Экспедиция в Россию. От Невы до Алтая

Поскольку наш визит был объявлен заранее, казаки русского пикета разбили на правом берегу две киргизские юрты, в которых мы сначала и остановились, а затем нанесли визит командиру правой заставы. Он заранее вышел к нам навстречу из своего шатра с двумя следующими позади него сопровождающими. Это был высокий, поджарый и, сколько можно было судить, еще молодой человек в синем шелковом кафтане, который доставал ему по щиколотку, в известной островерхой шапке с отогнутыми внизу полями, в которую сзади были горизонтально воткнуты несколько павлиньих перьев, указывая на его ранг. Сопровождающие были одеты так же, но без павлиньих перьев в шапке. Он знаками пригласил нас последовать в его шатер, киргизскую юрту, в которой напротив и сбоку от двери стояло множество чемоданов и ящиков, накрытых коврами и подушками, а один ковер был расстелен на полу. Китайский командир занял место напротив двери, рядом с ним – г-н фон Гумбольдт, остальное общество разместилось частью на оставшихся ящиках или подушках, частью на земле. Мы привезли с собой переводчика из Бухтарминска, который, правда, говорил только по-монгольски, но китайский офицер его понимал. Таким образом, вопросы г-на Гумбольдта наши русские сопровождающие переводили для толмача по-русски, тот переводил их для китайского офицера на монгольский, и такой же путь проделывали ответы. Китайский командир предложил нам чаю, который китайцы пьют без молока и сахара, но мы, поблагодарив, отказались. После этого он осведомился о целях поездки г-на фон Гумбольдта, который велел в ответ сказать, что он приехал посетить горные предприятия, о которых г‐н офицер очевидно наслышан. Г‐н фон Гумбольдт в ответ осведомился о том, откуда офицер родом. Тот ответил, что прислан сюда напрямую из Пекина, и рассказал, что путь сюда на лошади занял у него четыре месяца, что он прибыл недавно и что командиры заставы сменяются через каждые три года.

После краткого пребывания мы удалились и распорядились перевезти нас на другой берег, чтобы нанести визит и офицеру другой заставы. Он ожидал нас в своей юрте, перед дверью которой стояло множество шестов с повешенными на них кусками мяса, так что нам пришлось пробираться между ними. Он был одет так же, как и командир правой заставы, но старше летами и грязнее видом; тот же налет имела его юрта и все его окружение. Разговаривать с ним было еще более неудобно, так как сначала один из его подчиненных должен был переводить слова переводчика на китайский, – то ли потому, что сам командир по-монгольски не понимал, то ли потому, что считал более уместным для своего достоинства не говорить с переводчиком напрямую. Г‐н фон Гумбольдт подарил командиру заставы отрез красного бархата, купленный нарочно с этой целью в Бухтарминске, принятый им с благодарностью. После чего тот предложил нам чай, от которого мы, однако, также вежливо отказались. Через некоторое время он повел нас в храм, стоявший на этой стороне Иртыша недалеко от реки. Это было небольшое четырехугольное деревянное сооружение с входом со стороны реки; внутри мы нашли его почти пустым, поскольку там не было ничего, кроме алтаря напротив двери и статуи идола буддийского культа на стене над алтарем. Вне здания напротив двери между храмом и рекой была возведена стена, немного большей ширины, чем храм, а между стеной и храмом воздвигнут другой алтарь, состоявший из кусков шифера, сверху покрытый большой шиферной плитой, на которой мы увидели все еще не потухшие угли.

После этого мы вернулись на другой берег и вскоре принимали ответный визит первого командира и двух его сопровождающих лиц. Г‐н фон Гумбольдт встретил их и пригласил войти в нашу юрту, в которой, поскольку она была пуста, мы сели на расстеленные на полу циновки: г‐н фон Гумбольдт в середине, слева от него генерал Литвинов и мы все остальные, справа – китайский командир со своими спутниками. Простые монголы между тем толпились вокруг юрты и рассматривали нас из‐за двери. Китайский командир и его спутники достали свои трубки и начали курить, пригласив нас сделать то же самое. Китайские головки курительных трубок, как известно, очень малы, и после нескольких затяжек их уже выкуривают, поэтому их необходимо беспрерывно набивать и раскуривать. Что и делали за офицера его сопровождающие. Тот попробовал также наш табак, предложенный им Ермоловым, который, судя по всему, китайцу понравился. Однако вскоре он отложил свою трубку, поскольку г‐н фон Гумбольдт и бóльшая часть нашего общества не курили. Г‐н фон Гумбольдт вручил китайскому командиру отрез тонкого синего сукна, но тот долго не решался его принять. Он выразил переводчику свои сомнения в возможности принять столь большой подарок, а затем и сам дал знаками это понять г-ну фон Гумбольдту, отодвинув отрез от себя. На что тот ответил через переводчика и показал знаками, что китаец должен его принять, снова пододвинув сукно китайцу. После того, как все это подталкивание туда и сюда повторилось несколько раз, командир наконец сдался, и, судя по всему, не без удовольствия. После чего он осведомился у переводчика, какой ответный подарок он может преподнести. Переводчик был на этот случай уже предупрежден, что г-на Гумбольдта ничто так не порадует, как несколько книг, которые мы видели в юрте китайского командира. Тот немедленно распорядился принести книги и передал их г-ну фон Гумбольдту, который принял их, радуясь столь ценному подарку, хотя и тоже лишь после множества расшаркиваний и экивоков.

