Новое начало? Западные немцы в первое послевоенное десятилетие

Миф о «перевоспитании»

Само по себе германское общество оказалось неспособно к радикальным изменениям, однако, на счастье для немцев и остального мира, их перевоспитание взяли на себя державы-победительницы. Именно они наказали преступников, создали новые демократические институты и защищали их в дальнейшем, учили простых немцев быть добропорядочными гражданами республики; ФРГ является целиком и полностью их творением.

С этим мифом в российском информационном пространстве также приходится сталкиваться довольно часто. При этом без ответа остается вопрос о том, почему насильственное внедрение демократии оказалось столь успешным в одном случае и не привело ни к каким результатам в других, несмотря на значительно больший объем затраченного времени и усилий. Между тем даже поверхностное знакомство с политикой оккупационных держав показывает, что их возможности были довольно ограниченными, а достигавшийся эффект нередко прямо противоположным ожидаемому.

Вопрос о том, что делать с побежденной Германией, начал обсуждаться в странах Антигитлеровской коалиции задолго до мая 1945 г. Радикальные варианты — раздробить страну на несколько малых государств, изолировать ее в Европе силовыми мерами, превратить в аграрное государство путем уничтожения всей крупной промышленности — довольно скоро оказались отвергнуты. Часть из них была признана нереалистичной, часть могла привести к весьма долгосрочным и негативным последствиям, превратив Германию в постоянный очаг нестабильности в Европе. В итоге на конференциях союзников было принято принципиальное решение сохранить единое государство и постараться придать ему демократический характер.

Последнее считалось непростой задачей. После двух мировых войн в стане победителей, в особенности в США, было распространено представление о том, что источником проблем является немецкий национальный характер как таковой. Весьма красноречиво название опубликованной в 1943 г. книги американского психолога Р. Брикнера «Неизлечима ли Германия?». Брикнер развивал идею о том, что немецкое общество на протяжении многих поколений больно коллективной паранойей [Fay 2008: 18]. В начале 1945 г. в английских и американских штабах распространялся документ под названием «Немецкий характер», в котором нацизм назывался «лишь крайним проявлением» оного [Birke 1989: 15]. «Переобучение» (re-education), соответственно, представлялось сложной задачей, которая потребует большого количества времени и больших усилий в самых разных областях — от системы образования до культурной сферы.

По мере приближения англо-американских войск к границам рейха вопрос о том, какую политику проводить на оккупированных территориях, становился все более актуальным. В военном руководстве западных союзников толком не знали, чего ждать от немцев, — не исключался вариант как отчаянного фанатичного сопротивления, включая масштабную партизанскую войну, так и гражданской войны между нацистами и их противниками, которые воспользуются первой возможностью, чтобы за все поквитаться. Американское командование с самого начала официально сделало акцент на том, что ни о каком «освобождении» немцев речи быть не может — они являются побежденным противником (об этом прямо говорила директива JSC 1067, изданная в апреле 1945 г.) [Brenner 2016: 17]. Солдатам армии США запрещалось контактировать с немецким мирным населением — действовал так называемый «запрет братаний», впрочем, далеко не везде и не всегда строго соблюдавшийся. Большим сюрпризом для американских солдат и офицеров стало то, что немецкое население не выражало никакого желания сопротивляться, в германских городках авангарды союзников зачастую встречали свисавшие из окон белые полотнища.

Отсутствие необходимости вести войну против мирного населения было большим облегчением, однако с самого начала победителям пришлось столкнуться с серьезными проблемами, которые им удалось решить лишь в ограниченном масштабе. Одной из этих проблем стало размещение огромной массы немецких военнопленных. Зачастую их приходилось содержать в импровизированных лагерях под открытым небом, с недостаточным и скорее эпизодическим снабжением водой и пищей [Taylor 2011: 187–192]. Другой проблемой, о которой уже говорилось выше, стало обеспечение потребностей гражданского населения. Естественно, что в глазах этого населения все возникающие проблемы являлись следствием равнодушия, если не злонамеренности победителей.

Нужно подчеркнуть, что западные союзники с самого начала не считали возможным организовать собственную систему управления оккупированными территориями. Сразу же после окончания боев за определенную территорию они начинали искать достойных кандидатов в местную администрацию. Безусловно, на начальном этапе эти администраторы подчинялись военным инстанциям держав-победительниц, и с формированием органов власти более высокого уровня западные державы не спешили. К тому же объективно существовала кадровая проблема, — по словам К. Ярауша, «поиски достойных демократов оказывались по большей части тщетными» [Jarausch 2006: 9]. Тем не менее к концу 1945 г. на уровне земель в западных оккупационных зонах функционировал развитый немецкий административный аппарат и действовали политические партии. На повестке дня стоял вопрос о межземельном и межзональном взаимодействии этих структур.

Ключевым понятием при описании политики держав-победительниц в отношении немцев часто становится денацификация. Это слово обычно употребляется в достаточно узком смысле — подразумевается наказание людей, совершивших в Третьем рейхе различного рода преступления от имени режима. В действительности под денацификацией победители понимали широкий комплекс мероприятий, направленных на ликвидацию институтов и практик нацистского режима, — от системы образования и правовых норм до формирования новых элит, способных построить демократическое государство [LeBau 2020: 49].

