На узких перекрёстках мирозданья...

Грегори кивнул:

— Закончил, закончил!

— Хорошо. Я вас выслушала. Теперь я скажу, и извольте впредь не перебивать меня…

— Да отвечай уже!

— Мы не переходили на «ты». Это во-первых. Во-вторых, своё исследование я буду защищать перед комиссией, а не перед вами персонально…

— А, на попятный!..

— В-третьих, я не стану комментировать ваши шовинистические высказывания, потому что это переход на личности… и просто смешно говорить о столь элементарных правилах этикета в этих стенах! А теперь начнём сначала. Что научного осталось от ваших… утверждений? Вы ставите под сомнение значение истории ментальности? Вы отрицаете уместность использования лингвистических методов?

Её голос звучал спокойно и уверенно — она говорила по-английски без акцента, свободно и легко сплетая правильные фразы — так говорят люди, привыкшие писать и думать научным языком.

«А девчонка-то не промах, — мелькнула у Северуса быстрая мысль, — спорить умеет. Кажется, я поторопился с выводами. Она ещё утопит Стоуна, как котёнка».

Ему не хотелось прерывать этот спор, хотя и надо было. В нём проснулся интерес исследователя — исследователя человеческих характеров. Как все строгие и «страшные» учителя, Снейп на самом деле уважал сильных людей, умеющих держать удар и давать отпор. Мямли его раздражали, испуганный взгляд бесил. И теперь ему стало любопытно — каким покажет себя новый человек? Сумеет ли защититься, не уронив достоинства?

— …Так вот что я вам скажу на это: все направления — и событийная, политическая история, и историческая психология, и история ментальности — взаимосвязаны и зависимы друг от друга. Мы работаем — в основном, в большинстве своём, — с письменными источниками. Со словом. С текстом, — она сделала ударение на этом слове, и стало ясно, что за ним стоит целый пласт знаний. — Поэтому ничего удивительного, что мы используем методы лингвистики, чтобы уловить оттенки смыслов. А история ментальности…

— Вы и вам подобные лишаете историю научности, твёрдости, вы делаете науку… просто собранием интерпретаций!.. По-вашему, изучать историю — это идти впотьмах наощупь по узкому… узкому и шаткому мосту! Ничего нет, ничего нельзя принять за истину, во всём следует сомневаться! Во всём…

Грегори нервничал — о да, Снейп, который учил и нервировал Стоуна много лет, знал все эти признаки кипения: короткие пальцы молодого человека уже торопливо теребили рукава, на лбу проступили капельки пота, взгляд «забегал». Жёстко накрахмаленный воротничок душил его, больно врезаясь в покрасневшую шею. Грегори всё-таки не выдержал и перебил девушку в чёрном, но она упрямо продолжила говорить, не сбиваясь и не повышая голоса, и парень вынужден был замолчать.

— История ментальности позволяет попытаться — попытаться! — уменьшить пропасть между нами и людьми из прошлого, авторами источников. Один и тот же текст воспринимается нами по-разному. То, что они написали, и то, что мы прочли — это разные вещи. Вот мы и пытаемся познать контекст их жизни, чтобы услышать их оговорки… их голоса, — сказала она мягко, почти ласково; её мечтательный взгляд устремился куда-то в сторону, сквозь Грегори Стоуна. В следующую секунду она очнулась и сказала более сдержанно:

— История всегда была совокупностью интерпретаций. Разница лишь в том, осознаёте вы это или нет. Что вы предпочтёте — идти по хрупкому мосту с завязанными глазами, считая, что это — твёрдая земля, или осознавать хрупкость и ненадёжность того, что у вас под ногами?

Стоун шевелил губами — он хотел ещё что-то сказать, но у Северуса Снейпа, стоявшего рядом с двумя парящими стопками документов за спиной, были другие планы. Такое окончание беседы его вполне устраивало, и он многозначительно кашлянул. Грегори буквально подпрыгнул от знакомого до боли звука и сжался под взглядом бывшего учителя. Куда только делась вся элегантность и самоуверенность?

— Не совсем знаком с предметом спора, но я предпочёл бы второй путь, — проговорил Снейп, приближаясь к группе спорщиков.

Он был знаком с предметом спора. Не исчерпывающе, конечно, но в поисках кое-какой информации — из интереса, возможно, — он ознакомился с некоторыми работами маггловских историков. Так что теперь услышал отзвук чего-то знакомого и понятного в словах девушки в чёрном.

«Ладно тебе, Снейп, — одёрнул он сам себя, — не оправдывайся. Ты не любишь Грегори Стоуна, и тебе понравилась эта… загадочная незнакомка. Не умеешь ты быть объективным… и всё-таки она права, а Грегори — нет».

Между тем «незнакомка» обернулась на слова Северуса и посмотрела на него полным горячей благодарности взглядом; её бледная рука, слегка дрожащая, коснулась кафедры — всё-таки даже эта девушка нуждалась в опоре. Несмотря на весь свой опыт и знания, она волновалась не меньше других — а может быть, даже больше.

— Заседания должны начаться уже через… — Снейп бросил взгляд на часы в конце аудитории, — пять минут. Неужели вся ваша комиссия до сих пор в коридоре? Интересно, заглянули ли они в оценочные листы?

Конкурсанты отрицательно покачали головами.

— Кажется, нет…

— Если они не поторопятся, придётся вам изощряться не в исторических науках, а в волшебном зельеварении.

В глазах юных историков отразился испуг — они, очевидно, шутки не поняли. Грегори Стоун шумно сглотнул и оттянул воротничок. Девушка в чёрном повела глазами, и её губы тронула чуть насмешливая улыбка: она заметила откровенный, нелепый страх своего противника перед пришельцем с секции зельеварения.

