На узких перекрёстках мирозданья...

На узких перекрёстках мирозданья...

— Северус, я надеюсь на твою помощь… ты сможешь посидеть вместо меня в жюри конкурса молодых учёных, на секции зельеварения?

На лице декана Слизерина не появилось и тени энтузиазма. Искусство зельеварения было для него едва ли не единственным источником чистой радости и вдохновения, без которого ни один человек не может жить. Общество единомышленников, безусловно, всегда являлось приятным для него, пусть даже этот факт не так-то легко было отметить со стороны. Но именно поэтому Снейпа менее всего привлекали все эти международные конкурсы и драки из-за грантов.

Он любил посещать научные форумы и конференции, где собирались «сливки общества», учёные, давно знакомые между собой, чтобы обсудить новости и поделиться собственными находками; люди, так же тщательно и трепетно подходящие к науке, как и он сам. В их кругу мрачность профессора Снейпа исчезала, а его злой сарказм превращался в остроумие; там его ценили весьма высоко; он переставал чувствовать себя чудаком, сумасшедшим педантом и неприятным типом, помешанным на колбочках и пробирках. Там знали цену кропотливой работе, восхищались тонкой интуицией, гонялись за вдохновением, которое рождается в союзе озарения и опыта, гения и труда. Попасть в этот священный круг было сложно, дьявольски сложно, но оно того стоило. Уже много лет Снейп тщательно появлялся лишь на тех мероприятиях, где оргкомитет оставлял за собой право отклонять заявку без объяснений, а требования были настолько строго и чётко сформулированы, что от силы два десятка человек со всего света в итоге оказывались способными соблюсти их. И этому-то привередливому ценителю — сидеть в жюри конкурса молодых учёных? Судить этих детей, чья самостоятельность под большим вопросом, а новизна исследования вызывает сомнения? И, наконец, за следующие две недели перечитать — да внимательно, сверяясь с критериями оценивания, — все их работы!

— Северус, мне не нужно даже применять легиллеменцию, чтобы понять, о чём ты сейчас думаешь. Я знаю лучше многих, как ты придирчив… и как относишься к науке. Гораздо трепетнее, чем я. Понимаю, тебе не хочется там скучать… ладно, я знаю, что тебя всё это бесит. Но, между прочим, на этих конкурсах встречаются настоящие бриллианты… в навозе.

— О, да в навозе я ковыряюсь весь учебный год!

Он предпочёл бы провести день, запершись в лаборатории, чем попусту тратить время на этой ярмарке тщеславия. Но, судя по взгляду и тону директора, выбора у Северуса не оставалось. Нет, это не боевой приказ, конечно, но Альбус всё равно его уговорит.

— Я так понимаю, этого нельзя избежать, профессор Дамблдор?

— Я буду очень благодарен тебе, Северус, — проговорил директор, — видишь ли, сейчас я — слишком одиозная фигура в волшебном мире… Стоит мне проявить благосклонность к какому-либо конкурсанту — и, боюсь, бедный юный талант будет обречён. Остальные члены жюри его засудят, а я ничего не смогу сделать. Разве что применить к ним конфундус… — Дамблдор задумчиво вперил взор в пространство, словно всерьёз обдумывал такой вариант. Над их головами хихикнул Армандо Диппет, чутко дремавший за рамой своего портрета. Снейп поморщился: ему эти спектакли уже надоели.

— И вы решили избрать менее одиозную и предвзятую личность! Превосходный выбор, сэр, просто отличный!

— Северус, ты же знаешь, на меня твои колючки не действуют, — улыбнулся старик, — как знаешь и то, что сейчас ты гораздо влиятельнее меня в этих… официальных кругах. Тем более, я смотрел списки — в этом году на зельях нет ни одного слизеринца… и ни одного гриффиндорца. Так что у тебя все шансы не быть предвзятым…

— Если бы вы знали, как я устал от всего этого, Альбус, — другим, негромким и искренним тоном проговорил Снейп, потирая лоб тыльной стороной ладони. Он действительно устал от игры в злодеев, но… пути назад не было.

