Дорога к «Черным идолам»

Веселый попутчик

Широкая асфальтовая дорога была прямой, как линейка. Иван Сажа разогнал грузовик, воздух запел в ветровике, стрелка спидометра показала сто пятьдесят километров: ай да машина!

Нина сидела рядом, касалась Ивана теплым плечом.

— А быстрее можешь?

Впереди лежал синий туман. Иван утопил педаль акселератора, машина ворвалась в туман и вдруг повисла в воздухе. Это был не туман — просто дорогу перерезал обрыв.

Но машина не упала — она полетела, постепенно снижаясь над черным, сожженным лесом. Ворвалась в розовое облако. Тряхнуло…

…Иван проснулся. С минуту ошеломленно протирал глаза. В кабине было пусто, двигатель молчал, но от него исходило тепло. Иван толкнул ногой дверцу. Перед ним был не черный оголенный лес, а комковая, поросшая желтой травой земля.

Машина стояла поперек дороги, заехав одним колесом в глубокую канаву. Вот дьявольщина! Он заснул, позорно заснул за рулем, утомленный бесконечной ездой.

Холодный, скрюченный высотным голоданием лес стоял вокруг, за деревьями виднелись белые горы. Был сумеречный полдень.

Невдалеке клубился паром ключ, вырывавшийся из-под большого замшелого валуна. Шофер зачерпнул воды, плеснул на лицо, почувствовал бодрящий холодок. Но усталость, глубокая и коварная, как болезнь, все еще сидела в теле и сковывала движения.

Но ничего. Надо спешить. Шахтеры ждут. Он везет не насос: везет избавление, жизнь.

Иван установил на твердой, подмерзшей земле домкрат и принялся поднимать колесо, чтобы вызволить его из ямы.

Эх, плохо одному в тайге, очень плохо! Дорога безлюдна, и на много верст вокруг не встретишь человеческого жилья. А ему надо бы попутчика, чтоб помогал вытаскивать машину, не давал заснуть в пути, поддерживал добрым словом.

Иван завел мотор и резко вырвал грузовик из ловушки. До поселка оставалось еще километров пятьдесят. По прямой и того ближе. Но с дороги не свернешь.

Спешить, спешить! Как бы тяжело ни было, для него каждая минута наполнена воздухом, теплом кабины, дружеским рокотом мотора, волей, жизнью, — а те, что замурованы под землей, во что обходится им минута ожидания?

Грузовик стонал, проваливаясь то одним, то другим колесом в выбоины.

— Ну, отче-старче, терпи…

Грузовик сполз в яму, заполненную скользким зеркалом льда: под машиной жалобно хрустнуло, зазвенело, колеса завертелись в склизкой луже, от раскаленных покрышек пошел дымок. Водитель отправился с топориком рубить валежник.

Выполз. Медленно-медленно в окошечке спидометра поплыли цифры. Еще на километр ближе к поселку. А руки уже чужие, чугунные.

Шевелись, шевелись, ефрейтор!

Стрелка амперметра вдруг заметалась, стала предательски отклоняться к минусу. Пришлось снова останавливать двигатель и погружать руки в раскаленное нутро машины.

Генератор старенький, замасленный. У него был хороший генератор, но перед поездкой на прииск Дражный к Ивану подошел горбатый шофер Митяй: «Ванек, дай генератор на рейс. Понимаешь, рейс дальний, надо подработать». У Митяя — семья из восьми ртов. Иван снял новый генератор, взамен поставил Митяев.

Завгар Спиридонов, внимательный, деловой мужчина, молча наблюдал за сценой. Потом подошел: «Смотрю я на тебя — странный ты экземпляр, Ванек. Эдак скоро всю машину раздашь. Вчера Абаеву цепи отдал».

«Так просят же люди…»

Завгар махнул рукой: живи, мол, как знаешь…

Иван, вспоминая завгара, торопливо разобрал генератор, прочистил и подогнал щетки и снова полез в кабину. Сонная одурь одолевала его. Эх, попутчика бы!

— Держусь, старче-отче. Поскрипи.

И тут он увидел близ обочины человека. Это походило на сбывающуюся сказку. Вначале шофер не поверил глазам, замотал головой, чтобы рассеять мираж.

