Корабль-греза

Но, может, дело обстоит совсем по-другому. Патрик, мой брачный аферист, подошел, чтобы покурить со мной вместе. Он сегодня покидает корабль, раньше, чем истекает срок круиза: он заказал билет на дешевый авиарейс в Дублин, вылет в 15 часов из Лиссабона. «Я так от этого устал, — сказал он, — постоянно разные шоу, постоянно музыка, мне же нужно пространство для меня самого». С ним происходит то же, что и со мной, поэтому я подумал: может, так происходит не только с нами, немногими, но, может, даже со многими — что все они надеются на покой, тишину, возможность побыть наедине с собой. «Первые две недели, — сказал Патрик, — все это очень мило, такие постоянные развлечения. Но потом?» Так что, может, необходимость всегда-быть-в-хорошем-настроении, гипоманиакальные танцы и пение вовсе не соответствуют потребностям людей, но навязываются им, помимо их желания, скажем так, аппаратом развлекательной индустрии и этим попросту все проутюживается? Потому что такова воля «системы», как говорили в 70-е годы, а люди просто не знают, как защититься от этого? «Видите, — говорит Ланмайстер, который внезапно оказывается стоящим рядом с нами, но замечаю его только я, — теперь вы начинаете смотреть». Однако, независимо от Патрика, который, как он рассказывает, в последние две недели не посещал ни одного вечернего шоу, увеселительные мероприятия недостатка в публике не испытывают; хотя люди могли бы и не ходить на них. <…>

«Введите заповедь молчания, поверьте мне, — повторяет Ланмайстер. — А потом, потом: потом приглядитесь к нам, к нам и к себе самому».

8 мая 2014 (Liebsboa: Lissabon).

О Лиссабоне:

Что моя вторая встреча с этим городом будет иной, чем первая, об этом я, как вы наверняка прочитали, догадывался. Но не о том, что там повторится ситуация, которую прежде я пережил только в Неаполе. Неаполь ведь тоже, при нашей первой встрече, оттолкнул меня; «только бы прочь! — думали тогда мы оба, До (19) и я, — только бы поскорее прочь отсюда!» Что же касается Лиссабона, то здесь «оттолкнул» следует понимать в активном смысле: город дал мне пинка. После я был в таком состоянии, что мне пришла в голову мысль написать этот роман о смерти: я хотел примирения. И вот теперь этот город принял меня в свое сердце.

Вчера же — я первым сошел на берег — город стал тянуть меня, втягивать в себя, причем это началось сразу же, едва я вышел из гавани: втягивал меня в свои переулки; я уже не помню, по скольким лестницам и лесенкам я поднимался и по скольким маленьким скользко-истоптанным булыжникам шагал, которыми вымощены здешние узкие тротуары. Лиссабон вообще — это город мощеных улиц, булыжников проезжих дорог и булыжничков тротуаров; и вдобавок — старый коротенький трамвай, в котором, однако, сидели только туристы. <…>

Еще никогда, возвращаясь в Европу, я не испытывал такого чувства возвращения на родину. Я никакой не немец, думал я, а европеец, немец же лишь в таком смысле, в каком в Германии баварец является баварцем, саксонец — саксонцем, а уроженец Гессена — гессенцем.

8 мая 2014, Бискайский залив (Bleisee. Seemüd in der Biskaya).

Но самое поразительное, что уже сегодня Лиссабон представляется мне сном, правда — мощным, более чем мощным, почти полностью перекрывшим Санта-Крус. Я ведь там был настолько во-, в буквальном смысле, одушевлен! Теперь остался только Лиссабон, в моем духе. И Порт-Луи, на Маврикии, тоже остался, с такой же пластичностью. Все остальное растекается, блекнет, уже теперь, как если бы я в течение недели смотрел по телевизору передачи о путешествиях. Даже Капштадт. Мне понадобятся фотографии, если я захочу вспомнить. От Кабо-Верде в памяти остается только подводная руина, написанная Максом Эрнстом. Я стоял сегодня утром в почти североморской прохладе, отхлебывал жиденький кофе, курил сигариллу и пытался, километр за километром, восстановить в памяти свое путешествие, с соответствующей хронологией. Но Хронос такого не допустил; вместо этого вспыхивали отдельные временные грани, не связанные никакой последовательностью. Уличный перекресток в Гонконге, общий зал отеля «Сандансер» во Фримантле и южный мол там же, весь Порт-Луи, но уже Индийский океан сплавился едва ли не в один день, в периодические потоки тяжелых теплых ливней; потом — киты перед мысом Доброй Надежды; от Капштадта — уродливая береговая линия и черный рынок, на две трети погрузившийся в сон, а также некоторые лица торговцев, с которыми я пререкался. И вот я уже в пустыне: сегодня утром катание на верблюде кажется мне более долгим, чем все мои морские дни, вместе взятые. Как же это должно восприниматься Ланмайстером, который вообще никогда не покидает судна?

10 мая 2014. Гавр (Rückwärts einparken ODER Die Ankunft in Le Havre: https://dschungel-anderswelt.de › wieder-auf-see-21-bis…).

Хербст начинает рассказывать о Гавре, прерывает свой рассказ, и на этом путевой дневник вообще неожиданно обрывается. О прибытии «Астора» в Харидж и потом в Бремерсхафен мы вообще ничего не узнáем.

27 мая 2014 (OHNE ABER DIE FORTSETZUNG: Weshalb ich schwieg: https://dschungel-anderswelt.de › ohne-aber-die-fortsetzu…).

