Корабль-греза

Теперь, значит, я уже на море. <…>

И на палубе.

Музычка.

Но не моя. Так что я спасаюсь бегством, но не спеша, на шлюпочную палубу, уровнем ниже, и, едва добравшись до нее, сразу понимаю: здесь будет сидеть Грегор Ланмайстер. Здесь тихо. Сюда он всегда будет приходить, когда захочет побыть наедине с собой. Мне, собственно, остается только ждать, он сам шагнет в поле моего зрения.

Для романа состав пассажиров и без того идеален: почти все — пожилые люди.

В тот же день он знакомится с директором отеля (Hotelchef) Кристианом (в романе это будет доктор Бьернсон) и с барменом (из «Ганзейского бара») по кличке Sugar.

Третий день путешествия, 3 апреля 2014 (Indischer Ozean ff. In den Abend (6): https://dschungel-anderswelt.de › des-in-den-abends-zw...):

Вчера ночью маленький дуэт, в «Капитанском баре» [в «Капитанском клубе», Хербст еще не запомнил название. — Т. Б.], закончил «Арией» Баха. Манера обеих исполнительниц внезапно стала другой, после всей бывшей прежде шлягерщины, и потом они уже не захотели больше играть или, может, специально оставили эту вещь на конец программы. Хотя на заднем плане продолжалась «работа!», то есть по ту сторону от барной стойки включили кофейную машину, да и по эту сторону некоторые гости продолжали болтать, другие будто вдруг действительно услышали музыку. Она поднялась сквозь это пространство, посреди прогулочной палубы, поднялась и, как, пожалуй, и следует арии, воспарила и встала, воздушным столбом, в «точке спасения», как недавно написал Том [=один из блогеров, отвечая на предыдущую публикацию Хербста].

В тот же день, вечером (Zwischenmeldung: Sturm. In den Abend 7):

В данный момент у меня впечатление, что члены команды в конечном счете интересней, чем пассажиры. Но оно может быть обманчивым, во всяком случае в такой обобщенной форме. Ведь здесь есть, например, Патрик, ирландец, который одно время работал и в Германии как лесоруб в Шварцвальде, «я в жизни много чем занимался». Он, со своей элегантной спортивной шляпой, выглядит дерзким, ему около пятидесяти, угловатое лицо, узкое, почти худое; тяга к авантюрам и насмешка в глазах, и общается он с самыми молодыми пассажирами. Это тоже сюда относится: люди находят друг друга. Да, он, по его словам, и на «Асторе» когда-то работал, много лет назад, действительно, санитаром в судовом госпитале. <…>

[Патрик, значит, в действительности был пассажиром на «Асторе», но в прошлом, как и в романе, работал там санитаром. — Т. Б.]

А он, господин Ланмайстер, так мне и не встретился. Зато мне уже несколько раз попадались на глаза три или четыре мужчины, гарантирующие, как и Патрик, какие-то интересные истории и отличающиеся сильным своеволием. Один определенно напоминает Мелвилла, другой Хемингуэя, в его поздние годы, а один даже Толстого, из-за гигантской белой бороды; тот, между прочим, — Толстой — висит как живописный портрет, пусть и не очень хороший, но уж какой есть, на прогулочной палубе, по правому борту, а за спиной у него — Пушкин.

5 апреля 2014 (Der vierte auf den fünften Tag: https://dschungel-anderswelt.de › ...):

Когда погода проясняется, играют танцевальную музыку, снаружи перед [Ганзейским] баром, и вчера ночью четыре пары танцевали. Кто хочет покоя, кротко удаляется на шлюпочную палубу и смотрит, не сидит ли там господин Ланмайстер. Я его пока не видел, но уверен, что в какой-то из кают живет он. И просто еще не хочет в мой текст. Зато я занимаюсь собиранием разных типов — это надо понимать не в уничижительном смысле, я имею в виду представителей определенных типажей. <…>

