Средземельный маяк

— Ханна?

— Все в порядке! Мы могли бы выйти на улицу и перебить матросов в лодках.

— Нет! Вы знаете азбуку Морзе?

— О, Господи, ну конечно!

— Тогда передайте светом, что к ним приближаются девять лодок.

Она послушалась. Четыре тире, точка. Точка, тире, две точки. Три тире. Тире, две точки. Три тире. Тире, точка, тире. И так трижды, пока до уже покореженного корабля не долетели еще ядра. Он страшно трещал, стонал крепкими мачтами и медленно тонул.

— Свет, Ханна! Дайте им увидеть, где находятся лодки.

Грэхэм требовал многого, и она сделала все, что смогла — переставила зеркала и увеличила яркость до максимума. В задачи маяка никогда не входило светить на воду, а пушки, тем не менее, продолжали стрелять. Затем, словно сжалившись над ней, ослепительно зажглись прожекторы на гряде, осветив океан и ослепив врагов.

К грохоту пушек прибавился стрекот ружей, искаженные водой звуки криков, завязался безнадежный бой.

— Все, — сказал Грэхэм, подходя к возящейся с зеркалами Ханне. — У них нет никаких шансов.

— Наденьте очки! — сказала она ему. — Ослепнете. Но зачем? Они же понимали, что не выиграют? Зачем?

— Это просто репетиция, я ведь говорил вам. Спасибо, Ханна! — он поцеловал ее в лоб и кинулся вниз, цепляясь крюком за все подряд.

Чугунная винтовая лестница под его шагами загрохотала, наполняя маяк тревожащими звуками.

Ханна подошла к краю площадки, всматриваясь в темноту — слишком ослепленная светом, чтобы видеть за его границами хоть что-то, кроме тьмы. Но там рушились корабли — тяжелые мачты падали, пробивая корпуса, пушки без конца палили, трещали ружья. Зря она боялась проигрыша. Когда глаза чуть привыкли, при свете месяца она не увидела ни одной доплывшей до гряды вражеской лодки. Воду патрулировали Смоуг-росские военные с узнаваемыми красными лампами на кормах, вылавливали выживших и везли в плен.

Ведь, наверное, никто не поверит в нападение без доказательств — там, наверху. Так повелось, что чем больнее шпилька, тем лучше. На этот раз шпилька для Озгудских островов выйдет слишком острой.

Бой затих через два часа после начала.

* * *

Проснувшись к следующему вечеру с отчаянно гудящей головой, Ханна лежала в блаженной тишине и вдыхала тяжелый, влажный воздух. Наверное, женщины покинули маяк, получив сигнал с гряды. А Грэхэм? Она вспомнила его поцелуй и то, как сама отреагировала. У него не было руки, но разве это имело хоть какое-то значение?

Маяк — это просто маяк, и Ханна не собиралась покидать его в ближайшие пять лет. Здесь было хорошо, а если с ней останется Грэхэм — станет слишком хорошо. Конечно, он был стар для нее, разница в пятнадцать — двадцать лет нередко служила причиной несчастных браков и разводов, но здесь не город с его условностями. Здесь маяк, и тишина заставляла быть откровенной.

Она поморщилась не дававшей ей покоя еще со вчерашнего дня мыслишке. Она тоже не имела особого значения, но была весьма забавной.

Ханна спустилась вниз, откуда доносились негромкие звуки, и застала Грэхэма с пачкой бумаг в руке.

— Я тут подумала, — сказала она нараспев, спускаясь к нему. — Вы сказали мне, что пришли сюда защищать меня. Но только я не пойму, как у вас так ловко получилось командовать мной вчера наверху? Азбука Морзе, подзорная труба, которой у меня никогда не было. Вы что же, соврали мне?

Он долго смотрел ей в глаза и пытался улыбнуться, но что-то все время его останавливало. Грэхэм не показался слишком виноватым.

— Я капитан в отставке, — напомнил он Ханне. — И я должен был сделать все, что было в моих силах. Если я вас обидел...

Он отбросил бумагу и шагнул к ней, пытливо всматриваясь в глаза.

— Но я, право, не вижу повода обижаться, если бы на вас напали, я сделал бы все, чтобы сохранить вашу жизнь.

— Но вы мне солгали. Зачем?

— Хотел вас успокоить. К тому же вчера я был с вами искренен. Вы видите? — он смешно махнул рукой на открытую дверь склада, в котором уже лежало что-то блестящее и металлическое. — Ваше будущее отопление.

Не удержавшись, Ханна хмыкнула его шутке и скупо улыбнулась.

— Мое? Ах, да, мое… Ну разумеется. Кажется, именно этим вы меня и покорили. Я подумала, знаете, о том, что вы мне вчера сказали. И решила вас не выгонять, даже несмотря на...

"На эту смешную и бессмысленную ложь", — добавила она про себя.

Он мягко ей улыбнулся, словно никогда и не сомневался в этом. Но, наверное, так и было, ведь сама-то Ханна не раздумывала ни секунды, просто вчера не выдалось подходящего момента сказать об этом.

— Я так и подумал, — Грэхэм сделал последний к ней шаг и осторожно обнял. — Хоть и был уверен, что говорю вам это слишком рано.

— А по мне — в самый раз, — Ханна прислонилась лбом к его плечу. Ей было хорошо, и хоть отец со стопроцентной вероятностью ее поведение не одобрит, это ее не волновало. Когда он узнает, станет уже поздно что-то менять.

Смоуг-росский флот стоял у Средземельной гряды, считая себя победителем, но через неделю, как только новости достигнут нужных ушей, в посольствах поднимутся шепотки.

Высокие переговоры ни к чему не приведут, и через полгода начнется война, не оставив после себя ничего привычного. Поменяется мир, изменятся нравы и политические ориентиры.

Но сейчас это не имело никакого значения.