Возможны варианты...

III

Но все это были одни лишь частные советы. А нужна была система земледелия, применение которой позволяло бы наращивать урожайную силу земли. Такую глубоко обоснованную систему первым в мировой практике дал Т. С. Мальцев. К мысли о несостоятельности общепринятой системы обработки полей отвальным плугом он пришел не через труды Овсинского, с которыми, к сожалению, до недавних лет не был знаком, и уж тем более не с помощью Фолкнера, как думал мистер Гаррет. Мальцев шел от достижений отечественной науки. С трудами ее корифеев он знакомился жадно. Любимым чтением на многие десятилетия для Мальцева стали «Письма из деревни» замечательного русского ученого и публициста А. Н. Энгельгардта. Мысль Александра Николаевича о том, что агрономия не есть точная наука, что она наука местная и развивается не по образцу, а по обстоятельствам, — могучий призыв к творчеству, к борьбе с шаблоном, отрицание абсолюта. Другие труды своих предшественников Мальцев принимал в той степени, в какой они подтверждались опытом. Если же вывод корифея не подтверждался практикой, он подвергался проверке и перепроверке, а затем и отрицанию. Так было с утверждением В. Р. Вильямса о том, что на структуру почвы положительное влияние оказывают многолетние травы, а однолетние — разрушают ее.

Вскоре после войны Мальцев задался вопросом: «Можно ли серьезно надеяться, что через известный промежуток времени наши десяти-, девяти- или восьмипольные севообороты в состоянии по-настоящему, как это имел в виду академик В. Р. Вильямс, восстановить структуру почвы и ее плодородие?»

Вильямс — авторитетнейший биолог, почвовед и агроном. Одна из основных проблем, которая постоянно волновала его, — это процесс образования органического вещества почвы. Десятки, сотни и тысячи разнообразных опытов поставил он вместе со своими учениками, чтобы выяснить суть и особенности протекания этого процесса. Он пришел к выводу, что в почве постоянно создается и разрушается органическое вещество. От этого зависит структура почвы. Он писал:

«…почва — сложная комбинация минеральных и органических веществ, в которой никогда, ни на минуту нет покоя, которая насквозь проникнута жизнью и живыми существами, которая сама дает жизнь и в которой состояние покоя и неподвижности есть состояние смерти».

До Вильямса считали (скажем, Костычев), что структуру почвы создает время. Полю нужно для этого лет двадцать пять, а то и все пятьдесят. Вильямс искал путь более быстрого оструктуривания почвы в выпаханном поле. Он горячо воспринял мысль Юстуса Либиха о том, что нет более прямого пути к абсолютному обнищанию народа, чем беспрерывное использование однолетних растений. В ходе опытов он нашел противовес: нужно сеять многолетние травы, особенно хороши бобовые: они строят структуру почвы за два-три года.

Еще в 1921 году Вильямс подает в Госплан записку с обоснованием травопольной системы земледелия. Его волновало, что во многих районах страны урожаи были ничтожны, порой ниже, чем до революции. Он считал, что основная причина этому — бесструктурная почва.

Комковатая структура почвы, лучше даже зернистая — вот путь к высокому урожаю, считал Вильямс. Он настаивал, чтобы ее создавали путем целесообразной обработки поля и внедрения травопольной системы земледелия.

Главное в травопольной системе — полевые и кормовые травопольные севообороты в сочетании с правильной обработкой почвы, системой удобрений и созданием полезащитных лесных полос. Вильямс подчеркивал, что для каждого из климатических регионов страны должны быть разработаны совершенно определенные конкретные севообороты, но обязательно на основе травополья. Он писал:

«Земледельческая наука постоянно в своем развитии бросалась от одной крайности к другой, и чем размахи этих колебаний были больше, тем труднее ей было остановиться на середине между крайностями, и она разрабатывала лишь части вопроса, не будучи в состоянии охватить его вполне».

Разумная мысль, разумное предложение о введении травопольной системы земледелия, если рассматривать ее не как панацею, а часть общего вопроса земледелия. Но на практике получилось совсем не так.

Практические рекомендации Вильямса сводились к тому, что он категорически и беспрекословно предписывал: почва должна обладать определенной структурой, она должна представлять из себя комковатую массу, все элементы в почве должны быть связаны в комочки от пяти до десяти миллиметров в диаметре. Должны — и никак иначе!

Академик Д. Н. Прянишников считал травопольную систему экстенсивным путем развития сельскохозяйственного производства и настаивал на интенсивном — на развитии промышленности по производству минеральных химических удобрений.

Академик Н. М. Тулайков не верил в возможность приложения принципов травопольной системы К земледелию в засушливых регионах страны. «Мы о структуре почвы не заботимся», — говорил он, считая одним из основных приемов обработки почвы в засушливых регионах мелкую пахоту с помощью полуотвальных плугов и дисковых орудий. Это позволяет накапливать влагу, добиваться, как говорил Николай Максимович, «чтобы дождь шел под ногами». Иными словами, та же идея, что и у Овсинского, что и у Фолкнера: конденсация паров внутри почвы. Но для этого нужны особая техника и технология, их-то Тулайков и разрабатывал в заволжских степях.

На первых порах система Тулайкова дала хорошие результаты, урожайность радовала. Тулайков, ободренный удачей, мечтал о том, что страна создаст себе вторую хлебную базу — подымет целину и залежные земли степей далеко восточнее Волги. И там нужна будет особая технология обработки полей, особая система земледелия. Ее-то он и отрабатывал в надежде на лучшее будущее. Ведь удача была! Но — временная, как оказалось довольно скоро.

