Средземельный маяк

Он остановился недалеко от нее, и Ханна разглядела серый цвет больших глаз, красивый подбородок и замысловатый протез на месте левой руки. Большую его часть покрывал рукав, но по очертаниям было ясно, что начинался он от плеча, то есть руки не было совсем. Оканчивался протез обыкновенным крюком.

— Как вас зовут? — спросила она, заставляя себя смотреть ему в лицо.

— Грэхэм Градд, не пугайтесь, Ханна, в протезе нет ничего постыдного, и я не бросаюсь на каждый удивленный взгляд.

— Я не пугаюсь, — медленно проговорила она, — Грэхэм Градд.

Он улыбался ей странной деревянной улыбкой, а глаза глядели тревожно, будто что-то высматривая в ней, проверяя что-то ему одному ведомое.

— Это очень хорошо, потому что я очень боюсь вас напугать. Молчите, Ханна, — Грэхэм поднял руку, видя, что Ханна собирается что-то сказать. — Я не смотритель маяка.

Ханна, вдруг осознав, что даже с протезом этот человек слишком велик для нее, попятилась.

— Капитан в отставке, — улыбка сошла с его губ. — Не нужно меня бояться. Я здесь, чтобы вас защитить.

Она зацепилась рукой за косяк.

— Что?

— На гряде проводится военная операция…

— Капитан — какой армии? — слабо спросила она, воскрешая в памяти все слухи и политические новости. Разве не знали бы все о надвигающейся войне?

— Смоуг-росса. Я бы перечислил свои роты, но не думаю, что вы меня поймете. Зато у меня есть, — он достал из кармана черное удостоверение с фотографией, — то, что вас успокоит.

Она всматривалась в наполовину выцветшие буквы и медленно теряла спокойствие — пусть он и капитан, но что ему…

— Договаривайте, — попросила она странным тонким голосом.

— Боюсь, мне нужно сказать слишком много, чтобы объяснить до конца. К нам плывет небольшая часть Озгудского военного флота, их немного, но на гряде у них слишком много сторонников. Я думаю, Ханна, что сегодня маяк гореть не будет.

— Почему? — глаза почему-то защипало.

— Пойдемте наверх, — сказал он. — Пока вы спали, я привез сюда достаточно продуктов, воды и угля. Мы сможем продержаться месяц, но это перестраховка.

Он вел ее по узкой выдолбленной в скале лестнице, мягко сжимая живой ладонью локоть и возвышаясь позади нее спокойной громадой.

— Почему? — повторила она вопрос.

— Средземельная гряда — лакомый кусок. Я вижу, вы бледны, но не нужно бояться. Официально те корабли — дезертиры, приговоренные к казни, и все это — лишь способ отточить будущую, уже настоящую операцию. Так делали и мы тоже и будем делать и дальше. Их отобьют, и все вернется на свое место.

— Но если они приговорены к смерти, то победа подарит им помилование, — слабо возразила Ханна, наблюдая, как ловко крюком Грэхэм открывает дверь на кухню. Там тоже топилась печь, но ее жар не был способен прогнать нервный озноб. — Значит, они будут биться так, чтобы не оказаться на плахе.

— Вчера сюда прибыло достаточно солдат, чтобы лишить вас этого беспокойства.

Она села на скамью и обняла себя руками. Грэхэм смотрел на нее, но теперь расслабленно. Напряженность ушла из его взгляда, сменившись спокойным интересом. Ханна тоже смотрела на него, думая, что в его рассказе что-то не сходится. Но что? Ах, вот…

— Вы сказали — капитан роты? Но ведь это должность сухопутной армии…

— В отставке, — мягко улыбнувшись, он махнул протезом. — Я получил должность инженера отопительных систем. Старик Эрик упомянул о вас, и я подумал, что принесу больше пользы здесь, чем там. С этой штукой не слишком навоюешься, к тому же кто-то должен был предупредить вас не зажигать маяк.

— Но если вместе с военным флотом придут другие корабли? — растерянно спросила она. — Те, кто не знал об операции…

Взгляд Грэхэма стал твердым.

