Чужое имя

7.

Я взял у пилота небольшой пакет и не удержался, вскрыл его уже в машине. Однако прочитать все равно ничего не сумел, было темно, да и трясло порядочно. В конверте оказалось всего два неполных листочка с отпечатанным на машинке текстом. Не густо. В отделении меня ждали Турантаев и Оллонов, другие сотрудники уже разошлись.

Титов через Вагина мне предлагал: во-первых, просмотреть материалы следствия по поводу аварии лодки и гибели Ивана Дунаева, во-вторых, попытаться найти личное дело Звягинцева в архиве отдела кадров леспромхоза, тщательно ознакомиться с ним и попробовать установить круг его тогдашних знакомых, возможно, земляков.

Ознакомившись с указаниями, я, не скрывая недовольства, сказал:

— Только из-за этого, стоит ли мне здесь торчать, Айсен Антонович? Ваши ребята могли бы это спокойно сделать.

Турантаев усмехнулся:

— Ишь разбежался! У них и своих дел хватает, а потом тебе, кажется, уже говорили, что начальству виднее.

— Не унывай, — подмигнул мне Оллонов. — У нас тут края золотые, может, и ты на самородок выйдешь. Старые старатели говорят, новичкам всегда везет...

Утром я пошел в леспромхоз, а Оллонов в прокуратуру и милицию разыскивать давнее дело об утоплении Ивана Дунаева. В отделе кадров леспромхоза было три человека. Две пожилые женщины — инспекторы расположились в просторной общей комнате, где одновременно находились бухгалтерия и плановый отдел. Их начальник, высокий мужчина в кителе без погон и с пустым левым рукавом, занимал небольшой закуток в конце коридора, здесь стояли письменный стол с телефоном и «шестидневкой», довольно объемистый сейф и, что самое важное, имелась массивная дверь с английским замком.

С первого же взгляда на начальника я решил не темнить, а откровенно рассказать ему о своей нужде.

— Понятно, — сказал он, выслушав мою просьбу и одновременно тщательно изучая мое удостоверение. — Я здесь, правда, недавно, но уже кое в чем разобрался. Кадровых работников у нас очень мало, в основном сезонники. Так что искать знакомых вашего «подопечного» почти безнадежное дело. Однако попробуем. Заходите дня через два. А дело Звягинцева мы сейчас найдем, учет у нас в порядке.

Действительно, через несколько минут он принес тоненькую серую папку, в которой было всего лишь несколько бумажек: заявление о приеме на работу, заявление об увольнении, автобиография, копии и выписки из приказов об отпуске и поощрении денежной премией за ударную работу. Ничего интересного, кроме того, что автобиография и заявления были написаны почерком старшины Дунаева, который я уже достаточно хорошо изучил. Впрочем, этого я и ожидал. Сюрпризом было другое. В автобиографии Звягинцев писал, что прибыл он в Якутию из Белоруссии, а Дунаевым говорил, что он с Украины. Прав был Оллонов! Я попросил кадровика обратить внимание на рабочих-белорусов и пообещал навестить его через два дня.

Когда я вошел в кабинет подполковника Турантаева, Оллонов был уже там. По его равнодушному виду я понял, что ничего интересного он не узнал.

— Самый настоящий несчастный случай, — ответил майор на мой молчаливый вопрос. — Звягинцев и второй спасшийся порознь показали одно и то же. Причем, тот, второй, утверждает, что Звягинцев даже пытался помочь Дунаеву, но сильным течением их оторвало друг от друга. И после они еще долго искали Ивана ниже по течению.

«Прямо герой, — подумал я. — Может, и вправду он не шпион, а фамилию сменил по какой-то другой причине?» Я и сам не подозревал, что был довольно близок к истине, но все это выяснилось лишь через несколько дней.

Выслушав мой рассказ о посещении леспромхоза, Турантаев сказал, что кадровика знает. Он фронтовик, был капитаном-артиллеристом. Руку ему ампутировали уже после войны: вскрылась старая рана, и началось заражение крови.

Поговорив о кадровике, Турантаев позвонил Вагину и попросил его передать моему начальству насчет белорусского происхождения Звягинцева, потом немного послушал министра и, положив трубку, сказал, что ничего нового из Львова нет.

— А что, собственно, должно быть нового? У нас тоже почти ничего... — начал я, но подполковник прервал меня.

— Все так. И во Львове, и у нас пока целый набор вопросительных знаков, из которых мы можем складывать любую комбинацию, но ответ-то должен быть один. К сожалению, в конец задачника в нашем случае не заглянешь.

— Слушай, — сказал Оллонов, обращаясь ко мне. — Еще раз напоминаю, что я в отпуске. Поэтому завтра я еду на охоту. Можешь составить компанию. Да и время быстрее пройдет, а думать и обсуждать твои проблемы на природе даже лучше. Поедешь?

Я посмотрел на Турантаева.

— Давай, давай, — сказал подполковник. — В субботу, может быть, и я к вам присоединюсь. Если будут новости.

Оллонов, впрочем, не стал ждать до завтра, и выехали мы этим же вечером. Погода была хорошая, правда, вдоль лощин по берегам Алдана дул довольно сильный ветер, как всегда перед вскрытием реки. На дальнем берегу мы набрели на цепочку небольших озер недалеко от старой заброшенной летней фермы. Некоторые из озер были еще замерзшими. Оллонов соорудил скрадок на крайнем южном озере, я на северном. Все это мы сделали уже глубокой ночью, поужинали и заснули как убитые.

До чего же не хотелось мне вылезать из спального мешка на утренней зорьке, но майор и слушать меня не стал.

— Переходим на самообслуживание, — сказал он. — Что убьешь утром, тем и будешь обедать. А рюмку коньяку получишь только в качестве приза за хорошую стрельбу.

Постреляли мы действительно хорошо, а в субботу, как и обещал, приехал Турантаев.

— Ну, охотнички, чем угостите? Или у вас ни пуха, ни пера нет? — едва поздоровались, осведомился подполковник. Он явно не собирался тут же выкладывать новости, если, конечно, они у него были. По крайней мере, до ужина. Майор Оллонов, глядя на подполковника, только посмеивался, прилаживая котелок над костром. Я тоже сделал вид, что меня сейчас ничто не интересует, кроме утиной похлебки.

Поели. Поставили остывать кружки с крепким «кирпичным» чаем, я закурил. Турантаев прилег на шинель, смотрел в огонь — наслаждался отдыхом.

Наконец, он посмотрел на меня, лукаво улыбнулся, сказал:

— Ну ладно, выдержка у тебя железная, лейтенант, а вот вознаградить тебя за это мне нечем. Не хмурься, не хмурься. У меня ничего нет, а вот у полковника Вагина, кажется, новостей хоть отбавляй. Так что собирайся в Якутск, здесь тебе делать больше нечего. Да и уткам спокойнее будет, — он усмехнулся.