Девочки, кто с нами?

НА СТАНЕ

Вот она какая степь! Вот откуда вечерами залетал в окна домика пряный аромат, кружащий головы. Едва за поворотом скрылся ток, исчезли постройки конного двора и еще виднелся на пригорке старый ветряк с опущенными крыльями, а взорам уже открылся совершенно иной мир — необозримый, просторный, мир пахучих трав, зеленовато-янтарного моря хлебов, мир беспрерывного торжествующего гимна природы. Пело все: и необъятная голубизна неба, и жаркое солнце, и нескончаемые живые волны тугих набухающих колосьев. Пела сама земля, пела свой могучий гимн плодородия и силы.

Кто хоть раз побывал в степи, тому не забыть ее величия, не забыть мерцающей дымки, очень далекой и до удивления прозрачной, — там сливается горизонт с наплывом янтаря, зелени, там в тихие особые дни появляются чудесные миражи.

Надолго останутся в памяти степные озера, небольшие, прохладные, поросшие камышом, будут помниться и овечьи отары, перекатывающиеся кудрявым прибоем по дорогам, и сам чабан верхом на косматой лошаденке со странной дудкой на груди, поющей по особому — тонко и призывно.

С пыльного большака машина свернула в сторону и прямо по луговине, путаясь скатами в травах, приминая желтые головки цветов, подкатила к двум жилым вагончикам. У распаханной широкой межи остановились — стан.

Покручивая рыжеватый ус, дядя Паша объяснил: в одном из вагончиков — кухня, в другом живет бригада; стан опахали на случай пожара.

Волька, выпрыгнув из кузова, спустила на землю лохматого пса с белой отметиной между глаз. В самую последнюю минуту она приволокла его на своем лаковом ремешке. Неизвестно, где и как умудрилась она словить это страшилище с репьями на хвосте и ушах. Под общий смех заявила:

— Каждое разумное существо обязано иметь дом, собственное имя, заниматься полезным делом, а не гонять по улице кур.

За белую отметину пса нарекли Пинцетом, угостили сахаром и, против его воли, увезли на стан.

— Вот и приехали, — тихо сказала Лида, осматриваясь по сторонам.

— Приехали, — следом за ней повторила Нюська. — Лида, ведь ты будешь речь произносить? Дядя Паша, а где люди?

— Эй, скаженные, есть кто дома? — постучал дядя Паша кулаком в стену вагона. — Помощников привез, встречайте…

Открылась дверь, по лесенке сошли два чумазых паренька, сообщили, что матрацы уже завезены и полотнища для палаток приготовь лены, только ужина не будет, потому что повариха уехала в поселок на свадьбу.

Начали ставить палатки, но оказалось, что ни одна из девушек не знает, как это делать. Позвали на помощь парней. И те спустя несколько минут уже вбивали колышки на облюбованном девушками месте. Неугомонная Нюська попыталась было заговорить с тем, что повыше ростом, кудрявым и смуглолицым, но, получив в ответ неясное бормотанье, рассердилась. Обозвав товарищей «молчунами», умчалась в степь на разведку. Вернулась вскоре, торжествующая, с огромным ворохом прошлогодней соломы.

— Заткнем щели, обложим палатки доверху, создадим уют, — захлебываясь объясняла Нюська, не понимая, почему парни дружно прыснули в кулаки, а бригадир нахмурился.

— Ты что же, степь хочешь мне спалить? — спросил он. — Сушь кругом, упадет ненароком горящая спичка, или искра залетит. — И отправил огорченную Нюську обратно.

Зато другая затея ему пришлась по душе. Когда в стороне от вагончиков раскинулись два шатра и Лида заявила, что не хватает флага, он одобрительно гмыкнул:

— Это ты хорошо придумала. Поеду в усадьбу, привезу кумача.

Кумача ждать не захотели. Лида уговорила Севочку пожертвовать для общего дела свою красную шелковую блузку. Пока мастерили флаг, пока Люся наспех вышивала на нем эмблему медиков — змея над чашей, пока укрепляли флаг над палаткой, упали сумерки.