— А снаружи шторм.

— Вам не нужно об этом волноваться. Никто больше не придет.

Буря разошлась не на шутку, кидая на маяк волну за волной, и они разбивались тысячами темных брызг, сотрясая стены. И ветер так яростно выл, пытаясь пробраться внутрь — к живым, теплым людям, желая сломать многотонной массой хрупкие тела. Ханна почти к этому привыкла — шторма случались здесь довольно часто, на месте встречи двух ветров, знала, что ветру нипочем не сломить вырастающей из воды скалы. Но иногда предательская дрожь все же пробирала тело.

За огороженной стеклом смотровой площадкой царила злая темнота, полная звуков и ярости. Маяк впервые на памяти Ханны спал беспокойным сном.

Зато ей никак не спалось, хоть и внушавший спокойствие Грэхэм советовал отсыпаться, пока есть возможность. Ему, наверное, было около сорока лет — темные волосы тронула седина, уголки глаз и рта — морщины, и у него получилось не растерять прямого, ясного взгляда человека, уверенного в том, что он все делает правильно.

— Как только все закончится, я сделаю вам водяное отопление, — задумчиво сказал он, когда Ханна провела его на вершину маяка. Давно стемнело, и ей удалось успокоиться — что бы ни происходило на гряде, за шумом шторма не услышать ни единого выстрела. А маяк отрезан от гряды бушующей водой.

— Проведете еще труб? Их здесь и так много, и я устаю их чистить.

— Чистить трубы — моя забота, — рассмеялся Грэхэм. — Чем вы здесь занимаетесь одна, Ханна?

Она пожала плечами, всматриваясь на миг освещённый молнией океан.

— Работаю. Ночами поддерживаю огонь в лампах, иногда купаюсь, когда на улице жара — сюда почти не заплывают акулы, для них здесь слишком мелко и оживленно. Читаю, на третьем уровне хорошая библиотека. Старый Эрик сказал, что ее собрала жена прошлого смотрителя.

— И не вывезла? — Слабая масляная лампа едва чадила на полу, не позволяя снаружи увидеть хоть намек на ориентир, но света хватало, чтобы смотреть точно на Грэхэма.

— Они решили во время бури перебраться на гряду, но ветер оборвал канат. Не было ни единого шанса выжить. Глупый поступок, никто так и не понял, ради чего они рискнули. И вот книги остались здесь.

— И сюда приехали вы, — мягко продолжил он. — Вы ведь из богатой семьи, я вижу у вас на руке браслет с гербом. Их имеет далеко не каждый.

— Мне захотелось что-то поменять, — призналась Ханна, слабо улыбнувшись. — В городе жизнь слишком быстро проходит мимо, а здесь она… пожалуй, цельная. Нужная. К тому же я получила техническое образование и должна отработать положенные десять лет на государство. Почему бы и не здесь? А вы? Как вы сумели получить работу с… вашим ранением? — Ханна не была уверена, что корректно задала вопрос.

На маяк обрушилась очередная сокрушающая волна, и часть ответа потонула в страшном шуме.

— …Обойти много кабинетов, чтобы добиться человеческой работы. Мне оторвало руку шесть лет назад при похожих обстоятельствах, и пришлось поработать, чтобы овладеть новой профессией. Однако когда на собеседовании я показал, что умею делать крюком, люди решили, что мне стоит дать шанс.

Грэхэм на миг прервался, и между ними разлилось легкое напряжение, но он улыбнулся.

— И вы даже не представляете, сколько у меня насадок вместо крюка, я разве что не решаюсь пробовать молоток и топор.

Ханна неуверенно улыбнулась — он говорил странные вещи и так спокойно. Нельзя потерять руку и не переживать об этом. Но от Грэхэма исходила спокойная уверенность.

— У вас очень хороший протез, — кивнула она, все еще сомневаясь, стоит ли обсуждать в первый день знакомства увечья человека. — Никогда такого не видела.