— Мы уже здесь, — послышался за спиной Снейпа чей-то хрипловатый голос, и профессор Карлтон проплыл в аудиторию. Следом за ним вошли и остальные; несколько старших магов отделились от комиссии и направились в глубину аудитории — к своим ученикам. Маленькая седовласая дама подошла к девушке в чёрном, и они торопливо, взволнованно заговорили на другом языке.

Снейп изложил дело председателю комиссии, они посмеялись и обменялись своими документами. Градус напряжения в аудитории упал: недавние недруги вместе хихикали над ошибкой организаторов. Северус вернулся на зелья, испытывая чувство странного сожаления — у историков было значительно веселее.

* * *

Конкурсный день, который, казалось, будет длиться вечность, подошёл к концу. Всё прошло не так плохо. Среди юных зельеваров действительно не было ни одного гриффиндорца и ни одного слизеринца, зато был выпускник Рейвенкло, о котором у Снейпа остались самые положительные воспоминания, и чья модификация противовоспалительного зелья являлась весьма перспективной и стоящей дальнейшей разработки. Вообще-то работа представителя магической Германии по уточнению классификации стимулирующих зелий тоже была неплоха, почти не к чему придраться, но выбрать победителя всё равно надо… Северус твёрдой рукой выставил высшие баллы бывшему студенту Хогвартса, обеспечивая ему окончательную победу.

Он знал этого мальчика — не мальчика, он уже вырос, превратившись в бородатого дяденьку, — как упорного в работе и сильного студента. Он точно сделает всё, чтобы добиться успеха и истратить каждый сикль выигранных денег наилучшим образом. В конце концов, когда его работа будет завершена, не только рейвенкловец получит степень мастера, но и множество людей — надежду на нормальную жизнь, а не прозябание в Мунго.

Возможно, Дамблдор выбрал бы того юношу из Македонии, который провёл весьма интересное сравнение развития маггловской химии и магического зельварения? Но нет — любопытно, ярко, необычно, но слишком много дыр; кое-что откровенно притянуто за уши; а практической пользы — мало, очень мало. Дамблдор нашёл бы практическую пользу, без сомнения, — в политическом плане. Но Снейпа уже тошнит от политики. Только деваться от неё некуда, да он и не намерен. Испить чашу до дна — всё, что ему остаётся.

Всё.

Всё…

Всё, что остаётся.

Судьба — старый собственный выбор, — настигает его острой болью, обжигающей изнутри, горячей, словно прикосновение раскалённого железа.

Снейп остановился, забыв, что идёт в живой толпе — ликующих, плачущих, злых, смеющихся конкурсантов и их руководителей, всех этих людей с большими планами на жизнь, людей, которые ещё не видят павшей на них чёрной тени.

Он видел. Он знал. Он чувствовал, как под слоями ткани на его коже проступают очертания проклятого клейма, и череп скалится в торжествующей и злобной усмешке, а змея разевает острозубую наглую пасть.

Вернулся. Тёмный Лорд вернулся, он жив, ему удалось обмануть мироздание. Но, Бог свидетель, повторить этот трюк ему уже не удастся! Мерлин, как же больно… ярость… злость… Волдеморт ещё не вошёл в полную силу магически, но его чувства были достаточно яркими, чтобы…

Северус прикрыл глаза, борясь с желанием схватиться за левое предплечье неискалеченной рукой.

Это не поможет.

Ничто не поможет.

Ничто…

Что-то мягко врезалось в его плечо, и он-таки поморщился от боли.

— Простите, сэр, — негромкий, словно погашенный, голос донёсся откуда-то издалека, — простите… с вами всё в порядке?

Он обернулся. Она стояла рядом, подняв голову, обратив к нему печальное лицо. Её глаза светились участием и тревогой. Лёгкая рука неощутимо — как прикосновение бабочки, — коснулась его плеча, и в груди предательски защемило.

— Всё в порядке? Вы…

«О, девочка, если бы ты знала! Если бы только знала! Мне не следует сочувствовать… поделом мне… поделом»

Но она не знала ничего, и в её лице было только сострадание к неведомому недугу. Из-за её плеча столь же встревоженно, но несколько более строго, что ли, смотрела маленькая седовласая дама.

— Нет. Всё в порядке. Извините, это я виноват.

Очень последовательно. Молодец, Снейп! Хорошее начало!

— Вы победили? — спросил он зачем-то. И тут же пожалел об этом: она отрицательно покачала головой.

— Нет. Победил мистер Стоун.

Она поняла, что они со Стоуном знают друг друга — ещё бы, они переглянулись тогда, как старые враги. Но она неправильно подобрала слова: Стоун не мог победить её. Он только занял место.

— Вы не сдадитесь.

Он не спрашивал — требовал. Таким всегда труднее — слишком ярким, слишком сильным. Средний человек вроде Грегори Стоуна сделает всё, как от него ждут, потому что ничего своего у него нет. Но горе тому, у кого есть собственное мнение! Горе, если ты оступишься, отшатнёшься, если ринешься в пропасть… как ринулся когда-то он сам. Но если ты не сдашься и не позволишь сломать себя — ты поднимешься на вершины, прекраснее которых нет ничего.

— Вы не сдадитесь.

— Нет! Никогда.

С какой страстью она это произнесла! В её глазах мелькнуло странное выражение — она хотела что-то сказать ему в благодарность за это требование, за безусловную веру в её правоту. Но Снейп не позволил.

— Идите! И не сдавайтесь.

Он стоял в толпе и смотрел, как она уходит вместе с маленькой, но величественной женщиной, теряясь и растворяясь среди других людей, суетившихся в беломраморном холле. А на его руке медленно разгоралась, пульсируя болью, Тёмная метка.