Редкая птица

Петушок заскрежетал ровно за час до срока, назначенного Дадоном для выдвижения.

— Ну что ж… Опять Шамаханский халифат?—спросил Дадон, проводя кончиками пальцев по металлическому оперению Петушка.

— Шамаханский халифат, — пропел Петушок, взмахнул крыльями, словно собираясь взлететь, вытянулся вверх и тут же осел, застывая.

— Так тому и быть, — пробормотал Дадон, перекрестился и вышел из кабинета, уже не надеясь в него вернуться.

Путь до гарнизона, в котором старший сын должен был оставить дирижабль, показался Дадону нескончаемым, хотя он и проделал его в самом удобном из паровых автомобилей. Салон был обит нежной кожей, места хватало для того, чтобы двое — он и генерал, разместились с комфортом. Рессоры смягчали движение, но не могли полностью погасить трясучку на ухабах. Гнали и день, и ночь, останавливаясь только для того, чтобы обслужить автомобиль. Генерал охал, ворчал, что не дело спать в машине. Дадон в ответ только хмыкал и не спорил.

Они приехали на рассвете, из автомобиля Дадон вышел, тяжело опираясь о руку коменданта гарнизона.

— Почему от вас нет никаких вестей? Что происходит? — игнорируя протокольные формы приветствия, спросил Дадон тут же.

— Не можем знать! — комендант, мужчина средних лет, с выпученными от осознания важности момента глазами, вытянулся во фронт. — Посылаем курьеров — пропадают, телеграф не работает, черте что происходит, простите, государь!

— Где мои сыновья? — Дадон, прихрамывая, направился к столу, поставленному во дворе. Сел на скамью, провел рукой по грубому дереву столешницы.

— Мы… — комендант сглотнул, чуть оттянул ворот мундира, прокашлялся. — Мы не знаем… Наследник престола прибыл… — он качнул головой в сторону, где, накрытый защитной маскировочной сеткой, стоял дирижабль "Царевич".

— Короче! Что с ним?

— Собирался уже после боя, значит, домой. Все подготовили, честь по чести, а потом сказал, что ему проверить кое-что надо, там, где бой был, мол... дело есть. Сказал, что вернется, ушел и не вернулся. И как назло, телеграф стал чертовщину вытворять. Вот вам крест! Потом прибыл его высочество младший царевич и пошел уже с отрядом, координаты-то у него были.

— История повторилась?

— У меня люди кончаются, — печально протянул комендант. — Чертовщина какая-то в этих проклятых землях. Никогда мы туда не совались и горя не знали! Самый тихий участок границы, государь! И что теперь? Жуть какая-то!

— На гарнизон никто не нападал? — спросил Дадон, уже зная, какой ответ услышит.

Комендант замотал головой.

— Нам надо вернуться в столицу, — подал голос генерал.

— Там мои… — Дадон встал. — Я сам пойду туда.

— Нет! — генерал сурово сдвинул брови и стукнул по столу кулаком — Нельзя! Государство без главы…

— Как думаешь, — Дадон положил руку на плечо своего генерала, — сколько мне осталось? Это ничего не решит, — он посмотрел на дорожку, которая убегала в сторону проклятых земель, превращаясь в узкую тропинку. — Я вернусь. Выбери четырех гвардейцев в сопровождение. Если через неделю меня не будет — возвращайся в столицу и готовь нападение на Шамаханский халифат. Ты меня понял?

— Государь! — всплеснул руками генерал. — Виданное ли дело — всего четыре гвардейца!

— И правда. Вот его еще прихвачу, — Дадон кивнул на коменданта. Тот побледнел, но нашел в себе силы кивнуть.

— Да что вы вшестером-то сможете? — генерал замотал головой, моментально становясь похожим на огромного моржа, что жил в зоосаде неподалеку от Дворца.

Дадон усмехнулся:

— У меня есть, чем удивить врагов. Звездочет… Звездочет был горазд на выдумки.

— Да уж, — генерал на это раз тяжело вздохнул.

Они быстро перекусили простой солдатской похлебкой с хлебом, выпили по рюмке водки, и, переодевшись в простую солдатскую форму, выдвинулись.

