Тет-а-тет. Беседы с европейскими писателями

Расскажите немного о проекте «Школа жизни»…

Недавно я участвовал в открытии новой школы в центре Лондона. Называется она «Школа жизни». Идея состоит в том, чтобы заниматься вещами вроде тех, какими я пытаюсь заниматься в своих книгах, не теряя определенной доли юмора и собственного стиля. Мы хотим создать, или заново изобрести, своего рода университет, только вместо лекций по истории или философии предлагаем слушателям занятия по серьезным проблемным вопросам, возникающим в жизни: работа, семья, смерть, путешествия. Основа программы — всевозможные вещи, которые присутствуют в нашей каждодневной жизни. Школа находится на оживленной улице, где много магазинов, с одной стороны индийский ресторан, с другой — продают кебабы. Так все и задумывалось: мы хотели обосноваться в самом центре современной лондонской жизни и доказать, что культура здесь вполне способна выжить. У нас работают психоаналитики, внизу, в подвале, — команда профессоров. Можно сказать, что у нас в продаже — товары для сознания людей. Подобного опыта до нас не существовало. Мы всего несколько недель как открылись, и уже налицо поразительный успех — и поразительный спрос. Я не пессимист от культуры, считаю, что культура выживет, что бы ни происходило, но если уж ты работаешь в этой сфере, надо хорошенько подумать о том, как донести свое послание до публики. Прежней определенности нет; старые методы сегодня не годятся. Нам следует более творчески подходить к проблеме передачи культуры поколению наших детей и внуков.

Вы пробовали себя на телевидении?

Я снял ряд программ для британского телевидения; их транслировали и в других странах. Все они посвящены моим книгам — я в первую очередь писатель, и главную роль для меня играет печатное слово. Но мне повезло — представилась возможность экспериментировать с другой средой, телевидением. Телевидение коренным образом отличается от писательской деятельности: то, что хочешь сказать, ты должен сказать в гораздо более сжатом виде. Это форма очень полезная — и, разумеется, массовая. Для меня большая удача то, что удалось использовать средства массовой информации, донести свои мысли до миллионов людей. С книгами речь обычно идет лишь о тысячах.

Как вы оцениваете архитектуру Лондона?

По-моему, во многих современных городах имеются проблемы с архитектурой. Двадцатый век, я считаю, в архитектурном смысле был по ряду параметров катастрофой. У архитекторов внезапно появилась возможность строить из бетона и стали; повсюду выросли огромные башни, пролегли огромные дороги. Люди, кажется, только сейчас начинают понимать, что во многом это была ошибка, и пытаются осознать, почему старые города так часто лучше новых. Я живу в Лондоне — городе, который был и остается смесью старого и нового. Здесь много очаровательной старины, но много и ошибок современной архитектуры. В моей части Лондона — на западных окраинах — ошибок полно. Конечно, я не архитектор, но как-то раз, идя к метро, заметил, что вокруг поразительно много уродливых зданий, и подумал: неужели нельзя было обойтись без подобного кошмара? Мне захотелось написать книгу — по сути, размышление на тему, почему одни здания и города красивы, а другие здания и города уродливы. Вполне базовый философский вопрос. Мне хотелось, чтобы человек, прочтя эту книгу, взглянул на свой город и начал задавать себе вопросы. Ведь наша система образования дает некое представление о литературе, некое представление об искусстве, а до архитектуры дело доходит очень редко. По-моему, многие люди не решаются высказывать свои чувства по поводу архитектуры. Вот и получается: ну, не знаю, лично 43 мне это не нравится, но, видимо, не так уж это и плохо. Сплошная нерешительность. Потому-то я и задумал написать книгу, которая прибавила бы людям уверенности, помогла бы разобраться в архитектуре, понять, что прекрасно, а что уродливо.

Почему вы выбрали для жизни район Хаммерсмит?

Я живу в западной части Лондона — здесь достаточно удобно. Живу с семьей; мы и раньше тут жили с родителями. Место неидеальное, хотя и неплохое. Это — типичный пример окраин, какие бывают во многих городах. Машины заменили собой пешеходов, и городской ландшафт превратился в своего рода тюрьму: все носятся туда-сюда в машинах. Никакой прелести городского стиля не осталось: уже не посмотришь на людей на улицах, не понаблюдаешь за течением жизни. Все очарование, некогда свойственное городам, пропало. И мне опять-таки хотелось, чтобы мы задумались об этом и что-то изменили в нашем мире — пусть в малом. Многие мои книги — попытка в малом изменить мир.

Что значит для вас модернизм?

Можно сказать, что модернизм в целом оказал на меня сильное влияние. В писательстве постоянно оборачиваешься назад, к таким гигантам модернизма, как Пруст или Джойс. Они играли с формой повествования, пытались найти новые способы изложения, новые способы передачи информации. Наверное, любого, кто занимается литературой, может вдохновить и пример великого современного художника-модерниста. Пикассо и ему подобные вдохновляют своей постоянной изобретательностью, творческим началом. Ведь для меня как писателя важно все время изобретать новые формы. Каждая из моих книг написана слегка иначе, нежели остальные; в каждой слегка иначе используются образы и текст. Поэтому такие фигуры, как Пикассо, всегда были и остаются источником смелости и вдохновения.

Семья сильно влияет на развитие человека?