Из датированной этим числом публикации мы узнаём, что Хербст все еще в Гавре, то есть он преждевременно прервал свой круиз:

Нет, меня не похитили… <…> Но дело не только в том, что я почти сразу же после своего возвращения должен был ехать, чтобы выступить там с чтением, в Бамберг — об этом я тоже не хотел никого извещать, — главное, меня охватило отнюдь не неопределенное чувство тщетности моих усилий, от которого на море я мог убежать, даже не сознавая этого. С другой стороны, на море я должен был бежать от перманентного увеселительного оболванивания, что не всегда удавалось, да и не могло удаться, разве что я заперся бы в своей каюте. Так что теперь я был настолько наполнен, настолько накачан плохой музыкой, что не хотел больше слушать даже хорошую, бежал, можно сказать, от любого звука, хотел только тишины, а это значит также: тишины словесной. Обилие развлечений действительно причинило мне вред, почти в физическом смысле, и после этого требовалась фаза выздоровления. Потому и онемели «Джунгли». Тот факт, что «Арго» по-прежнему замалчивается, как, впрочем, и «Бамбергские элегии», тоже не способствовал моей боевитости. «Отступление», — подумал я и опять стал Ланмайстером. Но это не столько «отступление», сколько дрейф, оттекание: скольжение по течению. Назад.

Тут я понял, что вместо того, чтобы продолжить «Гавр» как текст, я должен реально продолжить пребывание в этом городе; и после того как я наконец снова смог слушать музыку — наконец, снова, — я сел в самолет и действительно полетел обратно; мне нужно было во Францию, нужно в любом случае, потому что в пятницу должно было состояться первое парижское чтение моей жизни, организованное моим переводчиком Прунье (20). <…>

Здесь я чувствую себя так, как если бы каждый день вел интенсивнейшие беседы с близкой мне женщиной, которая выходит из моря как проникающий в каждую складочку моей кожи голос. Ее глазами я читаю Мелвилла.

3 июня 2014 (Nach Paris).

Кризис, случившийся с ним к концу путешествия, Хербст анализирует также в дневниковой записи, датированной этим числом:

У меня ощущение конца, нет, не жизни, как бы ни обстояли дела с книгой об умирании, а длинного, длинного временного промежутка, действительно теперь уже декады, перемешавшей мою жизнь и мое литературное творчество. Ее повествовательным завершением стал роман «Арго», полным завершением, хочу я сказать, и исчезающе малый резонанс всей трилогии, которая отнюдь не случайно обрамляет время существования «Джунглей», яснее, чем моя неопределенная досада, свидетельствует о провале: обоих начинаний. Очевидно, что не имеет значения, какие нарративные пути я открыл, какие эстетические возможности нового мышления, но также, и прежде всего, нового чувствования несла и несет в себе такого рода литература. Я говорю сейчас о модернизме или, если угодно, после-постмодернизме, вновь сфокусировавшем классико-романтические притязания на всеохватность и одновременно вновь воспринявшем всерьез идею литературы-как-политики. Все это сейчас не пользуется спросом, более того, отвергается как «устаревшее», и вместо этого люди довольствуются развлечениями, к которым, само собой — будучи человеком своего времени, — прибегаю и я, правда, только в персональном плане и только изредка, и даже, должен признаться, все больше лишь в порядке исключения. Это очень утомительно — когда ты остаешься один, почти один, по правде говоря: ведь и другие думают и чувствуют, как я, некоторые; однако те, для кого это характерно, не играют никакой общественной роли. Я имею право сказать: теперь пусть продолжают другие; я имею право взять себе время на передышку, если мое время этого требует. Очень много лет меня что-то подгоняло — и сам я что-то продвигал. Теперь я должен просто достать свой хлеб, припасенный для обеденного перерыва, а для этого сперва сесть и немного отдышаться.

Нет, я не перестану делать то, что делал, — это было бы, как если бы я не захотел больше трахаться. Пока дело дойдет до такого, дорогие друзья, утечет еще сколько-то воды из Шпрее, и из Сены, и из Амазонки.

13 июня 2014. В этот день Хербст публикует в «Джунглях» первый набросок радиопьесы «Акустический круиз. Дневник писателя со звуковым сопровождением» (Eine akustische Kreuzfahrt. Ein Schriftsteller-Tagebuch mit Tönen). Этот маленький текст, уже недоступный в сети, я приведу здесь полностью:

1-й голос: И там стояла она, «Астор», напротив грузового судна, наполненного контейнерами, которое топорщилось своими красными кранами. Не молодая уже, дама в летах, но знающая цену себе. В элегантном белом наряде; трап вытянут, как слегка согнутый палец, указующий вниз, на пассажирский терминал; и от бака до кормы, над всеми 176 метрами ее протяженности, и над трубами-близнецами, и над мачтой радара уже сияет яркими вымпелами под этим небом с низко нависшими облаками: красавица, поистине, обладающая особым шармом прошлого, которое все еще продолжается — тихо, подумал я, и улыбчиво; так очевидно готовая к круизу, который перенесет меня через Индийский океан к Южной Африке, а потом, после того как мы обогнем мыс Доброй Надежды, через тропические глуби Атлантики доставит обратно в Европу. Но тогда я еще не знал, что почувствую возвращение домой, и свой исток, и как то и другое сольются. В момент их слияния, но и этого я тогда не знал, Грегор Ланмайстер умрет. А вот как он умрет, я знал: с последним выдохом, покидающим себя: который от всего отрешается, хотя и по своей воле, но уже этого не сознавая.

2-й голос: Итак, молодой человек, вы стояли там, на передней оконечности мола, и долго смотрели в мою сторону.

1-й голос (насмешливо): «Молодой человек»…

2-й голос: Я имею право так говорить. Я был готов. Вы же еще далеко не готовы. Что и показало это путешествие.

1-й голос: Никто из нас всех не был готов. Ни один пассажир, ни один из членов экипажа. И вас я искал напрасно.