Возможны варианты...

— Ума не приложу, — искренне отвечает Владимир Степанович, — очень уж трудная ситуация. Вшивать новый замок — портить ботинки. Кожа не ткань, на ней прошивы не затягиваются. В таком случае неизбежна уценка. А уценить без разрешения министерства нельзя. Да и накладно будет для нас. Придется обращаться в арбитраж, иного воздействия на полевцев нет. Предвижу новую и долгую «позиционную войну».

За этим частным случаем четко просматривается тенденция: взаимоотношения обувщиков и их контрагентов носят не экономический, а только лишь юридический характер. Что имею в виду? Если бы Челябинская фабрика могла предъявить Полевскому заводу экономическую претензию, а именно — высокий штраф, включающий в себя упущенную выгоду, и эта претензия была бы бесспорно и быстро удовлетворена, тогда полевцы мгновенно зашевелились бы. Теперь же они будут «тянуть резину» — спорить, доказывать, что их продукция соответствует стандарту, а виноваты во всем сами обувщики: не так вшивали замок, с перекосом, скажем. Ситуация складывается такая, что из нее не видно жесткого выхода. Скорее всего, дело закончится все той же уценкой.

Несоответствие стандартов на сырье и готовую обувь — вообще очень серьезный момент в работе обувщиков не только челябинских, но и всей страны. Оно имеет характер не частного случая, а системы. Например, кожи, имеющие частичную «отдушистость», у кожевников считаются стандартными и должны быть приняты обувщиками. А в готовой обуви та же «отдушистость» — серьезный брак, ведь обувь в таком случае похожа на печеное яблоко. Разговоры о подобном несоответствии идут уже давно. И кожзавод, и обувная фабрика находятся в системе одного и того же Министерства легкой промышленности РСФСР, однако общего языка и такие близкие смежники найти не могут, что уж тут говорить о «дальних», тех же полевцах, например.

Кожевники говорят: «Мы отвечаем только за качество своей продукции в соответствии с нашими стандартами. А качество обуви — это уж дело обувщиков. Их забота, им и ответ держать, если допущен брак».

Обувщики возражают: «У вас стандарт только на готовую кожу, а у нас еще и на обувь. Разрешенные пороки вашей продукции у нас недопустимы. К тому же многие скрытые пороки кожи проявляются только в процессе, а то и в конце нашего производства. Как быть?»

Кожевники в ответ: «А как хотите!»

Спору нет конца и не будет, ведь по-своему правы обе стороны, ибо в основе конфликта — разные стандарты. До недавнего времени готовые кожи подразделялись на семь сортов. Чтобы оградить обувщиков от низкосортной продукции, было решено разделять кожи на четыре качественных вида. Но оказалось, что и это благое намерение использовали не без хитрости и ведомственной выгоды: седьмой сорт включили в состав четвертого.

Когда человек покупает обувь из такой кожи, ему нет никакого дела до разногласий смежников и ведомственных стандартов. Его не греет сознание, что у кожевников снижен процент официально признанного брака. Он-то вляпался на все сто! Кому сможет он предъявить свои претензии?

Конечно, не кожевникам. Те по технологической цепочке не первые от покупателя. Поэтому претензии пойдут в адрес продавцов и сапожников. Для них брак смежников превратится в экономические потери, разделить которые с ними не пожелает никто. Однако и сапожники не без греха.

Помню, как в детстве кричали мы в кинотеатре «сапожник!», если экран вдруг угасал, а киномеханик долго не мог наладить свой проекционный «фонарь». «Сапожниками» обзываем мы вообще всяких неудачливых или халтурящих мастеровых. А идет это от… самих сапожников. Те же талдомские башмари-лепилы могли вместо кожи поставить не подошву картон: носи, хозяин, без заботы от пятницы до самой субботы; могли под стельку запрятать щетину: для беспокойства ноги скаредного заказчика, а капризному — бересту: скрипеть будет на всю улицу. Да мало ли какое озорство или хулиганство допускали эти самые лепилы-башмари. А холодный сапожник, который на ваших глазах в будочке так починит обувку, что и до дому в ней дойти не сумеешь?

Сейчас на фабрике, конечно же, никто так не поступит. Но кличка-то осталась не без оснований. Перекошенный, жесткий, вздувшийся, незастегивающийся, нерасстегивающийся ботинок все еще попадается. И пусть не всегда виноват в этом обувщик, ему прежде всего кричим мы — «сапожник!» Ибо он — крайний. А крайним кому быть хочется?

В фабричной курилке после обеда разговорился с одним из рабочих. Спрашиваю: что это народ у вас не держится, сам видел, сколько станков стоит без хозяина.

— Причин много, — услышал в ответ, — если же сказать главное, то не по нормам нагрузка.

Тут, оказывается, вот какое дело. Представьте, пошла новая модель. По расчету трудозатрат в бригаде должно быть тридцать человек. В Доме моделей экономисты сосчитали именно так. А их фабричные коллеги более двадцати пяти запланировать не смогут, даже если очень захотят: желания одних и возможности других не совпадают. Но все же план выполняется почти всегда. Как же это удается?

Есть много таких операций, которые можно не делать, и никто не заметит. Если же новинку подобной «рационализацией» привести в соответствие с возможностями, глядишь — количество есть. Только уж качества не спрашивай.

Позже я уточнил разницу между расчетными трудозатратами и фактическими. Она действительно внушительна. Если бы вся обувь в объединении делалась в соответствии с рассчитанной модельерами технологией, без отступлений и «рационализации», то количество рабочих в Челябинском объединении нужно было бы увеличить на несколько сотен человек.

