Экспедиция в Россию. От Невы до Алтая

Вильгельму

Тобольск, 12 (24) июля

Надеюсь, дорогой друг, ты получил мои последние письма из Екатеринбурга. С тех пор я пребываю в наилучшем здравии. Неприятности доставил лишь проклятый фурункул, когда я спускался с Урала в огромные прекрасные азиатские равнины по берегам Иртыша. Впрочем, эта напасть, от которой я уже вылечился, ничуть не помешала путешествовать и делать наблюдения… Мы очень хорошо расположились здесь в доме немецкого врача, г-на Альберта, внука Вертеровской Лотты123. Каждый год он приезжает к остякам и самоедам, все девушки у которых рябые. Он подарил мне интересные с точки зрения языка рукописи. Мы приехали в Тобольск 8 (20) июля, сегодня утром отправляемся в Колыванские и Алтайские горы. Погода настолько хороша, что мы вместо того, чтобы два раза двигаться вдоль по Иртышу, из Омска в Семипалатинск и обратно, проедем 3200 верст на восток и юго-восток, в Тару, Барабинскую степь (мы обзавелись масками для защиты от насекомых), Колывань, Барнаул, знаменитые развалины горы Змеиной, крепость Усть-Каменогорск, Бухтарму на границе китайской Монголии (где находится первый военный пост в непосредственном подчинении Китая), Семипалатинск, Омск… Старина Гедеман покажет тебе все на карте. Надеюсь, мы наконец найдем там необычную растительность. Будучи так близко к этим местам, тяжело было противостоять искушению забраться дальше.

Когда ты получишь это письмо, дорогой друг, вся эта поездка уже закончится. У всех нас все хорошо, надеемся 17 августа по старому стилю быть в Омске, 22 августа в Златоусте на южном Урале, и в начале нашего октября в Москве. Это будет прекрасная поездка, которая принесет нам богатые плоды. Отправляемся через четверть часа. У меня остается лишь время нежно обнять тебя.

Пиши, прошу тебя, подробнее о состоянии твоего здоровья. Оно беспокоит меня.

Ал. Гумбольдт.

Обнимаю всех дорогих родных. Тобольское генерал-губернаторство предоставляет для нашего сопровождения на месяц адъютанта и двух казаков.

Розе

Ночью на 29 июля мы прибыли в город Каинск, лежащий на реке Омь еще посередине степи. Здесь мы отдохнули оставшуюся часть ночи и хотели рано утром продолжить наше путешествие, когда исправник сообщил нам, что в следующих далее по дороге на Томск деревнях свирепствует сибирская язва. Мы ничего не слышали об этом в Тобольске и осведомились об особенностях этой болезни у врача, который, однако, не смог дать нам удовлетворительные пояснения. Мы слышали, и это впоследствии в Барнауле подтвердил нам и рассказал подробнее статский советник д-р Геблер124, что первоначально эта болезнь поражает скот, но затем перекидывается и на людей; она особенно распространена в степях, и никогда в горах. Она начинается с образования уплотненных фурункулов, которые образуются у людей прежде всего на незащищенных участках тела, на лице, шее и руках. Как это часто бывает при подобных болезнях, их приписывают укусам насекомых, но каких именно, неизвестно. Фурункул развивается в черную гангренозную язву и через короткое время вызывает температуру и смерть. При вскрытии бубонов и наложении на них табака и нашатыря можно добиться в начале размягчения отвердений и вылечить болезнь, но если она поражает внутренние органы, то, как правило, уже неизлечима.

Мы раздумывали, что следует предпринять: повернуть и следовать по другому пути в Барнаул мы не могли, поскольку таковых не существовало, либо же это означало бы слишком большую потерю времени. Итак, мы решили следовать далее по нашему пути, но, поскольку нам сказали о заразности этой болезни, по возможности избегать всякого контакта с крестьянами, где она бушевала. Слуга г-на Гумбольдта и наш служитель, которые обычно сидели на козлах рядом с возчиками-крестьянами, должны были перейти к нам в экипажи; мы собирались запастись провизией и даже водой на несколько дней, чтобы не выходить в деревнях, где перепрягали лошадей, и даже отказаться от сна.

