Стигма ворона 4

Пролог

Холодный ветер швырял хлопья снега в лицо. Слепая ночь без единой звезды в черном небе никак не хотела заканчиваться.

Конь устало хрипел, практически наугад вбивая копыта в мерзлую землю : догорающий факел в одеревеневший руке освещал на скаку лишь крошечное пятно опустевшего унылого поля.

Ноги Ларса уже окоченели, пальцы в перчатках плохо чувствовали повод. Но он не решался использовать энергию стигмы, чтобы согреться — слишком непроглядной была тьма вокруг, и какие беды можно было в ней пробудить на свою голову, оставалось только предполагать.

А рисковать Ларс не мог.

Это была уже вторая ночь без сна, и усталость брала свое, так что, если вдруг случится что-то непредвиденное, рассчитывать на скорость реакции уже не приходилось,.

Лошадей за время пути он уже сменил дважды. Первую он безжалостно загнал на Красавинских болотах — бедняга не выдержала той скачки, которой непреклонно требовал от нее всадник, и крысу пришлось больше четырех часов добираться до ближайшей деревни пешком, с седельными сумками на горбу. А этого коня Ларс внаглую забрал из конюшни старосты, пообещав зарубить любого, кто рискнет встать у него на пути. Видимо, выглядел он при этом достаточно искренним, поэтому желающих задержать вора-стигматика не оказалось.

Третью он предусмотрительно поменял уже не дожидаясь того момента, когда вымотавшийся жеребец свалится с ног где-нибудь на дороге.

И сейчас Ларс терпел эту вялую вальяжную рысь только потому, что боялся опять оказаться на своих двоих.

Ему пришло в голову, что пора бы заменить угасающий факел. Неловко перехватив повод, он освободил одну руку и потянулся к сумке у седла.

В опустевшей котомке остался всего один факел.

Ларс тихо выругался. Как так? Где еще один? Выронил где-то по дороге, или уже совсем память продырявил?

И в этот момент на горизонте вспыхнула маленькая золотая звездочка.

Крыс напряженно несколько раз моргнул, чтобы прогнать сон. Но звездочка от этого не исчезла.

Нахмурившись, Ларс остановил коня, всматриваясь усталыми глазами в огонек впереди, и прислушался.

Но что можно расслышать сквозь свист ветра и боязливое фырканье коня, топчущегося на месте?

Впрочем, машины Единого обычно грохотали так, что не услышать их было невозможно.

Значит, или силок, или огонь.

От мысли о горячем дыхании костра у Ларса аж в голове захмелело. Усталое и замерзшее тело жаждало тепла, пусть даже совсем ненадолго. И, поколебавшись, он бросил наземь дотлевающий факел и пустил коня по направлению к огоньку, хотя в обычной ситуации предпочел бы объехать его дальней дорогой.

Вскоре он понял, что не ошибся — это действительно был большой костер, разведенный на обочине тропы прямо возле запряженной телеги. У огня грелись укутанные в одеяла дети мал мала меньше, завернутая в большой мужской плащ женщина и молодой бородач в одежде стражника.

И, поскольку сторожить в поле было явно нечего, парень, видимо, был дезертиром.

При виде незваного гостя детвора испуганно прильнула к матери. Мужчина, поднявшись на ноги, двинулся в сторону всадника, недвусмысленно положив руку на эфес меча, а женщина, обхватив детей руками, волчицей уставилась на Ларса.

— Пусть будет огонь ваш ярким, а ночь спокойной, добрые люди! — крикнул им крыс еще издалека, давая понять, что недобрых намерений не имеет.

Мужчина остановился.

— Езжай себе мимо, добрый человек! — не очень-то дружелюбно отозвался он.

— От твоего костра тепла убудет, что ли, если у него еще один человек свои кости погреет? — хмуро спросил Ларс.

— Свой разведи, — заявил стражник, уставившись на собеседника злобным взглядом затравленного зверя, которому терять уже нечего. Кожаная перчатка скрипнула по рукояти меча.

