Рассветные холмы

<p>

К вечеру хозяин обнаружил, что азеран прочно обосновался рядом с Райнером и желает, чтобы тот сопровождал его на прогулку. Райнер не мог отказать столь настойчивому приглашению, да и воспротивиться подталкиванию могучими лапами к двери было сложновато, и они втроём вышли в тёплый летний вечер. Азеран тут же умчался вдаль, огромный и почти бесшумный, длинная шерсть стелилась волнами при каждом прыжке. Райнер потихоньку выспрашивал хозяина: давно ли зверь согласился жить в доме, как отнёсся к тому, что человек стал лондар, не страшно ли, что он кого-то покусает и сам заразится... Хозяин неторопливо рассказывал, и приходило на ум - не просто так азеран его выбрал, что-то в них было общее. Спокойствие, что ли... Райнера кольнула зависть: и как ему это удаётся?</p>

<p>

Он привык к степям, к невысоким перелескам, а тут были огромные древние деревья, такие мощные, что кажется, если сам их не увидишь - не поверишь, что такое бывает... Азеран среди них выглядел маленьким. Подумалось: прямо какой-то островок получается в мире лондар, где можно быть собой и не бояться сказать вслух, как ты на самом деле относишься к происходящему... И что же, теперь все они умрут?</p>

<p>

Азеран словно услышал волну накатившей печали, подбежал и с размаху положил лапы на плечи, - внимательные глаза иного, но разумного существа смотрели тревожно. Райнер невольно улыбнулся: недавно ещё веселился, глядя на хозяина Шалого, теперь сам ощутил, как трудно устоять на ногах.</p>

<p>

А в опустевшем после разъезда гостей доме почти зримой грустной пеленой осталась память ушедшего веселья.</p>

<p>

</p>

<p>

***</p>

<p>

На исходе лета и осенью они занимались уже привычным Райнеру сбором урожая, - и пока что усталость заслоняла глухую тоску, ожидание и чувство вины, можно было упасть без сил и провалиться в сон, потом снова приниматься за работу... Люди приходили редко, он тянул время, не назначал следующий отъезд и осознавал, что отныне жизнь становится бесконечным тяжким ожиданием, от которого можно было закрыться повседневной работой. Но - только пока. Он со страхом ждал, когда же наконец настанет и пройдёт осенняя поездка к Переходу, и начнётся зима.</p>

<p>

Он не мог объяснить, почему его так страшила грядущая зима в поместье Ника, - мало ли их было уже, этих зим, прошло уже восемь с эпидемии, эта девятая... да и вряд ли будет что-то хуже, чем когда он жил возле Перехода, когда он стал лондар... Но всё же теперь стоило немного похолодать, как сжималось сердце.</p>

<p>

Когда пришли мать с девочкой, он не заметил ничего необычного, - ну да, подросток, повезло выжить... а потом на него обрушился тонкий голос.</p>

<p>

-Папа!</p>

<p>

Райнер вздрогнул, растерянно вгляделся в лицо девочки: да нет, не может быть, это какая-то ошибка... Мать смущённо схватила девочку за руку.</p>

<p>

-Извините... она так часто... понимаете, отца на её глазах...</p>

<p>

-Понимаю.</p>

<p>

Райнер медленно подошёл к девочке. Та отчаянно смотрела снизу вверх. Сколько ей лет? А сколько было, когда началась эпидемия?.. В её лице явно была какая-то сумасшедшинка.</p>

<p>

-Послушай. Я бы очень хотел сказать тебе - да, сказать - здравствуй... Но это было бы враньё. Враньё, которое ты бы быстро распознала. Ты не заслужила того, чтобы тебя вот так оскорбляли.</p>

<p>

-Я знаю, - она покачала головой неожиданно разумно. - Но ты похож. Издали.</p>

<p>

-Спасибо...</p>

<p>

-На него напали. Давно. Мама меня утащила, и я не знаю, отбился он или нет.</p>

<p>

-Да.</p>

<p>

Он думал о том, что до осенней поездки через две реки остаётся дня три, не больше.</p>

<p>

...На высокий берег к Переходу они взбирались ночью, и он нёс девочку на руках, чтобы она не споткнулась.</p>

<p>

</p>

<p>

***</p>

<p>

Зима подкралась неслышными снежными шагами и отрезала их - от городов, от рек, от других стран. Зима легла холодной преградой между поместьем и тайными убежищами тех, кто ещё остался в живых. Райнер осознал, что пока - всё, на долгую зиму они заперты вместе, и жизнь исподволь стала создавать меж ними нити узнавания, незримую общность. Сартен всё реже выходил из своей комнаты, и они сидели у него. Райнер вдруг оглянулся на проходящие дни - и не понял, почему так боялся зимы: каждый из людей принёс сюда невысказанную мечту о потерянном доме и, оставшись тут, поневоле начинал воплощать её в жизнь, в коридорах звенели голоса, женщины вспоминали рецепты забытых блюд, помогали прибираться, приводили уют в пустые комнаты. Райнер подумал: а ведь верно, и его собственная давняя бездомность в этих стенах куда-то улетучивалась, забывалась, он давно уже начал тут по-хозяйски наводить порядок, и как-то никто из прислуги и не возражал, да и Сартен-старший тоже, только лукаво посматривал на него, когда он в своём рвении слишком старался...</p>

<p>

Он иногда пытался стряхнуть завораживающее, затягивающее спокойствие зимнего поместья и сказать себе: нет, это похоже на падение в горах, когда ты зацепился за что-то и хочешь уверить себя, что это накрепко, а потом снова летишь, и снова зацепляешься, и опять занимаешься самообманом, который рано или поздно закончится неизбежной пропастью. Но день приходил за днём, ничто не вторгалось в тишину, и его снова и снова включали в круг тепла и выстраданного покоя, где можно вместе помолчать.</p>