По-моему, очень важно, очень полезно, когда ребенок растет в семье, где увлекаются искусством. Мои родители никогда не говорили мне: тебе следует писать, следует ходить на выставки. Но я видел, как они сами с удовольствием этим занимаются, и думал: почему бы и мне не попробовать. Другими словами, дидактики в таком воспитании не было — все происходило естественно. Конечно, это отражается на профессиональном развитии человека: занятия родителей влияют на детей. Если твой отец архитектор; ты с куда большей вероятностью и сам станешь архитектором или инженером; если родители связаны с искусством — то же самое; ты входишь в этот мир.

Как вы проводите выходные?

У меня двое маленьких детей — четыре года и два. С тех пор как они родились, мой досуг коренным образом изменился и теперь главным образом связан с ними. Мы пытаемся найти какие-то вещи, привлекательные для взрослого и ребенка. Животные, природа — все это стало теперь очень важно, это — источники общих интересов. Так что в свободное время я — отец, и это прекрасно. Я отношусь к этому очень серьезно, поскольку считаю, что психология взрослого в большой степени формируется в результате детского опыта. В этом отношении я — фрейдист, или психоаналитик, и прекрасно понимаю важность детских впечатлений для всего последующего развития личности.

Вы не думали написать книгу о вашем новом опыте?

Быть главой семьи — дело для меня пока новое, так что пройдет еще сколько-то лет, прежде чем у меня появится что сказать. Я не из тех писателей, которым стоит завести ребенка, как уже через полгода они публикуют об этом книгу. «Отцовство» — в подобном заглавии мне видится нечто покровительственное.

В какой стране вы хотели бы жить?

Меня вполне устраивает жизнь в Англии. В то же время у всех, как вы понимаете, бывают воображаемые отношения с другими странами — представляешь их себе, фантазируешь. В эти страны ни в коем случае нельзя ездить, чтобы не разрушать сложившиеся иллюзии. У меня очень увлекательно протекает воображаемый роман с Грецией — хотя в Греции я ни разу не был. Мне она представляется эдаким раем, но ездить туда ни в коем случае нельзя.

Как приняла публика ваше «Искусство путешествий»?

«Искусство путешествий» — как ни странно, наиболее успешная из моих книг в с точки зрения продаж. Эта книга — из тех, что люди читают, когда их перестают удовлетворять поездки, путешествия. Ведь, казалось бы, в наше время путешествовать стало легко; единственная проблема — найти дешевые варианты, билеты, хорошие гостиницы, рестораны, подходящие клубы, музеи. 45 Тем самым путешествия воспринимаются единственно как материальные перемещения. Но в «Искусстве путешествий» мне хотелось обратиться к психологическим, философским аспектам, задать вопросы: зачем нам это нужно? Чего мы пытаемся этим добиться? Что остается от поездки по возвращении? Как мы понимаем места, через которые проезжаем? Что такое любопытство по отношению к другой стране? Такие простые по сути вопросы, которые люди никогда себе не задают.

Своего рода руководство по подготовке к путешествиям?

Да, я считаю, что подготовка к путешествию — дело не только практическое, состоящее не только в изучении карты. Надо еще и спросить себя: в чем суть этого путешествия, зачем оно? Часто нас захватывают изображения дальних мест, куда можно съездить. Картинки ведь так соблазнительны; смотришь и думаешь: вот бы там оказаться — что еще нужно для счастья! Но в жизни, разумеется, все куда сложнее. Мы редко думаем о том, что в отпуск-то предстоит отправиться нам. Причем под «нами» следует понимать нас, людей со всеми нашими обычными сложностями и тревогами, которым никуда не деться от себя. И эти «мы» тоже поедут с нами, чтобы испортить нам отпуск. Возможно, на самом-то деле нам нужно уехать от самих себя — не просто в какое-то определенное место. Вот эту тему мне интересно было обсудить в книге.

Одежда имеет для вас какое-то значение?

Собственная одежда меня интересует мало, в отличие от одежды других, в особенности женщин. По-моему, когда пишешь о какой-либо романтической ситуации, одежда очень важна — ведь это один из главных факторов, обуславливающих возникновение между людьми романтических ситуаций. Да, женская одежда обычно гораздо более интересна. Сам я обычно одеваюсь вот так — сами видите, довольно незатейливо. Но одежда, мне кажется, делает нас… Я хотел бы… Мне бы не хотелось разделять вещи на серьезные и не столь серьезные. По-моему, серьезным и интересным может быть что угодно, стоит лишь поискать. Мода — вовсе не обязательно нечто тривиальное. В ней полным-полно интереснейших идей. Красивое платье — произведение искусства в не меньшей мере, чем прекрасное полотно, и лишь снобизм уводит нас в сторону от подобных мыслей.

Есть ли какая-то книга, которую вы можете назвать главной?

Я очень люблю «Опыты» Монтеня, то и дело их перечитываю. Мне нравится в этой книге то, что там присутствует очень личный голос автора — француз, живший давно, в XVI веке, и при этом разговаривает с тобой, будто твой друг. Очень люблю книги, где автор — твой друг. Монтень рассказывает тебе, что ел на обед, с кем встречался, какая стоит погода. В то же время он делится своими философскими размышлениями, мыслями об искусстве, культуре — говорит о таких глобальных вещах. Мне очень нравится подобное смешение интимного стиля и больших тем, которые объективно можно считать более серьезными.

Вам в целом близка эта традиция афористических заметок?