Ларс вздохнул, с тоской поглядывая на яркие и, должно быть, такие горячие оранжевые всполохи огня и прикидывая в уме, что ему проще — здесь, в поле, развести костер самому или прирезать несговорчивого отца семейства.

И, как ни крути, второй вариант выглядел рациональней.

— Значит, так, — сказал Ларс, спешиваясь. — Сейчас я подойду к твоей дружной семейке...

Стражник дернулся, отступил назад и выхватил меч.

— ... сяду рядом, вытяну ноги к огню, погреюсь полчаса и уеду, — невозмутимо заявил Ларс, глядя в упор на стражника.

В зрачках крыса яркими зелеными огоньками блеснула сила. Нагрудник, сшитый из шкуры одержимой твари, едва приметно засветился, демонстрируя скрытую стигму.

— Если не будешь дергаться, все останутся целы, — продолжил он. — Мне от твоей смерти не горячо и не холодно: я дезертиров не ловлю, и на бабу твою мне плевать. Но и терять мне тоже нечего. Так что меч убери, если не дурак.

Дернув под уздцы своего коня, Ларс двинулся к костру, цепляя плечом растерявшегося стражника.

— Доброй ночи, хозяйка! — громко поздоровался крыс с женщиной, привязывая коня к чужой телеге. — Ты не бойся, я ненадолго.

Он присел у огня, протягивая к костру замерзшие руки в перчатках.

Женщина с мужчиной переглянулись.

— Поганая ночь... — проговорил Ларс, усталыми глазами глядя в пламя.

Стражник медленно убрал меч в ножны.

— Это верно, — отозвался он, на всякий случай вставая у гостя за плечом.

— В район Богатых Дубрав едешь? — спросил Ларс.

— Тебе какое дело?

— За спиной не маячь, — покосился Ларс на воина. — Дела-то мне никакого, но у тебя скарб тяжелый, от гигантов бежать неудобно будет.

— В Богатых Дубравах тоже гиганты? — ахнула женщина.

— Святые акады... — пробормотал стражник.

— Зря стараешься — им отсюда нас не слышно, — с усмешкой проговорил Ларс.

Он стащил перчатки, вынул из внутреннего кармана плаща свою трубку и, подвинув поближе к огню озябшие ноги, принялся набивать ее смесью.

Дети с опасливым любопытством наблюдали за незнакомцем, женщина, казалось, немного расслабилась, смирившись с присутствием чужака.

— Ты из Богатых Дубрав едешь? — спросила она. — Из какого города? Зирта? Комас?

— Я из Уршу, — ответил .

— Ого! Далеко, — удивился стражник.

— Для бешеной крысы — почти близко, — хмыкнул Ларс. — А вы откуда?

— Из Хориса, — ответила женщина.

Комочки курительной смеси застыли в щепоти Ларса.

— Хорис? Это, кажется, немного не доезжая Вилона?

— Да, перед Камышовским разливом.

— А что в самом Вилоне сейчас творится, не знаете?..

Стражник с женой переглянулись.

— Даже не знаю, как тебе ответить, — сказал воин. — По-моему, никто не знает, что там на самом деле творится...

У Ларса внутри стало вдруг горячо. Усталость мгновенно растаяла.

— Что там?!

— У тебя в этом городе кто-то из близких? — сочувствующим голосом спросила женщина.

— У меня там сын! — выпалил Ларс. — Так что в Вилоне? Тоже гиганты?

Стражник кашлянул.

— Ну, точно я тебе сказать не могу — своими глазами я ничего не видел. Но говорили, что там... какие-то одержимые твари напали на город. В железной броне. Больше ничего не знаю.

На мгновение Ларс будто застыл.

И все вокруг — костер, замерзшее поле, люди и собственная боль будто отодвинулось далеко-далеко, оставляя после себя только мертвую пустошь бесчувствия.

— Спасибо за костер, — хмуро проговорил он, наконец, убирая так и не раскуренную трубку обратно в карман. — Поеду я.

