Тет-а-тет. Беседы с европейскими писателями

Фредерик Бегбедер (Frédéric Beigbeder)

Французский прозаик, публицист, литературный критик и редактор. Родился в 1965 г. Получил диплом Парижского института политических исследований, диплом DESS в области рекламы и маркетинга в CELSA. Работал копирайтером в крупном рекламном агентстве «Young and Rubicam». Сотрудничал в качестве литературного критика в журналах. Вел на телевидении передачи о литературе. Был консультантом Робера Ю на президентских выборах 2002 г. С января 2003 г. работает редактором в издательской группе «Flammarion». Выступил основателем литературной премии «Prix de Flore». Принимал участие в съемках художественных и документальных фильмов, в том числе в порнографическом фильме «Дочь лодочника».

Книги: «Воспоминания необразумившегося молодого человека» (Mémoire d'un jeune homme dérangé, 1990), «Каникулы в коме» (Vacances dansle coma, 1994), «Любовь живет три года» (L'amour dure trois апя 1997), «Рассказики под экстази» (Nouvelles sous Ecstasy, 1999), «99 франков» (99 francs, 2000), «Лучшие книги XX века. Последняя опись перед распродажей» (Dernier inventaire avantliquidation, 2001), «Windows on the world» (2003), «Романтический эгоист» (L'égoïste romantique, 2005), «Идеалы» (Au secours pardon, 2007), «Французский роман» (Un roman français 2009). Комиксы: «Rester Normal» (2002), «Rester Normal à Saint-Tropez» (2004).

Литературные премии: «Interallil» (2003), «Renaudot» (2009).

2003 год. Бегбедер только что выпустил роман «Windows on the World», который бурно обсуждается в прессе, и ушел с телевидения. Он работает в издательстве «Фламмарион» (в здании издательства и проходит беседа), куда его устроил Мишель Уэльбек. Уэльбек в это время находится в Испании и пишет роман «Возможность острова».

Поскольку мы находимся здесь, в вашем кабинете, то логично будет начать с вопроса, давно ли вы здесь работаете?

С первого января. То есть это сколько же получается? Девять месяцев? Как раз столько, сколько длится беременность. И я успел разродиться несколькими романами, но не своими, поскольку я литературный директор этого издательства. Иначе говоря, моя работа состоит в том, чтобы заставлять работать других. Это очень приятно. И вам, кстати, советую, если однажды вы захотите поменять род деятельности, имейте в виду: это куда менее утомительно, чем быть журналистом. Журналисту приходится таскать камеры, очень тяжелые, колесить по всей Европе, это же каторжный труд! А издатель сидит себе и читает работу других, причем сидит, смотрите, в очень комфортабельном кресле, с вентилятором… Нет, это теплое местечко, можете мне поверить.

То есть это существование более спокойное, чем, к примеру, журналистика, и оно нравится вам больше, нежели, скажем, работа для рекламных агентств или…

О да! Да-да-да! Да. Потому что, работая здесь, мы отстаиваем нечто важное, а именно искусство. А в рекламе искусство используют, чтобы продавать йогурты. И это далеко не одно 23 и то же. Можно счесть, что книга тоже в каком-то смысле продукт и, значит, ничем не отличается от йогурта. Однако между ними большая разница. Потому что йогурт не задается вопросами относительно своей йогуртовой судьбы. А книга постоянно сомневается, мучается вопросами: зачем писать? для чего я, книга, нужна? И так далее. И мне это интересно…

А вы много читаете — сейчас и вообще?

Да, я читаю безумно много. Я всегда читал очень много, потому что ненавижу скучать. Я считаю, что это очень удобный способ избежать скуки. Книга не занимает много места, как, например, игровая приставка «Sony Play Station». Книгу можно сунуть в карман, взять с собой в поезд, куда угодно. Это помогает спастись от унылой пустоты существования. А теперь я нашел способ еще и получать деньги за чтение, и это просто здорово. Раньше я читал бесплатно.

У вас дома большая библиотека?

Да, здесь вы видите лишь крохотную часть моих книг.

Поскольку я литературный критик, то получаю все книги, которые выходят из печати, задаром. Так что у меня дома их страшное количество, повернуться невозможно. Здесь еще относительный порядок, потому что ко мне сюда приходят авторы и надо, чтобы кабинет выглядел более или менее презентабельно. А дома только мы с женой, поэтому там хаос абсолютно чудовищный.

Каких писателей вы сейчас издаете?

Например Пьер Меро. «Млекопитающие» — его четвертая книга. Пьеру Меро около сорока, он живет в Париже, бывший учитель. В этой книге он как раз говорит о полной растерянности учителя, которому приходится преподавать литературу в классе, где ученикам на нее глубоко наплевать. Это книга очень смешная и одновременно очень грустная: герой рассказывает о двух своих разводах — он называет это «попытками эмоционального самоубийства». Там есть еще одна красивая фраза, мы поместили ее на обложку: «Любовь — это исключение. Отсутствие любви — правило». Это прекрасно передает общий тон книги, которую очень хорошо приняли здесь критики.

Говорят, следующий роман Мишеля Уэльбека будете издавать вы.

Да. Надеюсь, так оно и будет. Ха-ха-ха! Мишеля трудно поймать. То он в Ирландии, то в Испании, он много путешествует, прячется. Я получаю от него известия лишь эпизодически, но знаю, что он что-то пишет… На данный момент, если не произойдет никаких перемен, я считаюсь его издателем. В конце концов, писатели — люди свободные. Мишель может взять и обратиться в другое издательство. Но мне бы хотелось, чтобы он остался во «Фламмарионе». Здесь он дебютировал, здесь стал грандиозной рок-звездой.

