по-человечески, если сам он — не человек?!

И взгляд Дога всё чаще и чаще обращался к горизонту, к западным нехоженым дорогам. Может, так будет лучше? Он уйдет и перестанет терзаться ложью, а семья… Ну, он их будет просто вспоминать с благодарностью и верой в то, что на свете есть и ещё такие же замечательные люди. Ведь ему повезло встретить Лери, так почему не найти ещё таких же? Но вместе с тем Дог понимал, что будет очень сильно страдать, ведь он на самом деле никогда не рискнет открыть свой страшный секрет кому-либо ещё.

Глухо где-то вдали яростно залаял Холмс. Взлаял коротко и тут же умолк, как… Дог настороженно повернул голову к двери — ему не послышалось? Но Холмса словно оборвали, заткнули… А такого пса, как Холмс, можно заставить замолчать только полновесным ударом по голове палкой.

Бесшумно встав с подоконника, Дог пересек комнату и вышел в коридор, напряженно прислушиваясь к звенящей тишине. Тихо было в доме, как и положено ночью — все спали и смотрели десятые сны. Но Дог не верил тишине, стоя у лестницы, он, наклонив голову, продолжал вслушиваться. Вскоре терпение Найденыша было вознаграждено — в темноте холла промелькнула тень. Не зря лаял верный Холмс…

Неизвестный скрылся на кухне, Дог воспользовался этим, чтобы быстро и беззвучно спуститься по лестнице и пробраться поближе к злоумышленнику. Ведь хорошие люди не крадутся в дом темной ночью и на них не лают добрые собаки, и уж тем более их не затыкают ударами палки по шее…

Пришелец возится у плиты, нестерпимо ярко, тем красным зловещим светом, мигают во тьме нолики ненастроенного таймера, которые будут отсчитывать время в обратном порядке. Всё это мимолетно продумал Дог, без раздумий подходя к террористу и хватая его за плечо. Человек в спортивном черном костюме и черной же лыжной шапочке с прорезями для глаз резко развернулся, никак не ожидая кого-то за спиной, с перепугу, видимо, он запаниковал, и воспользовался пистолетом.

Выстрел прозвучал оглушительно для хозяев дома. И беззвучно для Дога. Взорвался свет, слепяще, ярко…

Михаэль ворвался на кухню, автоматически зажигая повсюду свет, и замер на пороге, увидев два распростертых тела. Дог лежал на бандите, придавив его собой, как дерево — его самого давеча. Прежде всего Михаэль осмотрел Дога и не понял — жив он или нет, что было странно для него, профессионального медика-спасателя. Крови не было, а свежая царапина на щеке лишь слегка набухла, как слабая ссадина…

А тут и Лери чего-то чудить начала, стала упрашивать Михаэля оттащить Дога прочь, в комнату, прежде чем полиция заявится. Михаэль её капризов не понял, но покорно сделал то, что она просила — отволок неподъемную двухметровую тушу вверх по лестнице в коридор второго этажа и в спальню. Снова попытался определить — жив конюх? — и опять не понял. Потряс головой и заторопился вниз. Некогда было разбираться. Что-то темнит женушка…

Приехавшие блюстители порядка констатировали незаконное вторжение с попыткой террористического акта, которая заключалась в установке бомбы с таймером к газовой плите. Расчеты убийцы были более чем явные, бомбочка была очень мощная, могла взорвать полдома, мотивы тоже стали известны, когда парня опознали как некую личность, известную в полицейских кругах, пироманьяка, взорвавшего уже не один дом в Вене, Инсбруке и Зальцбурге и имевшего на руках уже шестнадцать трупов. На Гренковичей смотрели, как на тех ещё везунчиков: мало того, что сами уцелели, так и преступника ухитрились задержать, капитально оглушив до потери сознания. Кстати, а как вы его задержали, чем придавили? И куда он стрелял? Где пуля?

— Вот пуля, — доложила Лери, показывая на дверной косяк с дыркой. — Точно говорю, он промахнулся, она мимо моего уха просвистела.

Михаэль задумался — а когда жена успела найти место попадания пули? И зачем она врет? Но смолчал, помня, что Лери — это Лери, просто так она ничего не делает. И только после отъезда стражей порядка пригвоздил женушку к полу подозрительным взглядом, присовокупив к нему вопрос:

— И что всё это значит? Зачем… — тычок пальцем в потолок, — ты заставила меня спрятать тело бедного Дога? Что это за пляски с бубном, Лери?

— Прости… — Лери тоскливо съежилась. — Не хотела, чтобы посторонние увидели Дога.

— Почему? — Михаэль наклонил голову к плечу. — Полицейским не впервой видеть раненых мужчин… о боже… — запнувшись, Михаэль уставился на простреленный косяк двери. — Пуля! Дог жив!

Сказав это, он развернулся и опрометью бросился в холл и к лестнице. Лери вздрогнула, представив, что именно он увидит через минуту, подпрыгнула и рванула следом.

Матерился Михаэль долго и красочно, такими живописными оборотами, что Лери несколько раз чуть не попросила повторить, жалея, что не записывает. Отведя душу и вернув сердце и разум на место, Михаэль принялся дотошно выспрашивать у жены всё, что она знает о Доге. И кротко выслушивал в течение получаса эпопею о Викторе Франкенштейне, его зловещем открытии, создании Монстра, от которого сам же малодушно отрекся, и прочие ужасы, в буквальном смысле сошедшие со страниц жуткого романа Мэри Шелли. За время рассказа в дом вернулся Холмс и потребовал внимания к себе — на его голове наросла здоровенная шишка, из-за чего левое ухо повисло и морда была жалко перекошена. Хлопоча вокруг пострадавшей собаки, Лери припомнила всех родственников террориста вплоть до его прапрапра-и-ещё-сотню-сколько-то-прабабушек. Остаток ночи супруги Гренкович провели у постели Найденыша, кротко дожидаясь его пробуждения.

Пробуждение Дога было весьма впечатляющим. Сначала к нему вернулось воспоминание о ночном визитере и взрыве света. Полежав и подумав, он понял, что пуля, наверное, попала ему в лицо, отчего он потерял сознание. Это всё, что он помнил и понимал. Не решаясь открыть глаза, Дог прислушался — вокруг было тихо, сам он, по-видимому, лежал в кровати, кто-то уже поднял его, раздел, осмотрел и промыл рану.

«Пусть это будет Лери», — робко подумал Дог. Вздохнул и открыл глаза. И замер неуверенно, увидев над собой два внимательных лица — Михаэля и Лери. Михаэль приветливо кивнул на его вопросительно-опасливый взгляд.

— Всё в порядке, Дог. Пуля прошла по касательной, прочертила борозду по скуле, шрама не будет, как и остальных… — посмотрел на жену и договорил уже ей: — Никогда не занимался подпольной пластической хирургией. Но когда-то надо начинать?