Карантин

— Я так хочу сказки…

— У нас для этого есть почти все… Ты не голодна?

— Я бы съела кусок жареного мяса размером с твою парадную фуражку.

— Ну, так пойдем.

Когда они уже спускались в лифте в ресторан, Насимов сказал:

— Кстати, фуражка у меня не такая уж и большая. Ты бы видела, какая фура у моего прапора…

— Насимов! Милый! Ты что обиделся? Прости, я все еще по привычке… — Нелька, совершенно не стесняясь посторонних, тоже спускавшихся с ними, повисла на шее Насимова и поцеловала его. В ресторане почти никого не было. И их обслуживали сразу два официанта.

— Что ты будешь пить? — спросил Насимов, пытаясь хоть что-то понять в обширной карте вин. — Чего тут только нет.

— Даже дайкири есть? Вообще-то я сначала хочу бокал чего-нибудь холодного, достаточно крепкого и вкусного, а потом красного вина. А есть я буду, как и сказала, какое-нибудь острое мясо.

— Ты хочешь, чтобы я сделал заказ?

— Милый, я боюсь, что тебя они не поймут, — сказала Нелька и о чем-то защебетала с официантами на английском.

Ели молча, изредка перебрасываясь какими-то пустыми легкими словами. Когда подали счет, Насимов улыбнулся Нельке.

— Спроси, пожалуйста, у официанта, принимают ли они доллары. Я не успел поменять деньги.

Нелька о чем-то поговорила с официантом. Насимов рассеянно смотрел на нее и думал, что вечером обязательно надо погулять по городу.

— Нет проблем. Они внесут в счет за номер. А доллары здесь не принимают. Так что скажи им: "Спасибо" — и пошли. У меня что-то глаза слипаются.

В номере она сказала:

— Насимов, прости. Ничего, если я на полчаса отключусь и лишу на это время тебя своей заботы и ласки…

— Поспи. На фиг мне сонная баба с претензиями.

— Ты такой утонченный, Насимов. Просто сил нет. Ладно, я уже засыпаю. А ты что будешь делать?

— Не знаю. Может, пройдусь по окрестностям в целях рекогносцировки.

— Не смей, Насимов. Тут местные красотки живо тебя охомутают, во всяком случае, будут воображать себе всякие непристойности с твоим участием. А я так ревную… ну, ладно, иди…

Через некоторое время, пока Насимов одевался для променада, из спальни последовало сонное предложение:

— А лучше иди-ка ты ко мне. Давай поспим.

Насимов сел на край постели. Нелька, закрыв глаза, что-то еще бормотала, обхватив его руку. Насимова самого вдруг пробила зевота.

Проснулся он часа через полтора. Нелька спала, неслышно дыша. Насимов, стараясь не двигаться лишний раз, смотрел на нее. Долго смотрел.

— Ты во мне дырочку уже проглядел, — сказала вдруг Нелька, по-прежнему не открывая глаз.

— Не в тебе, а в майке.

— Ты лежал и вожделел меня?

— Еще как.

— Как это грязно. Тебе разрешается раздеть меня.

— Ты очень распущенная, — шепнул Насимов, раздевая ее.

— Ну и пусть, — так же шепотом ответила она.

Насимов взял ее залпом, как глоток воды во время мучительной острой жажды. Он пил ее и ему было свежо и сладостно. Когда он отпал от Нельки, она поползла следом.

— Насимов, не оставляй меня сейчас. Дай мне руку, — она вложила свое горящее лицо ему в ладонь и уже оттуда забормотала, — Миленький! Милый. Хороший… Ты чудо, Насимов… Прости меня за все… Я — такая гадина. Это я все испортила…

Насимов ладонью почувствовал ее слезы.

— Все хорошо, малыш. Нелька-неделька. Мы же вместе. Мы так близко друг к другу — ближе уже не бывает. Не плачь. Я на тебя не в обиде.

— А я не по тебе плачу. Мне себя — дуру — жалко.

— Ну, тогда поплачь. Себя жалеть надо всегда.

— Насимов! Ты какой-то такой слишком гибкий стал. Со всем соглашаешься.

— Я учусь быть чутким и нежным.

— Да-да. Тебе это идет… Хватит слез, — вдруг сказала она. — Глаза раскисли, опухнут теперь. Никуда нельзя будет сходить.