Очень часто ваши романы сравнивают с романами Мишеля Уэльбека. Что вы думаете о нем как о писателе? Что у вас общего и что вас разделяет?

Для меня такое сравнение — комплимент. Потому что Мишель — человек, который вернул французскую литературу к повествовательности, к сюжету, классическому, бальзаковскому. И еще я считаю, что он сделал очень важный шаг, какой мог сделать только крупный писатель: он соединил американский роман — он много читал Брета Истона Эллиса, например — с романом, если можно так выразиться, сартровским, где разочаровавшийся в жизни рассказчик целыми днями сетует на абсурд человеческого существования. В общем, Уэльбек — это, в некотором роде, смесь «Тошноты» и «Американского психопата»[1]. И тут он подал пример и проложил путь таким, как я, которые писали… Я писал в те же годы, что и он, но я писал вещи камерные, рассказывал о своих сердечных переживаниях, о ночных кабаках, о девушках, которых я клеил. И ни на что большее не замахивался, пока не прочел «Элементарные частицы». Эта книга меня подхлестнула, мне тоже захотелось написать реалистический роман, с более широким охватом, с настоящим описанием среды и эпохи. И я сочинил «99 франков». Этого романа, наверно, не было бы, если бы не Мишель Уэльбек, — в том смысле, что это он подал мне идею. Однажды он мне сказал: «Кончай писать про свою ночную жизнь, напиши лучше про дневную». Он знал, что я тогда работал в рекламе. Но я ни разу не касался этой темы в своих романах. Он сказал: «Что ты каждый вечер напиваешься — это, конечно, очень интересно, но все-таки для художественной площадки… для художественного пространства несколько узковато. Реклама, — говорит, — штука очень мощная, очень опасная, и тебе стоило бы про нее рассказать». Так я написал эту книгу, которую перевели в вашей стране и которая стала, скажем так, важным этапом в моей жизни.

У нас перевели не только этот ваш роман, но и многие другие. Вас довольно хорошо в России знают. Вы имеете у нас успех, и он сопоставим — если брать французских авторов — с успехом Мишеля Уэльбека. Поскольку я вижу у вас эти книги, хочу спросить, кого из русских писателей вы любите?

Знаете, я ужасный лентяй, поэтому предпочитаю авторов, которые пишут короткие вещи. Поэтому я больше люблю Тургенева и Чехова, нежели Толстого и Достоевского, которые все-таки мне не близки. Вынужден признать, что у меня большие сложности, например; с Марселем Прустом. Но… но в современной русской литературе есть писатели, которые очень близки к тому, что делаю я сам. В частности, разумеется, Виктор Пелевин…

Какие его книги вы прочли?

«Generation Пепси» или что-то в таком роде. Это меня просто поразило. Когда я был в Москве, мне многие говорили об этом романе. Получается, что мы в разных странах, независимо друг от друга, написали примерно в одно и то же время две книги, которые перекликаются между собой. Обе говорят об угрозе глобализации, о всесилии торговых марок и транснациональных компаний, о методах, которыми эти компании пользуются, чтобы навязать нам определенный образ жизни, привести всю планету к общему знаменателю. Причем интересно, что об этом пишет русский автор имеющий совершенно иной жизненный опыт, нежели я, избалованное дитя капитализма, писатель, совсем недавно столкнувшийся с тем, что такое капитализм, и, однако, оценивающий его в высшей степени критически.

Вы занимаетесь критикой?

Я предпочитаю все вкладывать в свои романы, все вперемешку. Я убежден, что роман сегодня — очень широкий, открытый жанр этакий огромный мешок, куда вмещается и романная фабула с вымышленными персонажами, и одновременно немного эссеистики, и элементы памфлета или репортажа. Мне нравится все это перемешивать, что я и делаю, как мне кажется, в «99 франках» и в «Windows on the World». To есть не загоняю себя в жесткие рамки и даю себе волю. Хочется написать три странички в журналистском стиле, я это делаю; вздумается вдруг вставить в текст стихи, я вставляю стихи; хочется поговорить об экономике, говорю об экономике, об истории… Потом снова возвращаюсь к своим персонажам. Возможно, на меня в этом смысле повлиял Кундера. Я всегда восхищался тем, как умело и гармонично Милан Кундера сочетает в своих книгах философию и собственно роман. Может быть, это как раз и есть способ вывести искусство романа на новый путь. Потому что если писать только затем, чтобы рассказать некую историю… Но этим историям нет числа. Прибавьте еще телевидение, сериалы, фильмы, кино и так далее. Все и так уже наводнено историями. И, мне кажется, рассказать еще одну не есть задача первой необходимости… Ну, и я… я, конечно, рассказываю историю, но мне хочется ее прокомментировать, посмотреть со стороны, как я ее пишу, немножко посмеяться над писательской позой, а потом… потом поднять голову и взглянуть на современный пейзаж, на окружающий мир, на то, что происходит в Париже, в Нью-Йорке, в Москве, и соединить это все в относительно свободной манере. Иначе, как мне кажется, роман рискует задохнуться, оказаться погребенным под безжизненным герметичным вымыслом, как было во времена «нового романа». И это очень важный вопрос сегодня. Потому что всегда может возникнуть вопрос: зачем писать в наше время, когда можно прекрасно заниматься телевидением или самовыражаться в кино… Для чего, когда на дворе 2003 год, брать ручку, писать?.. Я иногда думаю, что у романа сегодня новая миссия, и она состоит как раз в том, чтобы противопоставить себя всему этому и делать то, что не в состоянии дать видеоряд. Перемешать и сплавить все воедино нереально на уровне видеоряда. Если это сделать, то невозможно будет смотреть. А в романе это получается, если работать тщательно, умело… В общем, роман — это то, что нельзя сделать в кино.