Мне как молитва эти имена

В созвездии великих музыкантов

«В музыке мы припадаем к какой-то основной смысловой артерии мира и слышим его тайный и нервный импульс.» А.Ф. Лосев

Игорь Горин, поэт, мыслитель, ученый, цветовод, с 15-ти лет окрещен музыкой, когда в 1950 г. в Малом зале Филармонии услышал С. Рихтера. А еще через 15 лет острое впечатление от концерта стало толчком к созданию музыкальных стихов, отличающихся новизной образов, мыслей, форм. Поэтические прелюдии, этюды, ноктюрны. Подвластны поэту и крупные формы. Стихи могут разворачиваться как соната, симфония, темы с вариациями, дорастая до Вселенной или приближаясь к цветку. Название его новой книги «Мне как молитва эти имена. От Баха до Рихтера» восхищает своей точностью. Обращаясь к великим музыкантам, мы через них обращаемся к Богу.

Игорь Горин из породы звездных странников, из братства великих музыкантов, потому что дар воспринимать великую музыку да еще переводить ее образы на поэтический язык, такой же конгениальный дар, что и создавать музыку. «Воспринимать музыку, как таковую в своей чистой духовности», — призывает Т. Манн. О том же И. Горин:

Но Музыка!Откуда, из каких небесных иль подземных тайников Рождаются гармонии, которых нет в природе?О, здесь человек — творец стоит уж вровень с Богом, Свой создавая мир.

Второе предназначение автора книги — быть проводником музыки. Его поэзия дает путь к прозрению, вводит внутрь музыки. Чаще всего это происходит интуитивно, спонтанно. Кто-то найдет в авторе единомышленника, ему радостно будет обрести собрата. Кому-то будут интересны зримые картины, оставленные музыкальными произведениями.

Как раскрыть людям, не знающим, что Музыка — опора для жизни, для ее постижения, что они теряют? Книги Горина, как и книги его любимых Гейне, Т. Манна, Р. Роллана, К. Чапека, Г. Нейгауза, А. Лосева дают такую возможность. Таких книг, таких авторов немного, они — драгоценны. Тем более, что услышать великую, т.е. истинную, абсолютную музыку дано не часто. И музыкантам и слушателям.

«Музыка дает нам абсолютизированную человеческую личность и ощутимую объективность мировых глубин. Мир творится из музыки. А музыка, откуда может твориться? Только из себя самой. Музыка не изображение чувства, но построение мира, насквозь ощутимого в чувстве. Музыка взывает к бытию, творит новые чувства, так что субъект присутствует при первом их рождении» (А. Лосев). И еще один комментарий — Рихтера: «До луны всего один тон. До Сатурна — октава. По его кольцам я и вращаюсь в финале Аппассионаты». Или «На небесной клавиатуре можно достичь тишайшего pianissimo».

Такое восприятие музыки дает необходимую полноту жизни, раскрывает сущность человека, спасает мир от его греховности.

«О, мир высоких душ! Таинственно, незримо творит он свет из самой черной тьмы //И ввысь влечет неодолимо людские души и умы». Это строчки Игоря Горина. Но он не только пишет стихи. С начала 1990-х Игорь Горин вел музыкально-поэтические передачи на канале «Радио-Классика». Может быть, благодаря книгам Горина восстановится и подобный канал?

Игорь Горин продолжает традицию домашних концертов, сложившуюся в домах петербургских интеллигентов с очень давних времен. На вечерах Горина только «великие посвященные», известные и не очень: конечно Рихтер, английский пианист Соломон, канадский Глен Гульд и другие любимые Гориным музыканты. Вечера могут быть посвящены композиторам или какой-то теме, идее в разных произведениях. Или художнику в любой сфере искусства, если он «проводник» музыки», как К. Чапек. И так же как в книге Игорь Горин вводит своих друзей и знакомых в средоточие музыки, его стихи дают сконцентрированность восприятия и растворенность своего «я».

В начале вечера обычно известен только композитор, произведение и исполнитель называется после, тем самым дарится радость узнавания того и другого.

Записи необходимых музыкальных произведений и исполнителей слетаются к Игорю Горину, кажется, чудом. И со всего мира. И книгам Горина — такой же судьбы, чтобы слетались они к тем, кому уже необходимы или станут такими.

С целью познакомиться с автором более непосредственно, приводим интервью с Игорем Гориным.

— Вы по профессии литератор или музыкант?

— Ни то, ни другое.

— Кто же тогда?

— Как говорил незабвенный Киса Воробьянинов, к литературе и музыке, которые я в данный момент представляю, моя профессия (которой я посвятил без малого 40 лет) отношения не имеет. Но я вырос в музыкальной семье: мать многие годы работала концертмейстером в школе им. Римского-Корсакова; отец, впоследствии один из основателей мощного радиостроения в нашей стране, в молодости был полупрофессиональным скрипачом, у обоих, не завершенное правда, консерваторское образование

— Видимо, вас с детства тоже обучали играть на каком-то инструменте?

— Тоже нет; у меня не было к этому ни интереса, ни явных способностей — моими увлечениями были спорт и рыбалка.

— Как же вы тогда пришли к музыке?