— Знаю, Северус. Поверь мне, знаю, — кивнул старик, сплетая в замок свои худые, усыпанные разноцветными перстнями пальцы. На миг лукавый огонёк в его выцветших глазах погас, сменившись тихой печалью. Но в следующую минуту Дамблдор вновь выпрямился и, похлопав рукой по столу, проговорил наигранно весёлым тоном:

— Ладно, Северус, полно грустить! Ты у нас светило науки, окружённое мрачным романтическим ореолом! Куда лучше, нежели чудаковатый старикашка-моралист. Сходишь, послушаешь молодёжь, развеешься, отвлечёшься…

Снейп сердито глянул на Дамблдора, но тот только улыбнулся, понимая, что добился своего.

* * *

Академия высшей магии в Лондоне с утра напоминала жужжащий улей. Северус вошёл в беломраморный холл, то и дело кивая знакомым; у парадной лестницы стояла группка студентов-волонтёров, провожавших гостей в аудитории. Естественно, бывшие ученики Хогвартса узнали Грозу Подземелий, и Снейп несколько мгновений забавлялся, наблюдая, как эти подросшие юнцы переглядываются, подталкивая друг дружку — они явно не горели желанием провожать куда бы то ни было ненавистного учителя. Наконец от группки отделился худощавый мальчишка — бывший хаффлпаффец, — и повёл Снейпа по бесконечным лестницам и коридорам.

— Как идут дела в Хогвартсе, сэр? — спросил паренёк, набравшись храбрости.

— Замок стоит, никуда не делся без вас, не беспокойтесь, — проворчал Северус, а потом, подумав, добавил: — профессор Спраут вспоминает вас добрым словом, мистер Парксон. Ей было очень приятно получить ваше письмо на прошлой неделе.

— О, сэр, передайте ей… самые лучшие пожелания от меня! Я всегда помню её доброту… — вспыхнул Джимми Парксон.

За этим коротким разговором они едва не промахнулись — Снейп уже занёс ногу на следующую ступеньку лестницы, как вдруг Джимми встал столбом и воскликнул:

— Ой, сэр, нам же сюда, на этот этаж!

Через минуту Джимми уже распахивал перед Снейпом двери просторной аудитории.

— Кабинет номер 325, сэр, секция зельеварения, — проговорил юноша, — до свидания, профессор!

И сломя голову понёсся вниз, оставив Северуса наедине с другими членами жюри.

— Здравствуйте, господа.

Снейп раскланялся со старыми профессорами и уселся на свободное место за столом президиума. Эти маститые учёные… древние старики и старухи, многие — старше Дамблдора, вежливо покивали ему, и вернулись к прерванному разговору — речь шла о чьих-то семейных передрягах. Уловив краем уха знакомые имена, Северус понял, что за историю они перебирают: он был знаком с обстоятельствами получше многих. Ещё бы, в скандале замешана семья его ученика.

«Ничего умнее, чем перебирать сплетни, они не нашли!» — сердито подумал Снейп и, не желая даже слушать эту ерунду, открыл лежавшую перед ним памятку — правила оценивания выступления. Разумеется, Северус изучал её и раньше, но надо же показать, что он не собирается вступать в разговор и комментировать ситуацию. Чтоб им всем провалиться, этим болтунам! Досужие люди шепчутся по углам, журналюги вроде Скитер пишут гадкие статейки, и им всем очень весело. Только почему-то их нет рядом, когда надо доказывать второкурснику, что он должен вести себя достойнее и разумнее взрослых; когда надо ловить ребёнка на мыслях о самоубийстве и вдохновенно уверять его в том, как ценна и прекрасна жизнь… пусть даже сам едва ли веришь в это утверждение. Когда… впрочем, нет, так дело не пойдёт. Хватит думать об этом. Хватит. Так, обоснование актуальности, новизны…

Двери снова раскрылись, и на этот раз Парксон впустил в кабинет сразу нескольких человек, — конкурсантов в сопровождении научных руководителей. Они расселись по партам, опасливо озираясь. Юные таланты бросились перечитывать свои доклады; старые сплетники понизили голоса до едва различимого жужжания; Снейп продолжал созерцать памятку, уже не пытаясь читать, и краем глаза начал изучать лица вновь прибывших. Интересно, кто из них… кто из них навсегда канет в Лету, а кого он встретит через несколько лет в качестве настоящего коллеги, покорившего вершины искусства создания волшебных зелий?