Китайский командир обрадовался еще больше, когда г‐н фон Гумбольдт рассказал, что у него есть брат, который много занимается китайским языком и которому он передаст эти книги. После этого г‐н фон Гумбольдт попросил командира написать на книге свое имя, что он и сделал переданным ему карандашом, – при сем мы узнали, что его зовут Чин Фу. Карандаш был ему в новинку, он с удовольствием его рассматривал и поэтому с удовольствием принял его в качестве подарка. После этого из привезенной нами провизии мы предложили ему несколько угощений – мадеру, сухари, сахар. Последнего мы запасли очень много, поскольку слышали, что монголы, у которых его нет, и они должны менять его у русских, очень его любят. Однако Чин Фу лишь немного отпил мадеры и взял небольшой кусок сахара, да и тот не отправил в рот. Вместе с принятым от нас сухарем он положил сахар и карандаш на голубое полотно и вместе с небольшим пакетом табаку, которым его удостоил Ермолов, распорядился позднее всё унести. Однако его спутники опустошили несколько стаканов вина, причем всегда одним залпом, при появлении сахара отложили свои трубки, брали и ели его в большом количестве. Оставшийся сахар мы раздали простым монголам, которые между тем уже протиснулись внутрь юрты и, как дети, жадно тянули за ним руки.

Через некоторое время Чин Фу поднялся и откланялся; все его поведение безусловно выдавало в нем хорошо воспитанного человека. Мы посидели еще некоторое время, рассматривая рядовых монголов, которые, снедаемые любопытством, прибывали со всех сторон, трогали и рассматривали нас, однако не обижались, если их останавливали рукой. На обеих заставах их было около восьмидесяти человек, одетых, как и командиры, в длинные кафтаны разного цвета, перепоясанные на бедрах кушаком, но все разодранные, грязные и без оружия. Они были чрезвычайно худы и потому не переставали удивляться корпулентности одного из наших спутников, обхватывая и трогая его живот. Из оружия мы видели у них только лук и стрелы, которые они предлагали купить или поменять вместе с прочими предметами – курительными трубками, фарфором, палочками, которые они используют при еде вместо ложек и т. п. Между их шатрами мы видели несколько верблюдов и стада коз и овец с курдюками, составлявших их скот. […]

Мы между тем выказывали намерение уезжать: г‐н фон Гумбольдт желал покинуть Баты как можно раньше, чтобы определить местоположение заставы, расположившись на некотором отдалении от нее на открытых солнцу возвышенностях. Он поостерегся делать это непосредственно на месте, поскольку опасался возбудить подозрения китайцев. Поэтому мы покинули Баты вскоре после 4 часов, расположившись некоторое время на подходящем для измерения месте, а затем без новой остановки той же дорогой, какой прибыли, вернулись в Красноярск, прибыв туда в 12 часов ночи. Г‐н фон Гумбольдт и здесь не стал отдыхать, но той же ночью при ясном звездном небе провел несколько астрономических наблюдений.

Розе

19 августа мы снова продолжили нашу обратную поездку к Усть-Каменогорску, но на сей раз выбрали не утомительный сухопутный, а водный путь по Иртышу, которым обыкновенно пользуются для такой поездки из Бухтарминска. При скорости, с которой река устремляется в этой местности через горы, такой путь легко можно проделать в один день, в то время как вверх по реке требуются три–пять, а с нагруженными судами и все восемь–десять дней.

Для этой поездки нам приготовили два судна, каждое из которых состояло из трех челнов, связанных вместе, с положенными сверху досками, на которых был разбит войлочный шатер. С одной стороны, нам были обеспечены тем самым очень удобный лагерь и защита от дождливой погоды, случавшейся почти на весь день. Но в то же время из‐за войлочных покрывал мы почти не имели возможности видеть реку, а из‐за неповоротливости судна с таким большим трудом могли приставать к берегу и высаживаться на него, чтобы исследовать состав скал, что вынуждены были отказаться от частых повторений таких попыток.

Араго

Усть-Каменогорск, 8 (20) августа

Эти последние строки я пишу 20 августа. Неделю назад я отложил перо, чтобы определить расстояние до Луны, поскольку для определения географического местоположения этой южной части Сибири, в которой находятся истоки Оби и граница с китайской Монголией, требуется большая тщательность; на работе хронометра может сказаться уже скорость поездки. Между тем 13‐го я посетил китайский пикет (форпост) в Джунгарии. Наши повозки мы оставили в Усть-Каменогорске и вместо них должны были воспользоваться, по ужасным дорогам, длинными сибирскими телегами [долгушами], в которые следует ложиться навзничь. Но прежде описания дня, проведенного нами в Поднебесной, я должен еще рассказать о продолжении нашей поездки. После того, как через Верхотурье и Богословск мы направились на Северный Урал, где измеряли азимуты, чтобы определить координаты северных горных вершин, и по осмотре берилловых и топазовых шахт в Мурзинске 6 (18) июля мы выехали из Екатеринбурга в Тобольск, через Тюмень, где некогда была резиденция потомков хана Батыя. Изначально мы собирались затем ехать дальше прямо через Златоуст в Омск, но хорошая погода сподвигла нас расширить первоначальный замысел нашего маршрута за счет Алтая и верхнего Иртыша (три тысячи верст дополнительно). Генерал-губернатор Западной Сибири, генерал Вельяминов, распорядился, чтобы нас сопровождал один из его адъютантов, г‐н Ермолов. Генерал Литвинов, командующий всей Киргизской линией, лично отправился из Томска в Колывань, чтобы встретить нас и препроводить до китайской заставы. Мы ехали через Каинск и Барабинскую степь, где комары ни в чем не уступят оринокским и где почти задыхаешься под маской из конского волоса; проезжали через прекрасные фабрики в Барнауле, романтическое озеро в Колывани, знаменитые шахты Змеиной горы (месторождение в порфире), Риддерска и Зыряновска, которые за год дают 40 тысяч фунтов золотосодержащего серебра. В Усть[-Каменогорске?] впервые можно видеть цепь Киргизских гор.