Естественно, нагрузка отсутствующих распределяется между присутствующими. Первой этого не выдерживает молодежь: у станков-то девчушки. В рабочий день они так устают, что порой сил хватает лишь до общежития добраться. Вроде невелика эта тяжесть — обувка на колодке, а полторы-две тонны за день набегает.

— Ну, а еще есть причины, мешающие хорошо работать? — спрашиваю у своего собеседника в курилке.

— Есть и еще, как не быть. Пять-шесть потоков из одиннадцати только на нашей фабрике каждый день испытывают недостаток кожсырья. Кожемяки нас не балуют.

— И свои, челябинские, тоже?

— И свои в этом деле не отстают. Хотя, правду сказать, все же получше других поставщиков.

Я отправился на кожзавод, хотя знал уже, что не челябинские кожемяки — главные поставщики сырья для местных сапожников. Чита, Стерлитамак, Камышлов поставляют куда больше. Но менее регулярно и худшего качества. И все же разобраться с очередным звеном цепи решил в Челябинске. Здешний завод на хорошем счету у всех: и главка, и смежников. Однако и у него немало своих бед. А раз так, они, эти беды, объективно отражают состояние важного передела кожевенно-обувной индустрии.

Главный инженер Челябинского кожзавода А. П. Сизёмин и не скрывал, что их предприятие в большом долгу перед обувщиками. Даже не в смысле количества. Тут если есть задержки, то незначительные. Куда хуже дело обстоит с качеством выпускаемой продукции. Но и оно не всегда зависит от рабочих и специалистов завода. В еще большей степени — от качества химических реактивов, жиров и красок, которыми обрабатывают кожи. Многие из них до сих пор приходится покупать за рубежом.

В слове «дубители» явно слышится родной русскому языку «дуб». Издавна для выделки кож использовали дубовую кору, ее отвар. Сегодня нужны и другие средства. Высококачественные дубители получают из дерева квебрахо, что растет в Аргентине. Его кору закупаем и мы. Но самые лучшие дубители, по качеству превосходящие квебрахо, можно, оказывается, получить из нашей родной русской ивы. Селекционеры-лесоводы стремятся получить толстокорый ивняк, чтобы с каждого дерева брать побольше танинов, дубящих органических соединений.

Но если проблемы, связанные с получением высококачественных дубильных веществ, еще как-то решаются (помимо экспериментов с ивой, можно назвать разработку метода сухого дубления) и челябинские кожевники получают небольшое количество дубителей из ивы и квебрахо, то красильно-жировальные операции идут на веществах, мало удовлетворяющих технологов. Купить проще, чем наладить производство…

— Наш завод, — рассказывает Сизёмин, — неплохо оборудован некоторыми отечественными и зарубежными машинами для обработки шкур. У нас в достатке хороших двоильных машин, чехословацких и французских, на которых производят расслоение шкур. Но и ручного труда еще достаточно. Некоторые машины, хоть они и есть, — постоянный источник трудностей и забот. Стригальные, к примеру. Они и сами по себе несовершенны, и ножи к ним — целая проблема. А «шкурный» вопрос?!

Анатолий Петрович подвел наш разговор к следующему производственному переделу, вернее — к предыдущему, если говорить о заводе: качество поступающих сюда шкур. Действительно, вопрос очень важный и неподдающийся разрешению вот уже много лет подряд. Он имеет два адреса: мясокомбинат и ферму.

Челябинский кожзавод почти все свое сырье получает от мясокомбинатов области и местных заготовителей — кооператоров. И на каждой шкуре — килограммы грязи с одной стороны, килограммы сала и мяса — с другой. Все это надо удалить. На кожзаводе остатки ценных пищевых продуктов превращаются в отнюдь не пищевые. Кое-что утилизируется, но более двухсот тонн отходов ежегодно идет на свалку. И это лишь одна часть беды.

Вторая — порезы кожи. На комбинатах меньше, у заготовителей больше. Дефект ничем уже не устранишь, увеличивается обрезь, растут потери кожи. Да и работать с такими шкурами трудно. Но есть еще одна проблема, которая кожзавода не касается, зато больно задевает каждого из нас. И тут снова несколько слов о моде.

Еще совсем недавно мы буквально гонялись за синтетическими вещами. Их достоинства казались нам неоспоримыми. Сам помню, с каким трудом удалось купить — и за большие сравнительно деньги — две нейлоновые рубашки. Так они и до сих пор валяются новехонькими: первый же выход в театр отрезвил.

Ныне свой гардероб мы формируем иначе: одежду и обувь подбираем так, чтобы по возможности избежать синтетики. Да не тут-то было. Натурального материала становится все меньше. Синтетической обуви все больше. Синтетическая кожа — это, как говорится, нонсенс. Но он рожден уже не модой, а обстоятельствами: мало шкур дает сельское хозяйство.

Между тем огромное количество шкур пропадает зря. Небрежно снятые с забитого скота, они бывают так же небрежно брошены, куда попало. А ведь в течение двух-трех часов шкуру нужно посолить или, что, по мнению специалистов, гораздо лучше, заложить в рассол, иначе она потеряет свои природные качества. И лишь через две недели она готова к транспортировке на кожзавод. Однако инспектура по качеству сельхозпродуктов отмечает, что это правило соблюдается далеко не всегда. Десятки тысяч шкур пропадают только в Челябинской области. Явление не местное.

Но даже вовремя обработанные шкуры не подходят зачастую ни под какие стандарты. Первосортных шкур на кожзаводы поступает всего ничего — считанные проценты. В основном, идет четвертый сорт, отмеченный всевозможными пороками. Если некоторые из них, появившиеся, скажем, из-за неправильной предварительной обработки, кожевники могут выправить, то так называемые прижизненные пороки устранению практически не поддаются. Рубцы, парша, лизуха, свищи — все это брак будущего кожсырья, брак нашей будущей обуви. Он начинается на ферме.