Шли долго, небо заволокло тучами, стало удушающе жарко, но Дадон, даже чувствуя дрожь в голени больной правой ноги, продолжал упорно идти вперед. По обеим сторонам едва заметной тропинки раскинулась степь без конца и края. Трава, трава и больше ничего. Можно было подумать, что они будут брести через эту траву до скончания века, что это безвременье или лимб, что они уже умерли и просто не заметили этого…

— Глядите, государь! — комендант, идущий впереди, резко остановился. — Нашли…

Дадон вышел из-за его спины и встал рядом, обнажая саблю. Впереди лежал труп, на спине которого сидел ворон и с интересом рассматривал путников.

— Вот, значит, как… — через пару шагов они наткнулись на еще одно тело, и снова, и снова. Все, кто пришли сюда, здесь и остались.

— Не упокоенные... Не дело, не дело, — пробормотал комендант. А Дадон смотрел в сторону, где за высокой травой, на пригорке, развевался полог шатра. Такие не использовали на войне, только если ехали на пикник со всеми удобствами. Сиреневый и розовый шелк едва слышно трепетал на ветру, внутри можно было разглядеть — если хорошенько постараться — наваленные разноцветные подушки и кальян.

Дадон сделал шаг к шатру.

— Куда вы, государь! — комендант грубо цапнул царя за плечо. — Не к добру!

— Тут все не к добру! — Дадон резко повел плечом, освобождаясь от хватки. — Оставайтесь тут.

Он пошел, обнажив саблю и считая шаги. На десятом Дадон увидел тело старшего сына и остановился, зажмуриваясь, но даже с закрытыми глазами он продолжал видеть тело, в котором мало что осталось от его мальчика. Дадон вдохнул и открыл глаза и тут же увидел то, чего не заметил раньше: рядом со старшим на животе лежал младший. Одного взгляда хватило, чтобы понять — они закололи друг друга. Дадон глубоко вздохнул, опускаясь на колени и опираясь на свой клинок.

Когда-то он думал, что ему суждено умереть на поле брани самому, что его тело привезут в столицу, что его жена, которая была моложе его на двадцать лет, и его дети пойдут за гробом… И словно в наказание за все грехи, Бог оставил его живым, когда сыновья и жена умерли.

— Государь…

Дадон встрепенулся. Нежная рука коснулась его лица, скользнула к плечу… — Государь…

Он поднял глаза. Перед ним стояла его царица. Может, глаза были чуть более раскосыми, чем он помнил, может, волосы — чуть гуще, а талия, которую не скрывал фривольный наряд, тоньше. И все-таки незнакомка, стоящая перед ним и заглядывающая в его глаза, определенно была очень и очень похожа на давно умершую жену. И голос ее… Этот родной голос, ласкающий, обещающий и утешающий.

— Кто ты? — прохрипел он.

— Тебе надо отдохнуть, прийти в себя. Дела и заботы подождут. И мертвые подождут, — она помогла ему встать и повела к шатру. В голове плавал туман, и, как Дадон ни пытался стряхнуть с себя оцепенение, не мог. Он позволил увести себя в шатер и уложить на подушки. Девушка взяла мундштук, втянула медленно, прикрывая глаза, дым кальяна и передала мундштук Дадону.

— Все тревоги уйдут, попробуй.

— Нет, — он вяло отмахнулся. — Мои сыновья… Война…

— Все потом, все потом… Все потом…

Мир размылся по краям, Дадон мог видеть только ее глаза, самые красивые глаза на свете, он слышал только ее голос, обещающий избавление от всех тревог.

Он устал, он так устал! Он хотел быть снова молодым, сильным, стойким, бесшабашным и отчаянным! И казалось, время повернуло вспять. Он видел, как кружится в новом платье перед ним его молодая жена, чувствовал аромат сирени, слышал песню, которую напевали все в тот год, когда родился старший. Ему казалось, все только начинается, а его жизнь в вечных войнах ему только приснилась…

Он пришел в себя, когда автомобиль въехал в столицу. Словно пелена упала с глаз, висок резко запульсировал болью. Прижимая к нему руку, Дадон тяжело и медленно повернул голову и увидел рядом с собой царицу. От ее красоты, от ее близости, от ее аромата кружилась голова. Она сидела рядом, глядя за окно, подперев кулаком щеку. Одета чуть старомодно — в длинную юбку, белую блузку с кружевным пышным воротником, затянутая в кожаный корсаж, который делал ее талию невозможно узкой. Русые локоны спадали на спину, на вздернутом носу — россыпь веснушек. Царица…

— Ты? Но ты же… — Дадон коснулся ее руки, ожидая, что она окажется только видением. Но она была настоящей, теплой, живой.