За этими необходимыми приготовлениями приблизился вечер. Мы немного осмотрелись в городе: это дрянное местечко с небольшими деревянными домами, и даже те поставлены как попало. Дом, в котором нас разместили, представлялся еще из самых лучших: комнаты маленькие, но уютные и чистые, с цветами на подоконнике и несколькими мягкими стульями. На закате мы выехали. На небе вспыхивали зарницы, моросило, но незначительно; на следующий день снова была ясная погода и солнце. Во всех деревнях, где мы проезжали, мы видели следы эпидемии. В одной деревне мы слышали о четырех умерших накануне, в Карганской умерло шесть человек. В этой же деревне в общем пало уже 500 лошадей, так что мы лишь с трудом могли получить упряжку для наших экипажей. В каждой деревне мы видели небольшой лазарет, куда доставляли больных, которых лечили указанным образом, а в начале и конце каждой деревни дымились небольшие костры из навоза и сена, которые должны были очищать воздух. Хотя нам представлялось, что эти небольшие окуривания мало что дадут для сдерживания или искоренения болезни, тем не менее мы видели позже на сибирских равнинах и в тех местах, куда эпидемия вовсе не добралась, – например, по всей Иртышской линии – как тщательно эти костры поддерживались и там.

Розе

Город Барнаул находится еще почти в степи, на краю Алтая, но служит центром горного дела там, поскольку здесь не только сосредоточено управление многими горнопромышленными предприятиями, но и расположен главный плавильный завод Алтая. Поэтому город имеет большое значение для Алтая, цивилизация, колонизация и растущее с каждым годом благосостояние которого обязаны всем горному делу.

Розе

Наряду с плавильными заводами наше особое внимание в Барнауле привлек музей – безусловно, единственный своего рода в Сибири – обязанный возникновением научному интересу и деятельности г-на Фролова125 и г-на статского советника д-ра Геблера. Последний, немец по рождению, но уже давно имеющий врачебную практику в Барнауле, любезно согласился провести нас по музею. Здесь собрано много коллекций разного рода, но все посвященные Сибири, тому, что здесь производится, обычаям и установлениям ее жителей. Здесь можно видеть чучела зверей и птиц, насекомых, минералы, модели главных рудников Алтая и имеющихся там машин, традиционную одежду и утварь сибирских народов и их шаманов и наконец, древности из чудских126 гробниц, в большом количестве встречающихся на Алтае, золотую, серебряную и медную утварь всякого рода.

Вильгельму

Барнаул-на-Оби, на северных склонах Алтая, [23 июля по старому стилю] (4 августа по новому стилю), 1829 г

Пользуюсь всякой возможностью, мой дорогой брат, чтобы известить тебя в нескольких строках о благополучном продолжении моей поездки. Из моего письма, отправленного из Тобольска (если письма из такой дали не пропадают), ты должен был знать, что мы приняли смелое решение посетить также важную часть Алтая с экскурсией протяжением в 2833 версты, из которых мы благополучно преодолели к сегодняшнему дню уже 1400 (расстояние от Берлина до Петербурга). По этим однообразным сибирским лугам путешествуешь – или точнее, летишь – как по морской глади, настоящее сухопутное плавание, в котором за 24 часа одолеваешь 240–280 верст. От Тобольска до Тары в меньшей степени, но в Каинске и в Барабинской степи мы чувствительно страдали от жары, пыли и желтых мошек (местная разновидность). Напастей не меньше, чем в Ориноко, и, хотя термометр показывает в тени только 24–24,5° по Реомюру, от жары чрезвычайно страдаешь из‐за разницы с холодными ночами (7–8°, а то и 5°). В городке Каинске мы испытали некоторый испуг, узнав, что должны в течение двух дней ехать по местности, в которой предоставление лошадей (нам нужно 25–30) осложнено из‐за мора животных; из‐за этой же так называемой сибирской язвы умирает и много людей. Сибирская язва – род тифа, который без врачебной помощи на пятый день, с появлением небольшого гангренозного струпа, заканчивается смертью. О возможности заражения, как водится, было много сомнений и противоречивых сведений. После многочисленных консультаций с врачом, который никогда не слышал о Берлине (talis urbis notitia nulla ad nos hucusxesque pervenit127, как он наивно выразился на своей ужасной латыни), мы решили не разворачиваться, посадить слуг внутрь экипажей, чтобы они не касались кучеров (сибирских крестьян), не входить в дома и самим набирать воды из колодцев.