— Ну и ладно. Останемся в номере.

— А если проголодаемся?

— Закажем в номер.

— Хорошо. Но ты, Насимов, если хочешь, погуляй, сходи куда-нибудь. Часа два я без тебя смогу выдержать. Да… иди. Я даже хочу остаться одна. Посплю еще. Хорошо?

— Хорошо.

Насимов облачился в легкие белые брюки и пеструю "гавайку" и обулся в кожаные — три светло-коричневые полоски кожи на тоненькой пластиковой подошве — сандалии, оглядел себя в большом зеркале в прихожей и неуверенно хмыкнул: картинка получилась симпатичная, но непривычная. Он послушал через открытую дверь сонное Нелькино дыхание, потом, стараясь не шуметь, вышел из номера. Внизу в холле он поменял доллары на местную валюту — баты, уложил деньги в портмоне, которое небрежно засунул в задний карман брюк. Мимолетно улыбнулся миниатюрной симпатичной тайке за конторкой обменного пункта и пошел к выходу.

Впереди него шли две молодые женщины. Говорили они друг с другом по-русски. Насимов нагнал их, поздоровался, поинтересовался, где в Паттайе можно прогуляться. Дамы, как и положено, при общении с одиноким, молодым, спортивным и привлекательным мужчиной были общительны даже чуточку больше, чем того требовали обстоятельства. Подробно ему все рассказав, попутно изучив нового знакомого с головы до пят, в заключение предложили ему присоединиться к их компании. У входа в отель уже стояло интересное транспортное средство — от капота до боковой стойки кузова это была обычная легковая "тойота", далее она превращалась в длинный открытый кузов, более соответствующий микроавтобусу, над которым на металлических стойках крепилась металлическая крыша. Пассажиры набивались в кузов через вход с заднего торца. Здесь и была в полном составе компания, в которую предложили влиться Насимову.

Когда это местное такси выехало на главную улицу Паттайи, вьющуюся вдоль берега моря, Насимову показалось, что он оказался на каком-то никогда не кончающемся празднике. Насимов не без труда отбился от веселых хохотушек и дальше пошел пешком. Людей, движущихся в обоих направлениях, по мере приближения к центру становилось все больше. Пестрая космополитичная толпа, одетая как попало, неспешно текла по ярко освещенному тротуару, мимо бесчисленных кафе, баров, магазинов и ресторанов. Звуковой фон составляли музыка, разноязыкий говор, шум моторов, крики зазывал и звук прибоя.

Насимов облюбовал себе столик в открытом кафе, отделенном от тротуара невысоким каменным бордюром, на котором стояли красивые цветущие растения в горшках и вазонах. Почти сразу к нему подбежал официант. Через пару минут перед ним стоял высокий запотевший стакан с ананасовым соком и широкий пузатый бокал с лужицей бренди на дне. Насимов в блаженном полузабытьи сидел в плетеном кресле, курил, глазел, внимал и ни о чем не думал.

В отель он вернулся через пару часов. В номере было темно и тихо. Он прокрался в спальню. Нелька дышала ровно и тихо. Стараясь не стукнуть, осторожно поставил в ее изголовье смешную бронзовую фигурку, купленную во время променада в какой-то антикварной лавке. Это было изображение пузатого и веселого буддистского монаха. Потом он быстро разделся и лег со своей стороны поверх одеяла.

— Свинство оставлять женщину одну в номере, — неожиданно совершенно не сонным голосом сказала Нелька, потом тихо засмеялась.

— Притворялась?

Она включила ночник со своей стороны и взяла в руки бронзового монаха.

— Чего это ты притащил?

— Какой-то смешной человечек. Скучала?

— Вот еще… телевизор смотрела. Скучно. Нарвалась на эротический канал. Он в номере для новобрачных бесплатно.

— В каком номере?!

— Для новобрачных, дурында!

— Да? Где пульт от телевизора.

— Не раскатывай губу. Я пошутила насчет номера для новобрачных.

— Ладно, заплатим.

— Ну, уж фигушки, товарищ капитан. Нечего деньги транжирить. Вот тебе, — Нелька рывком отбросила одеяло, — эротика бесплатно. Иди ко мне, гуляка.

— Бережливая ты моя.