— О, Северус! — знакомый голос неприятно прозвучал над ухом, и профессор поднял голову, чтобы встретиться лицом к лицу со Слагхорном, плюхнувшимся рядом — на свободный стул. Отделавшись сухим приветствием, Снейп снова уткнул нос в памятку. Так, степень изученности проблемы… что?..

— Сколько лет, сколько зим! — слащаво улыбался Гораций. — Господа, подумать только, некогда Северус был моим учеником, хе-хе, а теперь мы вместе заседаем в жюри! Как же летит время! Как трогательно…

— Не вижу в этом ничего трогательного, — отрезал Снейп, не поднимая головы от памятки. Слагхорн, несколько смутившись, замолк, но в следующую минуту снова начал нести всякую околесицу, на этот раз обращаясь к другому соседу, седовласому профессору, завкафедрой зельеварения в Академии, а затем вновь адресовался с каким-то воспоминанием к Снейпу. Тот бросил недовольный взгляд на часы, висевшие на противоположной стене, — до начала действа оставалось ещё полчаса, и слушать Слагхорна всё это время он не собирался. Его уже воротило от этой лицемерной болтовни — трогательно, как же! Если Снейпу как учителю было далеко до совершенства, то Слагхорну — ещё дальше, и вспоминать им обоим было нечего. Во всяком случае, ничего хорошего припомнить нельзя было. Но теперь Снейп уже не был тощим мальчишкой-полукровкой из обнищавшего рода, нагло смеющим демонстрировать свои таланты; он был деканом Слизерина и состоявшимся учёным, которого принимали в таких кругах, где и на самого Горация смотрели свысока. Дамблдор был прав, разумеется: на волне очередного подъема консервативных настроений глава самого одиозного факультета с тёмным прошлым был весьма уважаемой фигурой… а потому имел полное право со скучающим видом отодвинуть стул и, прервав Слагхорна коротким «извините», по звучанию которого было ясно, что Снейп вовсе не испытывает раскаяния за свой уход, выйти в просторный коридор.

Здесь было тихо, спокойно и свежо. Выбеленные стены, сводчатый потолок и светлый пол несколько напоминали помещения Сент-Мунго, но это ничего, главное — он был здесь один… или нет? У одной из глубоких оконных ниш в другом конце коридора Северус заметил ещё кое-кого. Да, кажется, не только он сбежал от коллег…

У окна, неподвижно глядя на зачарованный пейзаж за стеклом, стояла девушка. Она выглядела худенькой и маленькой — чёрное, без единого украшения платье придавало ей ещё более миниатюрный вид, и в этом соединении суровой, траурной строгости наряда и хрупкости фигурки было нечто трагичное и одновременно… трогательное. Это впечатление действительно было именно таким. Внезапно Северус ощутил какое-то своеобразное родство с этой девушкой, которая казалась такой же неуместной и потерянной здесь, как и он сам. Ещё одна чёрная фигура в светлых стенах высокого коридора…

Словно почувствовав на себе взгляд, девушка вдруг обернулась и посмотрела прямо на него — безразличным, невидящим взором. У неё были тёмные карие глаза, почти чёрные при таком освещении, нежный очерк лица, чем-то смутно знакомый. Она стянула волосы в тугой узел на затылке, точно профессор Макгонагал; да только пышные каштановые волны не желали лежать гладко и окружали её голову пушистым ореолом. И правильно, эта девушка слишком молода для причёсок старых кошек. Не будь она так бледна и серьёзна, то могла бы показаться если не красивой, то интересной; но сейчас правильность её черт в сочетании со строгостью выражения скорее отталкивала, нежели привлекала. Отпечаток тоски и печали лежал на её лице, таился в складках платья, падал тенью на белую стену и подоконник.