12 (24) июля мы были в живописно расположенном на Иртыше выше Тобольска Абалакском монастыре; 17 июля в Каинске; 19 июля мы сначала увидели, а затем пересекли у Бердска величественную Обь. Мы обнаруживали много больных в деревнях, где иногда умирало в день по четыре-пять человек. Но так как мы продолжали путь круглые сутки, то уже утром 20 июля прибыли здоровыми и благополучными в окрестности центра горной промышленности Алтая – Барнаула (53° 20´ с. ш., 5 ч. 20´ в. д., настолько же удален от Берлина на восток, как Каракас на запад!) на берегу Оби, которая здесь делает несколько изгибов. На протяжении семнадцати часов бушевала буря с ЮЮВ, из киргизской степи; на Оби поднялись волны, и о переправе не могло быть и речи. Все мы должны были расположиться на бивуак на берегу Оби. Полыхавший по верхам пожар в лесу напомнил мне Ориноко. Ураган сменялся дождем – в общем, это было скорее благом, так как мы были избавлены от комаров и не нуждались больше в удушливых масках.

Около 2 часов ночи мы смогли пересечь Обь и прожили с удобством и приятностью два дня здесь, в Барнауле: тут выплавляется 80 тысяч марок серебра, интендант всей Томской губернии128 собрал здесь прекрасную коллекцию китайских, монгольских и тибетских рукописей. Увы, из‐за чрезвычайно доброжелательной заботливости правительства о безопасности наше сопровождение растет со дня на день. Генерал-губернатор Тобольска генерал Вельяминов не только прикомандировал к нам своего адъютанта г-на Ермолова129 с четырьмя казаками. Сегодня вечером прибудет, наконец, со своей свитой командующий генерал г‐н Литринов (Литвинов. – Прим. ред.)130 из Томска, который на пути в 1500 верст вдоль пограничной линии проводит нас самолично.

Итак, мы отправляемся отсюда этой ночью, через красивое Колыванское озеро к горе Змеиной (мимо алтайских серебряных рудников), в Усть-Каменогорск, потом вверх по Иртышу через Бухтарму до китайской заставы Нарым в Китайской Монголии, затем вниз по Иртышу до Усть-Каменогорска, где снова пересядем в наши экипажи, затем по Киргизской степи через важные азиатские торговые центры в Семипалатинск и Петропавловск, через Омск и Троицк в Златоуст на Южном Урале.

Так мы сможем увидеть за одно лето на огромном маршруте по Северной Азии Урал, Алтай и Оренбургские соляные копи Илецка. Все еще вполне вероятно, что мы сможем быть до 20 августа старого стиля в Златоусте, 20 сентября в Оренбурге, 5 октября (старого стиля) в Петербурге, в середине ноября в Берлине! Растительность по мере того, как мы удалились уже на 3500 верст к юго-востоку от Урала в Азию, наконец-то постепенно приобретает все более сибирский характер. И все же, поскольку ландшафт определяют только деревья, берега Оби, в общем и целом, напоминают Хафель и Тегельское озеро. О крупных зверях замечу лишь, что большие полосатые тигры, совершенно схожие с бенгальскими, не только показываются в этих северных широтах вплоть до Иркутска, но несколько лет назад, когда в Китайской Монголии устраивали на этих зверей охотничьи облавы, здесь на Алтае, у Бухтармы, подстрелили трех-четырех при нападении на всадника. Мы видели шкуры, снятые с двух тигров, к следующей зиме раздобудем их для [Королевского] Кабинета. То, что эти хищники водятся так далеко на севере, весьма замечательно. Прощай, мой добрый брат. Найдут ли эти строчки из Азии тебя уже в твоем затворничестве в [Бад-]Гастайне? Мысль об этом одиночестве не дает мне покоя; вообще не могу думать о тебе без душевного волнения, без щемящего чувства благодарности и любви. Обними всех наших, дорогой Билл! Я слишком устал, чтобы перечитать письмо. С сегодняшнего дня мы едем по совершенно здоровой местности. Передай по доброте душевной г-же Зайферт, что у ее мужа все хорошо. Обнимаю Каролинхен. Бедная семья Кунт. Вечно твой,