Тет-а-тет. Беседы с европейскими писателями

Вам не кажется, что ваш персонаж слишком похож на вас?

Да. Возможно, это недостаток книги, но проблемы у Картью Йорстона примерно те же, что у меня самого. Я наблюдаю за персонажем, который очень похож на меня, и стараюсь дать ему какие-то отличия. Например у него двое детей, мальчики, а у меня один ребенок, дочь, и так далее. Но мне явно не удалось, как бы это сказать… вас обмануть. Все равно ясно, что Картью страшно на меня похож. Он чуть постарше, родился в Остине, в Техасе, но совершил в жизни примерно те же ошибки, что и я. Вместе с тем… Я предпочитаю честно создавать персонажей, которые похожи на меня, так хоть есть какое-то правдоподобие. Повторю еще раз: если бы мне нужно было написать «Гарри Поттера», не уверен, что у меня бы получилось. Я не смог бы придумать мальчика, который летает на помеле и воюет с ведьмами. Это так. Писатель должен знать свои пределы, это очень важно.

Для меня детство вовсе не «зеленый рай», а долгий унылый период скучный, беспросветный, когда есть только обязанности, только дисциплина, когда надо ходить в школу, делать, что тебе говорят, заниматься, слушаться. У меня осталось впечатление, что от нуля до двадцати лет это все одна сплошная учеба. До сих пор мне кажется, что я освободился только недавно. У меня очень мало воспоминаний о детстве — несколько размытых кадров. Помню какие-то ситуации с бабушкой и дедушкой, с родителями, потом… В общем, это нескончаемое серое уныние, в котором для меня нет ничего привлекательного. Вплоть до того, что, по моим ощущениям, быть ребенком — это все равно что сидеть в тюрьме. Все интересное начинается, когда покидаешь родительский дом. Только тогда человек по-настоящему рождается.

Ваш любимый писатель/писатели?

Я очень люблю нескольких прозаиков, которые здесь считаются не самыми крупными. Это, например Антуан Блонден, Франсуаза Саган, писатели с собственной негромкой музыкой, с большим обаянием. В романе я не раз упоминаю «Над пропастью во ржи» Сэлинджера. У многих французских писателей тоже… тоже есть очарование, изящество… У них отточенные фразы, прозрачная, хрупкая проза. Я стараюсь всегда… Я люблю фразы, которые кажутся ломкими. Гм… ну, не знаю… Например, я очень люблю Жюля Ренара. Он всю жизнь вел дневник. Для меня дневники Жюля Ренара — вершина мировой литературы, неисчерпаемое сокровище, которое можно читать, и перечитывать, и пере-перечитывать, и пере-пере-перечитывать, потому что там целые россыпи афоризмов, мимолетных наблюдений, непринужденных размышлений… Еще я очень люблю Колетт — по той же причине. Мне хотелось бы назвать и русских писателей…

Может быть, то, что способно всерьез волновать, не требует в принципе больше ста двадцати страниц. В романе я много пишу про Кэта Стивенса, он сочинял в семидесятые годы самые красивые песни в стиле фолк. А потом в один прекрасный день принял мусульманство, причем воинствующее, и даже поддержал травлю Салмана Рушди. Персонаж совершенно невероятный, очень интересный. И песни у него абсолютно потрясающие. Ну, а кроме того, сейчас я много слушаю рок. «White Stripes», «Radiohead»… Новая группа Билли Коргэна «Zwan»… «Zwan» — это великолепно.

Интересно, вы напишете роман о своей работе в издательстве?

Да, да, почему бы нет? Это вообще забавно: после «99 франков» каждый раз, когда мне кто-нибудь предлагает работу, они думают, что я потом напишу про них роман. Но… Вполне возможно, почему нет? История происходит в некоем издательстве. Журналисты с русского телевидения приезжают брать у меня интервью, на улице дикая жара… Прекрасное начало для книги. Перевод Ирины Кузнецовой