Ележивика

Елена Зайцева

(1 голос)

0 0

Аннотация: Грустная история о том, что не холодных мертвецов надо бояться, не сумрачных призраков, а вполне себе живых. Казалось бы - чего страшного-то?..

143

Читать книгу "Ележивика"

1 2 3 4 5 6 7

- Ты смейся, смейся. А я боюсь.

- Может, я вместе с тобой побояться хочу. Но я же не знаю, о ком ты.

- Неважно это, - уклонилась Вера, но живописать продолжила: - Ходит - и шепчет всю ночь, шепчет, никому спать не даёт... Мне чертовщины в доме не надо. Люди осудят!

- Вот, значит, как... Ты вот что, Вера. - Он, за локоток, отвёл её в сторону и заговорил потише. - Иди-ка ты домой. Ты, пока внимание на него обращаешь, ничего у него не заберёшь. А если к нему не лезть, он через десять минут забудет, найдёт новую игрушку.

- Домой? - недоверчиво покосилась Умарова.

- Точно тебе говорю.

Колычев и сам изумился своим неведомо откуда выплывшим педагогическим навыкам, но ему всегда нравилась присказка "Боишься - не делай, делаешь - не бойся". Делал, не боялся.

Уговаривать Веру не пришлось.

- Баба с возу... - прокомментировал он и подмигнул Витюше.

Витюша часто заморгал, видимо, тоже пытаясь подмигнуть.

Хуже, что "подмигнуть" попыталась и светодиодка. И "подмигнула". А потом замерцала. И уже не впервые, придётся менять.

- Ладно, потом... Холодно однако, - поёжился Колычев. Он выскочил в лёгкой дворовой курточке. - Пойдём, - приглашающе махнул он рукой. - И куклу свою бери. Я кукол не боюсь. Не знаю почему. Смелый, наверно.

В тепле Витюшу сморило моментально, было похоже, что действительно не выспался.

Улёгся он совсем не "по-взрослому", свернувшись в клубок, "куклу" свою поставил возле самой головы, касался её сарафана свесившейся рукой и начинал беспокойно ворочаться, когда Колычев проходил слишком близко. Скорее всего, если попробовать её забрать, он проснётся. Но зачем забирать-то?

От Вити, опять же в тепле, всё-таки запахло, но вместо тошноты пришла мысль: "Завтра суббота. Надо бы нам в баню...".

В восемь "командир" ушёл в аэропорт, не замыкая двери. Может быть, Витюша надумает уйти. А может быть, и нет...

День всё тянулся и тянулся. В голову лезло всякое. Не спалил бы дом. Не покурочил бы технику... Но ведь Дусин - не спалил!

Как бы между делом он откопал в завалах тумбочки пластмассовую модель Ка-52, забытую кем-то из пассажиров, и только потом сообразил зачем. Не зачем, а кому. Ну не себе же!

("Если уйдёт, надо будет всё равно ему отдать. Валяется...")

Но Витюша не ушёл. И не подкачал, обрадовался по полной. Тыкал в несущие винты - "лопась! лопась!". Он, похоже, и про их количество сообразил - что винта два, а не один, как у "восьмерки". Крутил их сначала в одну сторону, потом в разные, даже улыбаться перестал, так увлёкся.

- Красивая машина. Убийственно красивая. Её ещё "Аллигатором" зовут. И цена у неё... неплохая цена. Видно, потому "Аннушки" с "Чебурашками" [1] к нам больше не летают. "Аллигаторы" их поели. Хищники... Так и говорят, Ка-52 "Аллигатор", понял?

- Лигатор...

Колычев обследовал хату на предмет потерь и неосознанного вандализма. Потери были минимальны. Или Витя в основном спал, или он и вовсе не был шкодливым. Он проигнорировал жареную картошку и омлет на плите, вытащил всё из холодильника на стол, кое-что (довольно мало) съел и зачем-то переставил кактус и алой с кухонного подоконника в зал. Это всё.

Плюс нашлось и достойное похвалы - он помыл за Колычевым тарелку! Посуда вообще была Колычевским анти-пунктиком, ну не мог он себя заставить мыть её сразу. Утром поел и только вечером помыл. Бывало, и следующим вечером. А бывало... но это редко.

- Теперь-то жизнь точно наладится, - усмехнулся он, поставил тарелку на сушилку и отправился к Умаровым.

То, что он им сообщил, повергло их в шок. В основном, конечно, Веру. Её невозмутимый узбек так ни разу и не возмутился, хотя нельзя было не заметить, что он во всём солидарен с супругой.