И такие мероприятия действительно проводились. Далеко не все из них увенчались успехом. К примеру, попытка в 1946 г. провести в американской зоне оккупации школьную реформу, введя единую общеобразовательную школу вместо нескольких традиционных для Германии типов учебных заведений, закончилась неудачей. Точно так же оказалось технически невозможным полностью отказаться от услуг учителей, являвшихся раньше членами НСДАП, поскольку их оказалось попросту некем заменить. В полной мере удалось лишь очистить от националистического и милитаристского содержания учебные программы. История с неудавшейся школьной реформой тем более показательна, что с самого начала в рамках денацификации работе с молодежью уделялось особое внимание — именно молодежь часто считалась наиболее индоктринированной нацизмом частью германского общества [Fisher 2007: 64].

Успешнее была политика в области прессы: всем «старым издателям», публиковавшим периодику в годы Третьего рейха, было запрещено продолжать свою деятельность. Лицензии выдавались только «новичкам», и работали они под контролем специальных офицеров по делам прессы. Значительную часть СМИ напрямую контролировали и издавали победители. Однако этот период продлился недолго. «Старым издателям» удалось вернуться в бизнес в начале 1950-х гг. и даже в некоторой степени восстановить утраченные позиции, однако «новички» уже смогли закрепиться на рынке. Одним из них был Якоб Аугштайн, выпускавший ставший вскоре знаменитым еженедельник «Шпигель».

Большое внимание уделялось борьбе с милитаристскими традициями: были запрещены ношение униформ, военные праздники и определенные «военизированные» виды спорта, библиотеки очищались от «вредных» книг. В то же время попытка очистить культурную сферу от сотрудничавших с национал-социалистическим режимом, предпринятая американскими властями, завершилась неудачей: немцы громко и успешно требовали возвращения на сцену любимых исполнителей [Brenner 2016: 178].

Разумеется, вопрос о том, каким образом наказывать индивидуальных преступников, также являлся важной составной частью денацификации. После окончания войны в западных оккупационных зонах около 180 тыс. человек, которые в силу занимаемых постов считались причастными к нацистским преступлениям, были помещены в специальные лагеря для интернированных (так называемые автоматические аресты), где ожидали рассмотрения своих дел. Кроме того, вскоре после победы оккупационные власти приступили к повальным увольнениям всех бывших членов НСДАП (в особенности вступивших в партию до 1937 г.) с ключевых должностей в административном аппарате, судебной системе, системе образования, других ключевых для функционирования государства и общества сферах. Так, в одном Франкфурте-на-Майне было уволено около 70 % чиновников, во всей американской оккупационной зоне к марту 1946 г. по политическим причинам лишились своих рабочих мест 340 тыс. человек [Brenner 2016: 246]. По некоторым данным, увольнение поначалу затронуло также 80–85 % школьных учителей [Jarausch 2006: 50]. Это мгновенно вызвало дефицит квалифицированных кадров. Такой дефицит грозил не только косвенными, но и самыми прямыми негативными последствиями: увольнение менеджеров и технических специалистов в Руре привело к крупным авариям на шахтах [Taylor 2011: 302].

Попытка заместить убыль вернувшимися в Германию эмигрантами, противниками нацистского режима и возвращенными на рабочие места пенсионерами оказалась лишь частично успешной. Полностью ликвидировать кадровый голод не удалось, и постепенно оккупационным державам приходилось соглашаться на возвращение на свои посты — пусть на определенных условиях и в ограниченном количестве — бывших нацистов. Так, в британской оккупационной зоне в октябре 1945 г. было издано распоряжение о том, что 50 % бывших членов НСДАП, работавших в судебной сфере, следует считать «номинальными нацистами» и позволить им оставаться на своих постах [Taylor 2011: 265]. Такая политика выглядела непоследовательной в глазах многих немцев и подрывала их доверие к процессу денацификации в принципе. Определенную роль играло и то, что тактика различных оккупационных держав существенно отличалась: наиболее строго и последовательно действовали американцы, в то время как англичане и французы сосредоточились на поиске и наказании главных преступников.

Весьма сложной была также реакция немецкого общества на Нюрнбергские процессы, включая самый знаменитый из них — суд над главными военными преступниками. С одной стороны, мало кто симпатизировал подсудимым, с другой — в глазах многих немцев процессы выглядели «правосудием победителей». Однако в гораздо большей степени жителей западных оккупационных зон затрагивало знаменитое массовое анкетирование, организованное победителями уже менее чем через год после окончания войны.

Форма анкеты была разработана американскими властями и включала в себя 131 вопрос, касавшийся принадлежности анкетируемого к государственным и партийным структурам, его деятельности и взглядов. Анкеты рассматривались специальными комиссиями, выносившими решение о принадлежности анкетируемого к одной из пяти категорий: главные преступники, виновные, менее виновные, попутчики и невиновные. В зависимости от категории назначалось наказание (тюремное заключение или штраф); кроме того, принадлежность к первым трем категориям была сопряжена с существенными ограничениями — например, практически полным запретом на занятие любых руководящих должностей. В британской и французской зонах была принята та же система с незначительными изменениями. Планировалось, что заполнять анкеты будут все взрослые немцы; только в американской зоне было заполнено 13 млн анкет [Brenner 2016: 252].