— Слышь, там, может, все еще нормально сложится, — неловко попытался подбодрить его стражник. — У них там глава — Атон из Сандоса, умный старик, не то что наш Хорек, который заставлял людей против гигантов выходить, будто мы — заставные стигматики с переднего края! Думаю, он нашел способ людей живыми вывести.

Ларс молча хлопнул его по плечу, поднялся и пошел отвязывать коня.

— Доброго пути тебе, и пусть твой сын окажется живым! — крикнула ему в спину женщина.

Но Ларс ее уже не слышал.

Он понимал, что теперь торопиться уже не имеет смысла. Потому что все самое страшное, что могло произойти, или уже произошло, или по каким-то причинам все-таки не случилось. И в любом случае он уже никак не сможет повлиять на исход.

Но не торопиться он не мог.

Поэтому, с размаху ударив коня по крупу ладонью, Ларс рванулся в ночь.

Снег между тем перестал, а ветер, напротив, только усилился. Небо медленно светлело и очищалось от туч, и теперь пространство вокруг просматривалось без труда. Никаких путевых камней или силков по близости видно не было, так что Ларс мог наполнить энергией стигмы уставшего коня, не рискуя вызвать на свою голову тучу ненужных проблем.

К полудню он добрался до пролеска, известного как Камышовский могильник. Вот уже много лет в эти места, заболоченные большую часть года, приходили подыхать раненые и ослабленные одержимые твари. Что за неведомая сила влекла их сюда, никто не знал. Но место считалось гиблым и проклятым, так что вынужденные путники после проезда через него даже расчищали коням копыта от скверной земли, прежде чем ехать дальше.

Обычно здесь каркало только вечно голодное воронье. Но сейчас сквозь шум ветра и скрип старых стволов от могильника доносилось тоскливое подвывание и стон.

Поколебавшись, Ларс пустил коня в объезд — умирающие звери непредсказуемы, а у него не было ни желания, ни времени утихомиривать их мечом.

Миновав пролесок, он спустился к устью реки Камышовки и по ветхому мосту осторожно перебрался на другой берег.

Отсюда до Вилона оставалось уже рукой подать.

Поддав коню под бока, он помчал вперед по нехотя оттаявшей под неласковым солнцем тропе.

Вскоре ему по пути стали попадаться туши одержимых тварей и обломки машин — выломанные клешни, опоры, раздавленные корпусы.

На перекрестке он увидел сожженные дочерна телеги, запряженные обожженными насмерть лошадьми, и больше двух десятков человеческих тел, среди которых особенно выделялись два совсем крошечных.

Была ли это отставшая группа горожан, или, наоборот, первые из числа попытавшихся уехать прочь, предположить было невозможно.

Не останавливаясь, Ларс промчал мимо, по направлению к городу.

И, наконец, его взгляду открылись городские стены, над которыми с громким карканьем носились вороньи стаи.

Перед стенами рваным ранами зияли огромные земляные воронки. В проломах стен виднелись разрушенные обожженные дома и мертвые тела стражников на рыночной площади.

А еще — огромная серая туша гигантского волка.

Ларс остановился.

Сердце в груди будто расширилось до запредельных размеров и больше не помещалось под ребрами. Холодный воздух обжигал гортань и не давал надышаться.

Наконец, Ларс тронул коня, и тот неспешным шагом въехал в мертвый город.

А прямо напротив въезда, на лобном месте, сверкал шпиль, сорванный с ратуши и воткнутый наискосок в деревянный эшафот.

На верхнем конце двухметрового шпиля висело насаженное на него тело мальчика — босого, в черных охотничьих штанах и белой рубахе. Руки его были связаны. Пустые глазницы смотрели вдаль — туда, где был его отец вместо того, чтобы быть здесь.

Ларс остановил коня.

Спешился, поднялся на эшафот и, ухватившись руками за шпиль, с глухим рычанием вырвал его из деревянного настила. С телом собственного сына на конце железного древка Ларс спустился по ступеням вниз и опустил свое страшное знамя на землю.