Но человек не исчез. Он сидел на поваленном дереве, покуривал папиросу и глядел на машину. На нем была кожаная куртка, серая шапка-ушанка, кирзовые сапоги. За спиной — ружье. Охотник?

— Эй! — крикнул Иван. — Товарищ, товарищ!

Человек встал и подошел к машине. Иван увидел перед собой незнакомое лицо, широко расставленные спокойные глаза.

— Ты откуда, товарищ? — спросил шофер. Он вдруг ощутил подлинный, очищенный от нагара частого употребления смысл слова «товарищ».

Незнакомец улыбнулся алебастровой улыбкой.

— Брожу с ружьишком, — объяснил он. — А вообще-то приезжий, остановился в Шалом Ключе поохотиться.

— Ты из поселка! — закричал Иван так, словно встретил земляка среди австралийской пустыни. — Что у вас там стряслось?

Охотник пожал плечами.

— Не знаю, я рано утром вышел…

— Вот тебе на! — сказал Иван. Ему казалось, будто все в округе охвачены тревогой. — Да у вас там людей засыпало, а я насос везу! Давай в кабинку скорее, поехали.

Охотник не медля уселся рядом с шофером. Тот двинул грузовик. Дорога теперь не казалась ему такой трудной, как раньше.

— Тебе кто сказал про аварию? — спросил попутчик.

— Летчик вымпел сбросил.

Он ворочал руль, продолжая улыбаться. Присутствие человека согревало его. Уж теперь-то, казалось, все будет хорошо.

— А тебя как зовут? — продолжал выспрашивать охотник.

— Иван. Я из Чурыма.

— А… — сказал охотник удовлетворенно, словно бы давно уже жаждал этой встречи.

— А тебя как зовут?

— Эмик, — ответил охотник.

Они ехали по краю обрыва, Иван осторожно притормаживал: глинистая дорога была размыта теплыми ключами, и машина юлила в грязи. Пасмурный день цеплялся за обломки скал и свисал облачными лохмотьями, скрывая глубокое ущелье.

— Опасная работенка, — заметил Эмик.

— Привыкаешь.

— С горючим как?

— Думаю, хватит.

— Что-то мне твое имя знакомо, — сказал Эмик. — Постой, это о тебе старый Дормидонтыч рассказывал? Ты его внучку знаешь?

— Знаю, — ответил шофер, что есть силы сжав баранку: костяшки пальцев побелели. — Слушай, ты ее видел, Нину, как она?

— Ну, все знают — она тебя ждет! — воскликнул Эмик со смешком. Обладай Иван подозрительностью, он уловил бы в этом смешке издевку. — В маленьком поселке тайны не утаишь. Повезло тебе — хорошая девушка.

Шофер расплылся в добродушной улыбке. Чудесным, добрым парнем был Эмик. Чудесен был и окружающий мир. Вот сейчас они приедут в поселок, откачают воду из шахты, спасут старателей, и он, Иван, увидит Нину.

Все хорошо, все правильно. Скоро они приедут. Надо только поднажать.

И тут, как грозное напоминание о том, что не все гладко в чудесном розовом мире, который возник в воображении Ивана, на дороге выросла глубокая вымоина, пробитая осенним бурным ручьем.

Иван вмиг посуровел.

— Пойдем принесем валежника, — сказал он попутчику и, перешагнув через обочину, скрылся в тайге.

Эмик не сразу последовал за Иваном, чуть-чуть замешкался. Он оглядел кабину. Обычно шоферы грузовиков хранят разный мелкий инструмент под сиденьем. Эмик откинул обитую дерматином подушку, достал разводной шведский ключ.

Водителя не было видно за деревьями, только потрескивали сучья в таежной чаще.

Эмик соскользнул с подножки и, нагнувшись, нащупал под топливным баком спускную пробку. Счистил пальцами грязь и, быстро приладив «шведик», вывернул пробку так, что теперь она держалась лишь на одном витке резьбы, чуть-чуть.

Он разбирался в машинах, Эмик. Он был ловким, знающим человеком.

Бросив ключ под сиденье, беззаботно посвистывая, Эмик отправился вслед за шофером в тайгу, чтобы помочь принести валежник.