— В 15 лет мать чуть ли не силком затащила меня в Большой зал ленинградской филармонии на вокальный концерт одной своей, очень известной в те годы, приятельницы. Концерт на меня не произвел впечатления, но очень понравилась сама атмосфера Большого зала. В следующий раз я пошел туда, уже не особенно упираясь, ну, а после сонатного вечера Святослава Рихтера и Даниила Шафрана, все в том же 1950 году в Малом зале филармонии, меня уже не надо было уговаривать. Постепенно музыка настолько вошла в мою жизнь, что стала, я бы сказал, ее самой неотъемлемой составляющей.

— Но вы так и не научились сами играть?

— Я слишком люблю музыку, чтобы играть ее плохо. А природного таланта, как у родителей, у меня, к сожалению, нет. Я вообще считаю, что большинство детей следует обучать — не играть, а слушать музыку, но этого-то как раз мало кто делает.

— И вы часто бываете на концертах?

— Часто, по несколько раз в неделю — в 50-60 гг. Потом все реже, а сейчас хорошо, если раз в году.

_ ?

— Во-первых, дорого. Во-вторых, сейчас в мире почти не осталось музыкантов-исполнителей того класса, что 20-40 лет назад. Ну а Рихтера, Хейфеца, Фуртвенглера и так далее я могу со всеми удобствами слушать дома, хотя и далеко не на самой совершенной аппаратуре.

— В ваших книгах, статьях, радиопередачах очень много стихов. В то же время вы дали понять, что литература, поэзия тоже не ваша профессия.

— Не профессия, да, но призвание, что гораздо важнее.

— Даже при беглом просмотре вашей новой книги видно, что стихи написаны столь образно, столь своеобразно и столь различно по стилю в зависимости от того, кому они адресованы, что читая их, подчас невольно начинаешь слышать музыку того или иного композитора: Баха, Бетховена, Шуберта, Дебюсси, Рахманинова и других. Как вам это удается?

— В этом как раз и состоит сверхзадача. Одна из последних моих радиопередач была посвящена Рахманинову и целиком состояла их его музыкальных и моих поэтических прелюдий. Так у многих создалось впечатление, что, не зная времени создания того и другого, можно было подумать, что музыка навеяна стихами! Вообще музыкальности стихов я придаю особое значение — независимо от их содержания. Из-за этого не всем легко их читать; люди не понимают, что стихи рассчитаны на исполнение: их нужно слышать, а не читать глазами бегло, без артикуляции. Когда-то меня называли «Чюрленисом в поэзии» — тот стремился передать свое музыкальное мироощущение с помощью линий и красок, ну а я — посредством слов вместо нотных знаков.

— «Чюрленисом в поэзии» вас назвал автор вступительной статьи к вашему сборнику «Соната счастья. Жертвенник». Книга вышла к 120-летию со дня рождения Чюрлениса в 1993 г. Автор статьи Юрий Шенявский особенно восхищен совершенством формы, тонкостью, живописностью и музыкальностью ваших поэтических миниатюр: прелюдий, этюдов. Вы пишите, наверное, не только о музыке?

— На самые разнообразные темы. Будь у меня возможность, я мог бы издать хоть сейчас 5-6 томов стихов, созданных на протяжении сорока с лишним лет. Среди них очень много написанных о цветах, недаром у меня на Карельском перешейке уникальный, это признают буквально все, декоративный сад. На эту тему у меня издано, но, разумеется, преимущественно в прозе, несколько книг и журнальных статей.

— Сад это тоже ваше призвание или все-таки хобби?

— Конечно, первое, ибо не сад принадлежит мне, а я ему.

— Хотелось бы посмотреть.

— Милости просим, калитка открыта.

Галина Пржиборовская

Посвящаю Татьяне Дробовой

Эта книга не учебное пособие по музыковедению, она для тех кто любит музыку, поэзию, искусство вообще. В книге не так уж много общеизвестных мест о жизни и творчестве тех или иных музыкантов — в основном оригинальные представления поэта-автора, для которого музыка является высшим проявлением человеческого гения, искусство — предметом постоянных раздумий, а поэзия — средством постижения и выражения. Поэтому в книге немало перемежающихся с прозаическим текстом (частично озвученных ранее на «Радио Классика») стихов, они и проза взаимно дополняют друг друга. Такой подход кому-то может показаться непривычным — тем больше шансов, что вы сможете почерпнуть из этой книги действительно что-то новое.

«Музыка начинается там, где кончается слово.»

/Клод Дебюсси/

Мне как молитва эти имена: Бетховен! Шуберт! Рембрандт! Леонардо!.. Не знаю — слышите: не знаю! — кто есть Бог, И был ли сын ему Христос, воскрес ли он — Не знаю! Зато известно мне доподлинно, кого Господь деторожденьем осчастливил (Кто же еще, когда б не Он!): То матери Чайковского, Шекспира, Эль Греко, Моцарта, Чюрлениса, Шопена... А Диккенс! Пушкин! — много им подобных, В ком Божий дар явился на земле.
О, сколько их, кто через жизнь пронес венец терновый, Кто был толпою проклят и распят, Но чье Божественное слово Звучит в веках, как благостный набат, Набат любви и утешенья!..
Мне как молитва эти имена: Карузо, Каллас... Карел Чапек... Рихтер!.. Так стоит ли искать над миром Божество? — Оно меж нами, на земле, не в запредельных сферах — Бессмертное Искусство; В него я верую!