Дорога к «Черным идолам»

Здесь, преграждая выход к нетронутому золотоносному пласту, лежал округлый, словно колпак дота, валун.

Никодим Авраамович постучал кайлой по камню.

— Эге, «бухтит»!

Действительно, звук от валуна шел не звонкий, как это бывает, когда камень цел, а глухой, съеденный. Валун уже дал трещины. Через три часа, орудуя обломком бура и кувалдой, старатели развалили валун на части.

Никодим Авраамович с профессорской задумчивостью осмотрел обнажившийся «лоб» забоя.

— Вишь ты, надо верхом идти, там — целик.

Сняли старые огнива, стали выбирать грунт сверху, чтобы пойти над скальным основанием. Бригадир бросил в ендовку — железный ящичек — с пол-лопаты глинистой, тяжелой породы. Посветил фонариком:

— Смотри-ка, густо «значков»! Богатейшая была шахта!

В ендовке поблескивали тусклые словно кусочки меди, золотинки. Бригадир высыпал ендовку в деревянный лоток. Взглянул на Веню:

— Пойдем промоем золотишко.

В штреке, в широкой выбоине, скопилось озерцо мутноватой воды. Бригадир погрузил лоток в лужу, стал покачивать его из стороны в сторону. Вода смывала песок, а тяжелые золотинки постепенно уходили вглубь, на дно лотка.

Наконец в лотке осталась лишь медно-серая тяжелая груда. Никодим Авраамович, выполняя извечный старательский ритуал, достал из кармана железный совочек, пробирку с ртутью. Высыпал в совочек остатки с лотка, туда же вылил ртуть.

Серебряные шарики тотчас жадно набросились на золото, впитали его, образуя один блестящий ком. Бригадир подержал совочек над свечой — ртуть ежилась, испарялась на глазах.

Никодим Авраамович сдул с горячего совочка шлихи — разную примесь, и на совке осталась щепотка чистого золота.

— Неплохо, неплохо, — буркнул старик.

Лисков с трудом удержался от крика восторга. «Неплохо!» Да это просто редчайший песок! Ай да Кодя-фарт!

В голове у Вени словно бы кто-то со щелканьем завертел рукоятку арифмометра. Запрыгали цифры. В лотке — одна ендовка, пятьдесят ендовок — кубометр. Ежели за ночь промыть два-три кубометра россыпи…

— Ну, что ты остолбенел: золота не видел? — сурово спросил Никодим Авраамович. — Давай за работу, крепление подводить.

Через два часа подвели новое крепление, чтобы не завалилась порода во время взрыва.

Лисков молча наблюдал за уверенными и точными движениями Колобкова. Тот достал из сумки завернутые в вощеную бумагу цилиндрики детонита. Длинным, похожим на шило, медным стержнем выдавил отверстия, вставил капсюли. Шпуры, пробитые в забое, темнели, как гнезда стрижей на речном берегу. Колобков заложил детонит в шпуры и забил отверстия пыжами.

Бикфордовы шнуры свисали червячками. Колобков все с той же угрюмой сосредоточенностью профессионального взрывника отрезал от мотка бикфордова шнура затравку, чиркнул спичкой. Затравка зашипела, легкий дымок пополз по ней. Колобков поднес затравку к первому шнуру.

— Уходить! — скомандовал бригадир.

Веня первым юркнул в нору, отполз на безопасное расстояние, притаился за выступом. Колобков взглянул на часы.

— Считать взрывы, — сказал Никодим Авраамович.

Четыре раза треснуло сухо и резко, моргнули лампы, горячий воздух ударил в уши, и тотчас кисло и едко запахло порохом.

Они подождали, пока шахта не впитает дымный и пыльный воздух, и вернулись в забой. Он был завален породой.

— Откатывайте, ребята.

Лисков взялся за ковшовую лопату. Уже спустя несколько минут руки онемели от непривычной работы, тело стало чужим и липким.

— Не так бросай! — коротко сказал бригадир. — Не «с пуза», а с колена.

Он показал, как держат лопату. Веня, повернувшись боком, тоже выставил вперед ногу, как фехтовальщик. Лопата будто легче стала. Ухарски крякнув, бросил породу на тачку.

Но следующий бросок не получился. Лопата неожиданно повернулась в ладонях, и влажная порода скользнула с ковша. Лисков, зло взглянув на бригадира, еще раз зачерпнул широким ковшом свинцовотяжелую землю, и снова лопата вывернулась из рук.

Маленький Афоня и Колобков рассмеялись. Однако бригадир не присоединился к весельчакам.

— Хватит зубы скалить, — сурово сказал старый горняк и, отстранив Веню, полез голыми руками во влажную землю, как булочник в тесто.

— Камни такие тяжелые не бывают, — пробормотал он, — посвети-ка получше, Афоня!

Афоня направил луч на бригадира.

— Вот! — голос Никодима Авраамовича был странно-приглушенным. Он извлек из породы какой-то твердый, изогнутый наподобие бумеранга предмет. — Полейте-ка водички.

Цепенея от жгучего внутреннего холодка, Лисков отвинтил крышку фляги. Вода смыла с загадочного предмета грязь, блеснула желтизна с алым, медным отливом.

Старатели увидели самородок.

Он был тусклым, с округленными, обточенными текучей водой краями, с темными подпалинами, с оспинами крохотных выемок, в общем-то довольно невзрачный на вид. Только опытный глаз мог определить истинную ценность этого грубого куска металла.

Кое-где в самородок были впаяны кристаллы кварца, словно природа посолила это чудо перед тем, как замариновать в одном из подземелий.