«Умерла» застряло в горле. Как ни силился Дадон, он не мог вспомнить события последних дней. Или лет?

— Дорогой, — царица, если это была она, положила руку ему на лоб. — Все еще нездоровится? Эти ваши маневры до добра не доведут. И зачем мы только тащились в такую даль? Мальчишки дома без нас разнесут весь дворец…

— Да… Да, — он откинул голову назад и закрыл глаза. Сердце стучало в груди, как сумасшедшее. Это он сошел с ума или… Или магия и правда есть, и проклятые земли, забрав у него сыновей, вернули ему жену? Или он каким-то невероятным образом вернулся назад, в те времена, когда можно было что-то изменить и прожить свою жизнь иначе?

Машина мягко остановилась, водитель выпрыгнул, чтобы открыть дверь, но кто-то опередил его. Дверцу чуть не сорвали с петель. Звездочет всунул голову в салон, осмотрел его и вдруг схватил царицу за запястье.

— Я забираю ее.

— Стой, — Дадон ударил Звездочета быстрее, чем успел сообразить, что делает. — Ты с ума сошел?

Царица вскрикнула, вырываясь из хватки Звездочета, умоляюще глядя на Дадона:

— Он безумец! Уберите его от меня!

— Не слушай ее, государь, — затараторил Звездочет. — Это не она, не верь! Она врет, это все опиум, она умеет его…

— Что за чушь!

Водитель, бестолково мнущийся рядом с автомобилем и не знающий, что делать, наконец догадался открыть дверь со стороны царя и помог ему выйти.

— Ты ополоумел? — Дадон обошел машину и вытащил из ножен короткий клинок. Ему казалось, что он и правда оказался в другом времени, что он сам стал моложе, пропала тупая ноющая боль в ногах и поясницу не ломило, он легко подкинул и поймал клинок, и тут же приставил лезвие к шее Звездочета.

— Уйди с моей дороги, — прошипел Дадон.

— Если тебе так будет понятнее — она ведьма, она не твоя жена. Отдай ее мне, — спокойно сказал Звездочет.

Дадон перевел взгляд на царицу, которая стояла спокойно, чуть надув губы, и потирала запястье.

— Это все не настоящее, Дадон. Я виноват, возомнил себя творцом! Но я попробую все исправить!

— Исправить что? — Дадон чуть надавил на клинок. — Может быть, я не хочу, чтобы ты что-то исправлял?

— Государь, твоей любимой стране грозит опасность. Я ошибся, я думал, как и ты, что лишенная человеческих слабостей, человеческих чувств, машина будет верной, беспристрастной и… И я ошибся. Враги используют мое изобретение против нас!

— Никто не может создать подобие человека, — сказал царица. — Ты не Бог.

— Конечно, я не Бог. Но я создал тебя и еще нескольких подобных тебе, — огрызнулся Звездочет.

— Если это так, — Дадон чуть ослабил нажатие, — то почему она так похожа на мою жену?

— Потому что я… — Звездочет уронил руки вниз, закрыл глаза. — Потому что я любил ее тоже, может, даже больше, чем ты.

— Он врет, он всегда ненавидел меня! Он не мог никого любить! Скопец! — тут же закричала царица. — О чем мы вообще говорим? Почему ты его слушаешь? Он хочет… он хочет сделать со мной что-то плохое, ты что, не видишь? Я его боюсь, — она встала позади царя, ее аромат был дивно хорош, рука Дадона чуть дрогнула… Звездочет метнулся в сторону, пытаясь дотянуться до царицы, та закричала, пронзительно и страшно, и Дадон, ослепленный яростью, ударил Звездочет рукояткой клинка в висок. Он хотел оглушить, а не убивать, но по тому, как остекленели глаза бывшего друга, по тому, как неестественно быстро, будто сломанная игрушка, он упал на землю, Дадон сразу понял — убил.