— Да, ее соорудил мой хороший друг — настоящий талант в этих механизмах. Я их прекрасно понимаю — дайте мне рассмотреть любое устройство, и я скажу, как оно работает. Но он смотрел на чистый лист бумаги и творил что-то новое. Эта штука, — он показал на протез, — разве что слегка тяжеловата, но не причиняет ни боли, ни неудобства, и я могу с помощью разных насадок делать почти что все, что мог делать рукой.

— Вам очень повезло с другом.

— Да, — кивнул он, наблюдая, как гаснет лампа. — Я думаю, нам лучше спуститься, здесь холодает, и к тому же я вижу — вы тревожитесь.

Они пережидали бой на гряде и шторм, и Ханна все больше думала над тем, что Озгудские корабли не смогут подойти ближе — маяк молчал, а вокруг гряды всюду прятались скалы. Всего в нескольких милях по обе стороны уже не было ни единого шанса остаться на плаву. Дезертирам повезет, если они выберут правильное настроение.

На кухне Ханна заварила им обоим чай и вытащила из печи испеченные два дня назад печенья.

— Ничего свежее нет, — извиняющимся тоном сказала она. — У меня нет времени каждый день изворачиваться. Но я могу что-то приготовить для вас.

— Нет, спасибо, давайте просто посидим, Ханна. С вами очень хорошо разговаривать, вы знаете?

— Мне говорили об этом, да. Спасибо. Я только хочу узнать, что мы будем делать, если ваши прогнозы не сбудутся. Если завтра или послезавтра Озгудские острова захватят гряду… Нас ведь убьют. И бежать некуда.

Он долго и молча смотрел на Ханну, потирая машинально рукой крюк, а потом на миг опустил взгляд.

— Что ж, тогда мы будем умирать. Но вы зря себя накручиваете, у нас достаточно солдат, чтобы отбить кучку матросов. Сегодня ночью они не посмеют идти прямо к гряде, это даст нам большое преимущество — всех сторонников и шпионов успеют выловить прежде, чем они наделают бед. А через месяц все забудется.

Ханна нахмурилась — ей вовсе не хотелось умирать, и предчувствия пробирали спину холодом. Маяк — это просто маяк, он должен указывать путь кораблям. На нем не нужно бояться, только работать и работать. А теперь он молчал, позволяя мраку себя поглотить.

— Так всегда бывает. Проливается чья-то кровь, и потом все предается забвению. Мир и так стоит на пороге войны, и никто не желает прокладывать ей оставшиеся мили дороги. Я вас все-таки напугал.

Она слабо кивнула, но взяла себя в руки.

— Я плыла сюда, чтобы забыть ту напряженность. Все ненавидят Озгудские острова, ждут, когда они придут нападать на нас, и сами готовятся. Отец запрятал в подвал столько еды, сколько я в жизни не видела. А такие события так часто являются началом войн.

Грэхэм подтянул к себе чайник крюком и долил ей в кружку горячей воды. Ветер за пределами маяка дул так, словно вкладывал в это все свои силы. И казалось, маяк однажды не устоит, покорится стихии.

— Нет. Таким событиям случается стать поводами к войнам, но сколько их случилось и ничем не закончилось, вы не знаете. На виду всегда крупные события, другие тщательно закопаны в бумагах военных ведомств. Их намного больше. Пейте чай, Ханна.

Она кивнула, принимая ответ. Это было правдой — смотреть на историю с мелким чувством собственного превосходства и говорить что-то вроде: «Ах, это просто мелкая стычка. Государства никогда не пошли бы на огромные жертвы из-за кучки матросов-дезертиров». Но когда история случается в настоящем, сложно не понимать, что в ней множество нюансов, способных привести к каким угодно последствиям. Грэхэм, безусловно, это понимал, и видел, что понимает Ханна, но желал ее успокоить.

— Почему вы не остались работать в штабе? — спросила она, желая перевести тему разговора. Огонь в лампе трепетал и бросал на лицо Грэхэма причудливые тени, высвечивая гладкий лоб, скулы и подбородок. — Я много раз слышала от отца, что таких, как вы, обычно берут в штаб.