— Теперь скоро подъедут с лугов, — сообщил дядя Паша. — Будем встречать бригаду.

— Девочки, готовьтесь, — предупредила Лида и глянула на Нюську. — Не вздумай красить губы и надеть свою юбку с разрезом. Здесь тебе не танцплощадка. И вообще в словах тоже поаккуратнее будь…

— Лучше бы нам в поселке остаться, — Тонечка испуганно уставилась в полутьму.

— Спокойненько, — Люся прищурила ласковые карие глаза, взбила ладонью пышную прическу. — К каждому вопросу надо подходить творчески. Предположим, что это будущие наши больные. — Она вдруг сморщилась, зажала пальцами уши. — Волька, оставь в покое пса! От визга в ушах звенит…

— Я его стойку учу делать, — отозвалась Волька. — Мы с ним пробежки будем по утрам совершать. Ох и места же здесь! Попрошу ребят, чтобы столбы для волейбольной площадки врыли. Как по-вашему, есть среди них спортсмены?

Она не договорила, вдалеке раздался неясный рокот, заколыхались тени — с лугов возвращалась бригада. Трактора остановились возле распаханной границы и, развернувшись широким фронтом, заглохли. Пинцет залился лаем и помчался на голоса.

Девушки поспешили в палатки. Нюська принялась напяливать узкие лаковые туфельки, Севочка никак не могла сколоть на затылке модным узлом свои тяжелые каштановые косы. А тут еще Фая потеряла шарфик, расселась на матраце и начала перебирать все вещи в рюкзаке. Поправляя очки, она, почти плача, что-то бормотала себе под нос.

— Помогите ей, — не выдержала Лида, скороговоркой повторявшая приветственную речь…

— Начинается. — Нюська рассмеялась. — Наша Фаечка всегда в одной роли. Будет лечить людей — по рассеянности вместо пирамидона вы? пишет больному касторки. Ведь ты же сидишь на своем шарфе!

В веселой суете не участвовала одна Волька. Только и сделала, что закатала повыше рукава ковбойки — так и вышла из палатки, в шароварах, насвистывая спортивный марш.

Дядя Паша собрал бригаду за длинным столом, врытым в землю, на котором мигали две керосиновые лампешки.

— Привез помощниц, — сказал он, опускаясь на скамью. — Чтобы полный порядок был. С зарей — на луга, а сейчас знакомьтесь. — Подняв одну из ламп, осветил запыленных, усталых парней, с любопытством поглядывающих на притихших девчат. — Где большаки у нас? Александр Петрович где?

— К жинкам в поселок удрали большаки, — выскочил скуластый, белозубый парень, до ужаса чумазый и, как видно, озорноватый. — Один дядя Ваня при нас. Вроде няньки…

— Помолчи… Смотри у меня, Володька. Опять ночь по стану с гармошкой бродил. Спать не давал людям…

— Если б гармошка умела все рассказать не таясь. — Володька подмигнул Вольке, но та встретила его такой уничтожающей усмешкой, что он тут же замолк.

— Иван Силыч, — обратился бригадир к седоголовому человеку в старенькой телогрейке. — Может, заночуешь на стане? Чтобы костров не жгли. Сам бы остался, да дела есть, на усадьбу надо сгонять. Завтра с зарей наскочу…

— Ниловна у него больна, — выкрикнул густой бас, — пусть едет до дому. Сами не маленькие…

Конечно, все наказы бригадира были забыты. Немного погодя в низинке, разгоняя тьму длинными языками пламени, пылал костер, разожженый тем же Володькой. Один за другим подходили к костру ребята, девушки, подстелив ватники, устраивались поудобнее. Приближалась торжественная минута.

План был таков: Лида скажет речь, потом что-нибудь споют вместе, а затем потанцуют. Нюська заранее отобрала пластинки с самыми любимыми фокстротами и румбами…

Затея провалилась в самом начале. Лида, по привычке прокашлявшись и разгладив ладонью завернувшийся бортик строгого серого жакета, поднялась было и вдруг снова села.