<p>

И он почти поверил тишине.</p>

<p>

Почти - потому что впереди маячили новые путешествия к Переходу, новые - да нет, уже известные - опасности, потому что впереди был голод, о котором он сейчас старался не думать.</p>

<p>

Иногда ему хотелось заснуть и больше не просыпаться, чтобы остаться в этой прозрачной зиме, когда уже совершившиеся беды ушли, а новые ещё не наступили.</p>

<p>

</p>

<p>

***</p>

<p>

К весне он окончательно увяз в этом ощущении - что время катит свои волны над ним, над крышей поместья, мимо... и когда реки вскрылись, когда пришло время везти перезимовавших людей к Переходу, то возникло слабое удивление: как, это было - временно, и снова придёт гонка, и исчезнут лица, к которым успел привыкнуть, к кому успел привязаться... задним числом осознал: да, успел привязаться, и долгие разговоры зимними ночами уйдут, а он останется... Но они тоже знали, и в их глазах жила надежда на иную жизнь... а он не имел права говорить о себе, запретил себе это давным-давно. И так неожиданно было услышать на прощанье: ты хороший человек, не смей думать, что ты только ключ от Перехода, не смей думать, что только из-за этого мы говорили с тобой, помогали пережить зиму... не смей.</p>

<p>

Не получалось.</p>

<p>

С весной Сартен-старший стал слабеть, всё чаще приходил затяжной кашель, было трудно ходить. Райнер по его просьбе отвёл его к освободившейся ото льда реке, - шли долго, мучительно долго, часто останавливались, чтобы старик отдохнул. Потом он рассматривал приуснувшие на ночь ветки, на которых уже вот-вот должны были вспыхнуть листья, и Райнер понимал, - не надо владеть телепатией, чтобы знать его мысли: не последняя ли для него весна? Но всё же - это пришла весна, настоящая, не приснившаяся в долгую зимнюю ночь, и не было ей преград, она наступала на обессилевший Дис, безразличная к тому, что происходит с людьми и с теми, кто когда-то был людьми. Сартен вдыхал её свежий аромат, слушал её ветер, встречал её тепло - и радовался искренне, открыто и честно, как тот, кто заслужил эту радость, пронёс ожидание её сквозь тягучие холода и достиг желанного берега.</p>

<p>

После первого весеннего путешествия к Переходу дом опустел. Регулярность, размеренность тихой жизни затягивала, казалось - время милосердно накрыло пеленой прошлое, и не стоит оборачиваться... Он понял, как часто оборачивался, как терзало ушедшее, - только теперь, когда оно оставило его. Теперь было - всё, все их попытки бороться, барахтаться, сопротивляться, - завершились. Река времени неумолимо несла их к будущему, но оно ещё терялось в туманной дали. Он говорил себе, что это не так, что ещё придут люди, не может же быть, чтобы всё закончилось... но дни за днями проходили в тишине, которую не нарушали ничьи чужие шаги. Он надеялся, что это временно, замучил вопросами Сартена, но тот не мог сказать ничего определённого и только продолжал рассылать письма людям по своим тайным каналам. И Райнер наконец уверил себя, что остаётся только ждать ответа. Весна кружила голову и поневоле заставляла думать, что надежда вопреки всему существует.</p>

<p>

Он навещал Ника - так часто, как только мог, чтобы не смотрели косо в лечебнице, чтобы не мешать его друзьям, которые тоже не бросили и стремились привезти ему частицу свободы.</p>

<p>

</p>

<p>

***</p>

<p>

Никто не приходил. Райнер растерянно смотрел на быструю воду, на то, как весна становится летом, а тишина всё так же окутывала поместье, и некому было её нарушить. Дни тянулись, и покой стал тяготить, а Сартен-старший вдруг позвал Райнера во внутренние комнаты, показал свою библиотеку, - старые книги, что-то даже было вывезено во время колонизации, - и попросил засесть за каталог. Райнер заподозрил, что старик просто хочет отвлечь его от томительного ожидания, но профессиональный интерес вынырнул из небытия и взял верх: там было много книг по истории, которые раньше ему не попадались, и он быстро утонул в них, разбирая по косточкам, сверяя с версией, известной Ордену... Сартен был явно доволен.</p>

<p>

И когда он совсем улетел мыслью в другие времена и на другую планету, появились две женщины, - неслышно, будто тени, пришли и сели в уголке, чтобы не мешать, и вечерний свет падал сквозь защитные стёкла на их лица. Райнер потом долго ждал, чтобы к ним присоединился кто-то ещё, но лето проходило, а они так и сидели вчетвером - он, Сартен и они, обсуждали дела иных времён... и как будто вернулся зимний уют, только теперь в ночи в открытые окна вливалось тепло. Он тянул почти до конца лета, потом смирился и повёз их. Лодки показались почти издевательски большими. Рассчитывали, да...</p>

<p>

</p>

<p>

***</p>

<p>

Ответ на письма - не на все, только на два - пришёл к середине осени. Райнер вцепился в смятые листочки, читал их вслух под взглядом Сартена, не хотел с ними расставаться. Да, облавы, да, наступили тяжёлые времена, многие погибли или были схвачены - уже не узнать... Кому-то удалось уйти далеко, и вот - они всё же живы, они будут выбираться, ждите...</p>

<p>

И он ждал. Он хотел, чтобы они добрались и ощутили безмолвный дар старого поместья: тишину и покой, надёжность и чувство, что ты - дома. Он не хотел думать о том, что это может быть - не для каждого, что, возможно, старый дом сам выбирает, кому отдавать свой уют... Райнер просто хотел поделиться тем, что с таким трудом обрёл сам.</p>