— Разговорчики в строю. По-пластунски, пулей ко мне…

…Прикосновения, междометия, поцелуи и, если не померещилось, даже стоны под неожиданные колебания водяного матраца…

Утром они проснулись под звуки вдруг включившегося ровно в восемь тридцать телевизора.

— Видимо, предыдущий постоялец запрограммировал, — прокомментировал Насимов. — Чтобы не проспать завтрак, включенный в стоимость номера. Сквалыга, должно быть.

— Ну и ладно. Я так хорошо выспалась. Пошли завтракать. Я тоже сквалыга. Насчет очереди в ванную?..

— Не смею претендовать. Я лучше подремлю еще… минут десять?

— Хм…

— Двадцать?!

— М-м-м…

- — Ладно. Тогда разбудишь.

После завтрака они спустились в холл, где располагалось несколько магазинчиков, чтобы прикупить купальные принадлежности.

— Ну вот! Все наружу, — Нелька выбирала купальник, недовольно бурча что-то себе под нос. — Ой, аж стыдно…

— Ну-ка дай гляну.

— Я тебе гляну. Сейчас кричать буду… а это что, купальник для монашек? Можно надевать в комплекте с паранджей. А это что? Хорошо, но цвет…

Продавщица, по мнению Насимова, поразительно похожая на вчерашнюю сотрудницу обменного пункта — он даже сбегал к обменнику, но та сидела за конторкой — переносила к кабинке, где была Нелька полтора десятка разных купальников, пока Нелька не успокоилась. Она вышла из-за ширмы в купальнике. Насимов потрясенно замычал.

— Военный! Подберите слюни, — надменно сказала Нелька, — и оплатите покупку.

Дурачась и прикалываясь, выбрались на пляж в нескольких шагах от отеля, где под сенью пальм рядами стояли шезлонги и пластиковые лежаки. Купались, загорали. Пообедали в шумном симпатичном морском ресторанчике, разбитом здесь же на песке. Нелька была чудо, как хороша. На нее откровенно глазели.

— Прикрылась бы полотенцем, — строго сказал Насимов. — Обгоришь.

— Мы же в тени, Насимов… Ты же просто ревнуешь, а?

— Еще чего… Но вообще-то чего они так пялятся?!

— Кто?! Где?!

— А вон те двое, и там, и там.

— Насимов, на меня даже бабы пялятся, — высокомерно сказала Нелька. — Вон там слева, видишь? Лесбиянки, наверно.

— Ну, эти-то меня как раз не беспокоят.

* * *

Ущелье Карадаг на звание рая на земле ни в коем случае не тянул. Летом здесь, может быть и было прохладнее, чем ниже — на равнине, но все равно солнце сжигало кожу крестьян, коих здесь было более всего, почти дочерна. По осени в Ущелье свистали пронзительные ветра. А зимой его заваливало снегом. Впрочем, снег редко лежал подолгу. Беда Ущелья была в том, что здесь было мало пригодной для пахоты земли. Так небольшие клочки вдоль пронизывающей все Ущелье небольшой реки Оксу, ну, и повыше в горах — примитивные террасные поля. Оксу вытекала ныне из-под насыпной плотины, подпирающей расположенное выше большое водохранилище. Мимо плотины в Ущелье устремлялась не только река Оксу, но и неплохая асфальтированная дорога районного значения. Она не повторяла причудливых извивов реки. Все же люди более прямолинейны и нетерпеливы, нежели природа. Вода веками, а может быть, тысячелетиями, протачивала себе наиболее удобный путь, люди же, особенно в период, когда не пристало строителям светлого будущего ждать милостей от природы, с вышеупомянутой природой особо не считались — для прокладки ложа будущей дороги рвали тротилом скалы, вызывая обвалы и тревожа небеса оглушающим грохотом. И теперь дорога во многих местах напоминала пасть гигантского крокодила. Из разорванной взрывчаткой скалы торчали острые грани и ребра. Со временем скала, лишенная монолитности, начинала интенсивно подвергаться эрозии. Стихии быстро разрушали полуразрушенное человеком и дорогу часто перекрывали из-за неожиданных обвалов и осыпей. Нередко там, где дорога подрезала земляной холм, после дождей целые участки склона вдруг приходили в движение и гигантский оползень рыхлым брюхом ложился на тоненькую асфальтовую нить.