Мелкая пахота без достаточных средств борьбы с сорняками (гербицидов тогда еще не было) привела к тому, что сорняки стали «душить» пшеницу на огромных территориях Поволжья. Урожаи пропали.

Лишь много позже стало ясно, что только на пути, указанном Тулайковым, возможно победить засуху, ветровую и водную эрозию, сохранить влагу в почве и саму почву, улучшить ее структуру. Сам Тулайков в полемическом задоре говорил, что о структуре он не заботится, что в степях урожай дает не земля, а небо. Но это был лишь выпад против теории Вильямса, по которой выходило, что главная задача всякого земледельца — создавать правильную структуру почвы.

Идея эта сама по себе не нова. Еще Костычев говорил, что плодородие зависит и от физического состояния почвы, от ее структуры, комковатости, зернистости. Но заметьте: здесь было «и». Вильямс «и» отбросит, а структуру возведет в абсолют. Так же, как Тулайков в абсолют возведет влагу.

Итак, с одной стороны Вильямс: травопольная система земледелия; с другой — Прянишников: химизация сельского хозяйства; с третьей — Тулайков: новые методы обработки почвы. Все трое — академики.

Но кто же прав, если истина одна и конкретна? Кому верить? Кому отдать предпочтение? Правы все трое.

В земледелии истина действительно весьма конкретна, но далеко не едина. Местная истина — истина, всеобщая — ложь. В земледелии нет и не может быть единой универсальной теории, нет шаблонного рецепта для лечения всех недугов почвы во всех природных и климатических зонах такой громадной страны, как наша. Еще Д. И. Менделеев предупреждал, что искать общего лекарства для земли — искать философский камень, терять время.

Но все же в конце тридцатых годов предпочтение отдали травопольной системе. Ее внедряли без какого бы то ни было сомнения везде и всюду. Если же и находились сомневающиеся, то их не жаловали, а потому они помалкивали. К тому же очень уж хотелось верить, что вот оно, искомое дешевое и быстрое чудо-средство, как всегда быть с хлебом.

Немало сил для повсеместного внедрения травопольной системы приложил ее автор, Вильямс. В своих суждениях он был зачастую излишне категоричен. Достаточно сказать, что Вильямс, этот главный агроном страны, как его неофициально именовали, вынес приговор бороне: она, мол, разрушает структуру почвы. А ведь Овсинский, Тулайков, Фолкнер, Мальцев, Бараев в один голос заявляют, что борона — чудесное орудие: без нее ни влагу закрыть, ни сорняк «сковырнуть».

Не следует, однако, думать, что между тремя нашими учеными шла какая-то ожесточенная борьба. Никакой борьбы с травопольной системой не вели ни Тулайков, ни тем более Прянишников. Как впоследствии не будет вести ее и Мальцев. Более того, Терентия Семеновича даже, считали продолжателем дела Вильямса. Не случайно еще академик Н. И. Вавилов вручал Мальцеву медаль ВАСХНИЛ за развитие идей Вильямса. Просто каждый из ученых в науке о земле шел своим путем, в конкретных обстоятельствах искал и находил свои рецепты врачевания земли.

Но и с самим травопольным учением судьба обошлась сурово. Внедренная повсюду и в широких масштабах, система Вильямса далеко не везде и не всегда давала именно ту отдачу, на которую рассчитывали земледельцы и которую гарантировал автор. Кроме того, севообороты, составленные на основе травопольной системы земледелия, требовали значительных площадей, занятых незерновыми культурами. Кое-где это приводило даже к снижению валового производства зерна, хотя зачастую и увеличивало урожайность площадей, занятых зерновыми культурами. И тогда с «травополкой-балаболкой» повели решительную и несправедливую борьбу. Ее искореняли повсюду, даже там, где она была явно ко двору. В результате страна лишилась, прежде всего, семян кормовых трав, а как следствие — и большого количества кормов для общественного животноводства. «Травополку» пришлось долго восстанавливать, и делалось это уже с разумным пониманием плюсов и минусов травопольной системы.

К сожалению, отвергнув «травополку», на смену ей призвали не менее однозначную систему земледелия — пропашную. Ставку сделали, прежде всего, на магическую силу кукурузы. Хорошая сама по себе, эта система земледелия превращалась во зло там, где по природно-климатическим условиям она не должна была и не могла существовать. Ведь подчинить природу можно только послушанием ей. Иного пути нет. А противопоставлять природе какую бы то ни было систему — пусть и самую разумную! — без учета особенностей данного региона или даже района — совершать ошибку. Особенно серьезную промашку допустили на целине в первые годы ее освоения.

На второй год подъема целины Терентий Семенович, обеспокоенный судьбой новопаханного поля, самого большого в стране и самого для нее важного, пророчески писал в открытом письме ученым-агрономам:

«Если мы целинные земли будем разрабатывать плугами с отвалами, а потом каждый год их снова будем пахать с оборотом пласта, то, по правде говоря, скоро мы эти новые земли превратим в старые, и скорее там, где сравнительно небольшой гумусный слой: от такой работы и структура почвы скоро разрушится, скоро разрушатся и органические вещества. Надо обязательно найти такие способы обработки, которые сберегли бы эти ценности, рационально бы их расходовали и еще больше их создавали; чтобы обработка почвы не мешала, а содействовала однолетним растениям создавать условия почвенного плодородия».