Бывалый Никодим Авраамович сохранял невозмутимость и особое, подчеркнуто будничное выражение лица.

— Килограммов на десять потянет, — сказал он. — А то и больше. Однажды мы такой нашли, помнишь, Афоня? На тридцатой шахте.

— Ага, — хрипло ответил Афоня. Он тоже силился выказать спокойствие и деловитость.

«Ну, вот и посчастливилось, вот и получилось, — думал бригадир, обводя глазами лица старателей. — Три года я искал такой целичок».

— Это я, я нашел! — вскрикнул Веня Лисков. — На моей лопате! Я!

К несчастью, никто из старателей не обратил внимания на визгливые, истеричные нотки в голосе Лискова.

— Свою долю получишь, — сказал бригадир. — Не обидим.

Афоня потрепал новичка по плечу. Все прощалось в эту минуту.

— Надо будет акт составить, — озабоченно сказал Никодим Авраамович. — Ну, а сейчас за работу, хватит глазеть.

Веня машинально взялся за лопату. Мысли его путались. Краем глаза он проследил за Никодимом Авраамовичем, который, отступив в темноту, бросил самородок на брезентовую куртку.

Глупые, ограниченные люди! Такая находка, может быть, лишь однажды выпадает на долю человека. И они спокойны. Да знают ли они, что такое золото? Это, это…

Он, казалось, даже спиной чувствовал жар, исходивший от самородка. На грязной брезентовой куртке лежало маленькое солнце, лучи которого могли бы осветить жизнь Лискова до самой смерти. И какая роскошная, какая безоблачная, какая красивая была бы эта жизнь!

А что, если вручить этот самородок Эмику?.. Ну, отдать ему четверть выручки. Пусть даже треть.

Арифмометр вновь защелкал, загрохотал в разгоряченном мозгу Вени Лискова. Нельзя упустить свой случай. Сама судьба подбросила ему этот самородок в тот день, когда наверху ждал могущественный Эмик. Такое совпадение больше не повторится.

Но что же предпринять?

Тихий вытер со лба пот, окинул мутным взглядом забой. Свет лампочек, фигуры в брезентовых робах, измазанные белозубые влажные лица, сырой запах земли, смешавшийся с пороховой гарью, гулкие удары кайлы, скрежет лопат…

— Не сыпь на ноги! — сказал Колобков. — Протри очи.

Схватить самородок, бежать? Нет, догонят. Они ловкие.

Зашелестело вдруг, рыжая глыба выползла сверху, осела, задев и подкосив стойку. Крякнули, расходясь, огнива, сверху полилась струя грязной воды.

Никодим Авраамович едва успел отскочить от выкатившегося на ноги валуна.

Веня с тайной радостью смотрел на исказившийся, взбухший лоб забоя. Если бы вдруг своды рухнули и похоронили этих трех, а он, Лисков, остался бы жив и выбрался наверх с самородком! Никто бы не знал о находке. Никто!

— Неси крепеж, быстро! — скомандовал Никодим Авраамович Лискову. Афоня и Колобков тотчас подскочили к бригадиру, принялись выправлять стойку. — Живо, Лисков! — повторил бригадир.

Бревна, подготовленные для крепления, лежали в штреке. Веня бросился к норе. У брезентовой куртки, на которой лежал самородок, он словно бы споткнулся.

Черной молнией вспыхнуло вдруг решение.

Там, в отдалении, в темной глубокой нише, Колобков оставил сумку с зарядами!

Трое старателей копошились у стойки. Они вбивали лом, чтобы подпереть огнива. На парня не обращали внимания. Он схватил тяжелый изогнутый кусок золота, прижал к груди рукой и пополз. Самородок жег кожу невидимым пламенем.

Стукаясь о каменные выступы, Лисков пробрался к нише. Взял сумку с зарядами, надел на плечо. Выскочил в штрек. Вот они, взрыватели, в деревянной коробочке.

Хватаясь за стенки, не помня себя, Лисков прополз узкую, придавленную часть штрека и оказался у темной дыры, которая вела в бедраг.

Вот здесь! Свод непрочный, его поддерживают крепления, поставленные шахтерами двадцать лет назад. Они трухлявы.

Вот здесь.

Когда дыру завалит, старатели будут начисто отрезаны от поверхности. Через несколько часов бед-раг заполнит вода. Никто не сможет их выручить.

Насоса в поселке нет.

До Чурыма далеко.

Он скользнул в бедраг, дрожа от возбуждения и страха. О, Тихий Веня всем покажет…

Он уложил в углубление меж бревен все патроны, один к одному. Восемнадцать штук. Достаточно, чтобы уничтожить подпорки и обрушить потолок.

Руки сами собой проделали все необходимое. Медный стержень продырявил мягкую взрывчатку. Взрыватели легли в отверстия, как винтовочные патроны в казенник. Лисков отгрыз кусок бикфордова шнура. Сто секунд горения. Чиркнул спичкой.

Веселый, безразличный ко всему огонек принялся поедать черный шнур. Лисков, пригнувшись, побежал по бедрагу. Взрыв толкнул его в спину горячим кулаком, швырнул на дно.

Жив! К нему снова вернулся слух. Сзади доносился грохот сыпавшейся породы.

Жив. Но он уже не Лисков. Для всех Лисков остался в шахте, засыпан, погиб как герой.

Из шахты поднимется новый человек. Эмик раздобудет ему нужные документы, и тогда…

Тихий прижал к себе тяжелый, оттягивающий руки кусок металла и побрел к выходу.