Они быстро забросали сучьями промоину.

— Спасибо, друг, — сказал Иван, полный чувства благодарности к попутчику.

Машина снова затряслась на густо усыпанной камнями дороге. Вскоре начался ровный и длинный участок. Наконец-то можно было разогнать грузовик. Они мчались по плоскогорью, и ветер скорости сладостно звучал в ушах водителя.

Теперь Иван выжимал из грузовика все, что был способен дать его «старче-отче».

— Чего улыбаешься? — спросил он у Эмика.

— Да так, дружок, — ответил попутчик.

— Успеем, выручим ребят, — убежденно сказал Иван. — Наверно…

Он неожиданно осекся. Двигатель зачихал, дернулся несколько раз и смолк. Иван попробовал на ходу завести машину стартером. Но стартёр бессильно взвыл.

— Что за черт? Подачи нет.

Иван затормозил, открыл дверцу и уловил в воздухе сладковатый и острый запах бензина. Он растерянно посмотрел на Эмика, все еще не веря беде. Постучал костяшками пальцев по жестяному металлическому баку.

Бак отозвался гулко, как барабан. Он был пуст. Пальцы нащупали отверстие на том месте, где полагалось быть пробке. Несколько секунд Иван растерянно смотрел на свой палец, на котором быстро испарялась капелька бензина.

— Ну что, Ванек? — спросил из кабины попутчик.

— Пробка свинтилась, — глухо ответил шофер.

Эмик поморгал ресницами.

— И что?

— Как что? — сказал Иван в отчаянии. — Как что? — крикнул он, чувствуя, себя предателем, убийцей, последним отщепенцем в мире. Тайга, горы, облачное небо — все это вдруг стало черным, грозовым, свет померк, всосался в землю, как за минуту до этого всосался бензин. — Горючее вытекло, вот что!

— Ты непрочно пробку завернул?

Иван не ответил. Он представил тугую струю бензина, которая орошала каменистую дорогу: да лучше б вытекала его собственная кровь!..

— А, черт!

— Разиня! — сказал Эмик, вылезая из кабины.

Водитель стоял, опустив руки. Если бы Эмик набросился на него, растоптал каблуками тяжелых кирзовых сапог, Иван не сопротивлялся бы. Не было сейчас наказания, которое превышало бы вину. Уважение товарищей, работа, любовь — все рухнуло безвозвратно. Но не это было главным: из-за него погибнут люди.

— Вот что, — сказал Эмик незадачливому водителю. — Я иду в поселок. Может, найду бензин. А ты жди.

Оглянувшись через минуту, Эмик увидел, что Иван сидит на обочине, уткнув голову в колени и обхватив ее своими красными пудовыми лапищами.

В Штреке горели свечи, неровное пламя их трепетало, бросая на стенки огромные тени спасателей. Бригадир Пролыгин пробивался к отрезанным горнякам. Кайлы били в твердую породу, отваливая куски. Породу тут же грузили на тачки. Взрывчатка уже кончилась. Теперь надежда была только на собственные руки и нехитрый шахтерский инструмент: кайлушку да обушок.

Бородатый, рослый Пролыгин вытер рукавом мокрое лицо. Дормидонтыч, тоже спустившийся в шахту, стоял рядом. Старый горняк, он был сейчас как бы инструктором: работать вместе со всеми не под силу.

Старику тяжело дышалось под землей, резало болью сердце.

— Не успеем, однако, — тихо сказал бригадир, — Без взрывчатки суток семь будем биться.

Дормидонтыч кивнул головой. Оба понимали: работу все равно нельзя прекращать. Нужно делать то, что в их силах.

— Штрек-то, видишь, обвалился давно, Никодим Авраамович низом шел, по бедрагу.

— Там затоплено. Завал держит воду.

Радист Шепеляка, прислушивавшийся к разговору, подошел поближе. Лицо его пересекала широкая ссадина.

— Слушай, бригадир, я во флоте служил все-таки. Ныряю прилично. Попробую поднырнуть, осмотреть завал, а?

Дормидонтыч и Пролыгин переглянулись.

— Ныряю прилично, — повторил радист. — Две минуты под водой — как штык, ей-богу. Вы меня веревкой обвяжете. Ну!