Татьяна Беспалова, скрипачка, каждый день по многу часов упражняется, вместе со своей партнершей-пианисткой, Катериной Родиной; они играют так называемую классику, правда, и из нее только самое популярное. Когда они это делают в «Капитанском клубе», посреди прогулочной палубы, их порой бывает сердечно жаль, поскольку слушателей зачастую всего три-четыре человека, в лучшем случае десять. Здесь рассказывает себя чья-то судьба, одна из многих судеб, с которыми мы встречаемся на борту — среди членов экипажа; пассажиры в любом случае находятся в привилегированном положении. Когда Чарли вчера пел, подражая Рэю Чарльзу (5) и, ясное дело, ужасному как всегда Элвису (6), но еще и исполнил песню одного черного певца, чье имя я забыл, плевать, нет, не плевать…

...как бы то ни было: это была тоскующая песня для всех, кто вдали от родины, а рядом со мной стояла украинская официантка и тихо подпевала. И внезапно у нее потекли слезы — как она рассказала? уже два года, как она не была дома? а там ее пятилетний сын…

И другие трогательные картины:

Старая, очень старая семейная пара, в темноте на шлюпочной палубе, рука в руке, оба уже не могут нормально ходить, но он — кавалер! — придерживает для нее тяжелую дверь: ритуал, действительно требующий времени. Это путешествие дает старым людям то, чего они, возможно, уже не имели, дает им почувствовать наполненную бесконечность: это самое время. (Видите? Опять господин Ланмайстер дотронулся до моего плеча: правда, почти неощутимо, чтобы я не вздрогнул.)

6 апреля 2014 (Der fünfte auf den sechsten Tag: https://dschungel-anderswelt.de › der-fuenfte-auf-den-s…):

...но что я намеревался сделать, а именно написать здесь на борту всю книгу, этого не удастся осуществить. Я слишком расщепляюсь: на, во-первых, «меня», который пишет для вас эти истории, во-вторых, что важно и правильно, «меня», который слушает, ради радиопьесы, и ради этого также ведет разговоры, и проводит какие-то изыскания, и наблюдает, и, наконец, «меня», который просто наслаждается этим путешествием и даже каждую обиду — она всегда бывает лишь кажущейся — превращает в переживание, которое я не хотел бы пропустить. Это в самом деле грандиозно, пересекать океан при дождливой погоде, всегда на грани шторма, и упоительно — минутами ничего не делать, а только наблюдать за волнами, больше того, стать волной внутри себя самого. Но тогда места для Грегора Ланмайстера там внутри уже нет или вообще еще никогда не было, и именно потому я его нигде не вижу. Но зато вижу других. Я начал раздавать имена, характерные имена, например, «два авантюриста», для Патрика и Джона, вон они сидят на палубе юта — и да, авантюристам это свойственно, курят.

Как и человек в шапке-ушанке, который целыми днями сидит на палубе юта в перекрытом уголке для курильщиков и решает кроссворды, один за другим; и при этом с раннего утра пьет пиво, тихо, но решительно.

Что это, иметь счастье, — одна из онтологических категорий, я начинаю осознавать только сейчас. Это могло бы быть главной мыслью Грегора Ланмайстера. (К примеру, что люди, которые пришли сюда, чтобы на море почувствовать время и именно то, как оно стоит неподвижно, потом собираются вместе, чтобы его — скоротать; так ведь принято говорить: «чтобы скоротать время»… то есть укоротить самое драгоценное, чем мы располагаем: наше время…)

7 апреля 2014 (Bläue. So weit die Augen tragen. Der sechste auf den siebenten Tag).