Одно дело выступать в институте, когда рядом, за столом, президиум, а внизу такие же студенты. И совсем другое, если на тебя смотрят столько пытливых незнакомых глаз. О чем думают эти парни? Вот самый крайний шепнул что-то товарищу, тот повел могучим плечом, подтолкнул соседа…

Догадавшись, что с подругой творится неладное, Нюська решила вмешаться. Вскочила, одернула легкое платьице, подняла руки, точно собиралась дирижировать.

— Ребята, может споем? — Освещенная пламенем костра, тоненькая, рыжеголовая, она вызвала на юношеских лицах одобрительные улыбки. — Какие песни знаете? Давайте споем общую!

— Всякие знаем! — выкрикнул худощавый паренек, жарко краснея до самых корешков светлых пыльных волос…

— Порядочек! Фая, начинай «целинную»…

Парни не подхватили песни. Растерявшиеся девушки спели за «целинной» еще одну — «студенческую», и замолкли.

— Товарищи, вы почему такие? — спросила Лида. — Давайте познакомимся. Неудобно так. Мы поем, а вы молчите…

— Мне бригадир петь запретил, — неожиданно выпалил Володька. — А у них характеры молчаливые, — кивнул он на друзей. — Иной раз за день слова не добьешься. Спасибо, хоть вы приехали…

Ребята, переглядываясь и подталкивая Друг друга локтями, сдержанно и смущенно улыбались. И опять ни один из них не произнес ни слова.

У Вольки от возмущения затрепетали тонкие ноздри. Не стерпев такого унижения, она поднялась и быстро скрылась в палатке. Поугрюмевший Володька посмотрел ей вслед.

— Хорошо, — сказала тогда Лида. — Если у вас нет голосов, будем танцевать. Ноги есть у каждого…

Снова неудача — ни один не вышел в круг. Зря Нюська меняла пластинки, кружилась в паре с Севочкой перед молчаливыми хозяевами. Все было напрасно. Девушки пытались сами

приглашать парней, но те мялись, отказывались, прятали за спины непромытые руки.

Так и разошлись девушки, не понимая, что произошло, почему не удалась встреча.

Раздосадованная Лида сразу же легла в постель, закутавшись с головой одеялом, остальные принялись спорить. Нюська горячо уверяла, что с парней и спрашивать нечего. Ясно — не знают городских песен и танцевать не умеют. Разве им до развлечений? С ранней весны в степи, на работе, зимой сидят по хатам.

— А по-моему, они просто-напросто издевались над нами, — сказала Люся. — Кажется, во всем виноват этот Володька. А ты, Волька, как думаешь? Спишь? Почему удрала?

— За вас обидно сделалось и ушла. Приехали, распелись соловьями! А может, они за день устали как черти? Путем даже не умылись, а тут фифочки разряженные… Танцевать захотели, румбами да фоксами хвастаться начали…

За палаткой пиликнула гармошка. Завздыхала как-то нежно и немножечко грустно. Следом за робкой мелодией зазвучал бархатистый голос:

Звезды над степью спустились, В озере дремлет камыш.Где ж ты, желанная, где, незнакомая, Где ты, ромашка моя…

— И совсем нескладно, — шепнула Тонечка.

— Тише… — Нюська приподнялась с матраца. — Это Володька.

Почти у самого входа раздались шаги, шепот, и все затихло.

— Крадутся… — Люся приглушила смех. — Галка, жмись ко мне, сейчас нашу Тоньку похищать начнут. Ведь она самая толстая…

— Они сами нас испугались. Я по глазам видела, — отозвалась Тонечка…

В эту самую минуту из вагончика, где помещалась кухня, внезапно долетел непонятный звук. Будто несмело ударили по жестянке палочкой. Стихло и опять задребезжало. И потом вдруг началось! Невидимый оркестр загремел на жестяных мисках, на бутылках, банках. Послышались глухие удары в огромный бак, и, перекрывая все эти звуки, хор мужских голосов грянул песню.

Тот же мотив, те же слова, но ничего похожего на слабенькую «целинную», которую с час назад пели девушки. В этой песне звучала сила, захватывающая, могуче разливающаяся по степному простору…