... - Говорю же - пока поживёт у меня, а там посмотрим, - пошёл на второй круг объяснений Колычев. Первый прокрутился вхолостую, Вера всё в том же обалдении хлопала глазами. Она недопонимала сказанное, словно это было не на родном, а на каком-то родственном языке, слова знакомые, похожие, но сложить их толком не удаётся.

- Да ты, Костя, ополоумел, что ли? В интернат его надо, раз уж Дусе царствие небесное, а с нами он не смог.

- Может, в Дом малютки?

- Таких и нету, - улыбнулась Умарова одними губами, показывая, что оценила шутку.

- Вера... Он тебе мешает?

- Да вроде нет... Но дурак же он! Мозги у него слабые!

- А у нас с тобой - сильные?

- Ой, Костя. Глубоко ты копаешь, смотри не заройся. Штуковина та деревянная - где? В доме у тебя? Погляжу я, как ты утром запоёшь.

- Да пожалуйста, гляди, я человек открытый ("Если бы!"). И это, ты бы собрала мне его вещи.

Вера поджала губы и на несколько секунд "зависла".

- Какие там вещи... - наконец вздохнула она, как на очевидную глупость, ушла в другую комнату и через две минуты вынесла маленький пакетик. Колычев заглянул в него уже на улице.

На кучке тряпья лежала книжка - "Ележивика".

Книжка была "карапузовая". Явно из новых, но замусолена так, как будто ей с десяток лет, не меньше. Какая-то сказка про волшебную ягоду.

Когда Колычев вернулся, Витя всё ещё играл с вертолётом, только теперь он включил в игру и девицу: Ка-52 кружил вокруг её кокошника, приземлялся на каравай.

- Скоро ужинать будем.

- Лигатор! - Витя протягивал "Аллигатора", приглашая рассмотреть, как будто Колычев его ещё не видел или мог за это время забыть.

После ужина время побежало с какой-то ненормальной скоростью. Что-то успелось (главное, светодиодку поменял, над душой не висело), что-то нет, но не последний день живём.

Себе он постелил в комнате, Вите в зале, и слышал, как тот копошится - по звукам было похоже, что и в темноте продолжает возиться с вертолётом. Под это мерное копошение и заснулось.

Колычеву снилось что-то мигающее, мерцающее и жёлтое - как под неисправной светодиодкой. Кадры мелькали бессвязные - люди, лица, - а потом к этой мешанине добавились звуки. Шуршащие, шепчущие. Сначала негромкие, но всё нарастающие. Когда они усилились так, что в ушах зачесалось, Колычев проснулся.

Но звуки ему не приснились! Они были реальными, кто-то реально шуршаще шептал. Именно шептал, сами звуки были слышны, и очень хорошо, даже слишком хорошо, словно что-то их обостряло, усиливало, но из них не лепились отдельные слова. Была понятна только интонация. И это была интонация втолковывания, очень терпеливого, повторяющегося объяснения. Так, наверное, объясняют детям и... дуракам?

Колычев, стараясь быть бесшумным, встал и, стараясь быть незаметным, заглянул в зал.

Дыхание перехватило от того, что он увидел. На тахте, рядом с Витюшей, сидела Дуся.

Она была не вполне настоящая (да и не могла она быть настоящей!), а какая, так сразу и не скажешь. Призрачная?

Полупрозрачная, дымчато-зеленоватая. На каждой складочке одежды, на каждом контуре дымчато-зелёный переходил в изумрудный, и всё это мягко светилось.

Одета она была в то же, в чём Колычев видел её в последний раз, на санках. И платка, как тогда, на ней тоже не было.

Она сидела вполоборота к Вите и шептала этим "усиленным" шёпотом, а он слушал.

Идущего от неё света хватало, чтобы разглядеть: он не улыбается. Его лицо выражало напряжённое внимание, Колычев и подумать не мог, что оно может выражать нечто подобное.

Деревянная девица стояла у изголовья тахты. До неё свет не дотягивался. В темноте она растеряла последние человеческие чёрточки и являла собой пухлый колокол.

Колычев наконец-то выдохнул - и закашлялся! Глуша кашель ладонью, он быстро отступил за дверной косяк. Шёпот прекратился, стало совсем тихо.

Немного так постояв, "командир" решил, что это глупо - что за детский сад прятаться в своём же доме! да и заметили его уже - и вышел.