Замечательный погожий день, Хербст восхищается синевой и серебром моря и пишет совершенно сказочный отрывок, который почти в таком виде и войдет в роман (с. 243–244; для меня важно, что столь фантастические картины у Хербста возникают в связи с реальными поводами):

Зато, примерно час назад, будоражащие воображение облачные формации, впереди и по сторонам: светлые и светло-голубые — к северу, темнее — к югу, а впереди — зáмки, миры, воздушные корабли, сконструированные фантастами, от которых иногда спускаются более темные лифты, прозрачно вибрирующие, до самой поверхности моря, отчасти ультрамариновой, отчасти серо-серебряной, отчасти вспыхивающей бирюзой.

Возможно, что эти облачные корабли должны запасаться питьевой водой, в лифтах она опресняется... или происходит оживленное дипломатическое общение, кто знает? Порой ощущается рассогласование между небесной и морской сферами, тогда облачное скопление придвигается, заслоняя собою солнце, — в порядке угрожающего жеста, возможно, или действительно, чтобы лишь выразить недовольство, которое, может быть, испытывает наверху какой-нибудь ангел или, внизу, могущественный водяной, кто знает, кто знает… но вскоре все опять проясняется, и снова солнце бросает на воду, прямо перед нами, миллионы серебряных пайеток…

9 апреля 2014 (Der neunte Tag, einen vor der Isle Maurice).

Хербст восхищается узкими икрами пианистки («Загадка, но также и чудо, что кто-то может ходить на таких высоких каблуках. А она может. Даже при бортовой качке»).

Он жалуется на дистанцированную манеру поведения капитана Жукова (украинца, как мы узнáем позже), подробно рассказывает о привычках человека, решающего кроссворды (это все потом войдет в роман, я приведу только последнюю фразу: «Его уже знают на борту; это не первый его круиз»). И потом пишет:

Я в самом деле вчера начал набрасывать список действующих лиц романа, куда вошли:

— норвежец, который будет оставаться на борту до Ставандера (7), то есть еще и после Бремерхафена; ушастый тюлень, прежде долго работавший с судовыми машинами, человек с очень широким ртом, когда он смеется, хотя рот этот теряется в его в бороде; светлые, ироничные, быстрые глаза;

— Патрик, само собой, этот странствующий вокруг глобуса ирландец, с приятной внешностью, с запоминающимся лицом, истощенный или просто худой, ищущий... я потом придумаю — чего;

— Джон, игрок [в романе мистер Гилберн. — Т. Б.]; каждый день он выигрывает в бинго от пятидесяти до восьмидесяти австралийских долларов; в этом круизе у него единственная проблема: что суп, дескать, никогда не бывает по-настоящему горячим;

— старый исхудалый писатель [в романе Толстой. — Т. Б.], тоже с окладистой бородой, немного напоминающий Бехтерева, как всегда напоминал его Петер Курчек (8); но он не может больше ходить без ходунков, передвигается поэтому очень-очень медленно, бросая вокруг критические взгляды, и его всюду сопровождает стройная, высокого роста, жена, которая когда-то, что и сейчас заметно, была красавицей, а теперь длинный, как тени, закат своей былой красоты ежевечерне празднично наряжает, причем очень стильно, оставаясь при этом «прохиндейкой», если воспользоваться старым разговорным словцом; она бросает вокруг себя, постоянно, флиртующие взгляды и все же не оставляет сомнений в том, кому она принадлежит; <…>

— Sugar, само собой... <…>

И эти, как я назвал их выше, типы знакомятся друг с другом, всё чаще сидят вместе; иногда и я сижу вместе с ними. <…>

…типично, что мы, то есть типы, все являемся курильщиками, и под эгидой (я чуть было не поддался искушению написать «под регентским управлением») любителя кроссвордов они внезапно начали, да, вы читаете правильно, начали петь, петь хором, в своем уголке для курильщиков, здесь: [далее приводится фотография компании вокруг «столика для курильщиков», как это место будет называться в романе; в связи с пением см. эпизод на с. 82–84. — Т. Б.].

И потом вдруг — очень важная мысль, которая почти в такой же формулировке войдет в роман (см. с. 236–237), но главное, будет задавать его основную тональность: