Далекий гость

Люда пошла в правление, но там никого не оказалось. В сельсовете молодая девушка-секретарь тоже ничего толком не знала. Люда решила найти самого Сугубова. Она спрашивала каждого встречного, но никто председателя не видел. Она пошла к нему домой. Но лишь взялась за калитку, как к ней кинулась целая свора собак. Под их невообразимый лай в распахнувшееся окно высунулось изможденное лицо:

— Нет председателя, — не ожидая вопросов, сказала болезненная женщина. — С Комлевым в район уехал.

Ночь прошла в сплошной тревоге. Люда часто просыпалась и прислушивалась к ночным звукам. Словно чувствуя состояние матери, беспокойно спала и Леночка. Она хныкала и просилась к матери. Люда взяла девочку к себе на кровать, прижалась к ней и все думала, думала о муже.

Только бы он пришел, и кончилась эта нелепая история! Она верила: Кузьма добьется своего и будет делать руками все, что захочет. Она поможет ему в этом. До сего времени она не до конца отдавалась его мечте, а теперь будет, как и он, вкладывать в эту мечту всю душу. Вдвоем они обязательно добьются цели.

Утром она опять заспешила в правление, но Сугубов уже уехал в поле. Побежала к себе. Проса разговаривала с двумя больными. Осмотрела их. Один с аппендицитом, надо срочно отправить в участковую больницу. Проса побежала за подводой. Бригадир Кирдянкин сразу нашел лошадь и приехал сам. Об истории с Кузьмой он ничего не знал, но успокаивал Люду, твердя: «Кузьма первым в драку не полезет». Он, Кирдянкин, руку даст на отсечение: не полезет Кузьма первым в драку. Сугубов виноват.

Сугубов, Сугубов… Люда никогда в пять часов не уходила с работы: всегда находились дела. А тут побежала, надеясь, что муж дома. Но там опять пусто.

Люда пошла к тете Поле, которая сидела в тени вместе с Леночкой и внуком. Люда попросила сердобольную женщину еще немного побыть с девочкой, чтоб поискать председателя, который один наверняка знает, что с Кузьмой.

— А вон, кажись, и он, — показала тетя Поля на дорогу.

Люда обернулась и увидела едущего в тележке Сугубова. Она устремилась к нему. Сугубов натянул поводья.

— Роман Захарович, — подбежала к остановившейся бричке Люда. — Ради бога, что с моим мужем? Где он?

Сугубов медлил с ответом. Он в упор смотрел на нее.

— Что же вы молчите? Что с ним?

— Поехали, все узнаешь, — сказал тот холодно.

— Говорите, пожалуйста, здесь, — взмолилась она.

Он отвернулся и слегка тронул лошадь. Люда осталась на месте, молча глядя ему вслед. Тележка проехала несколько шагов и остановилась.

— Подойди сюда, — строго сказал Сугубов.

Люда медленно, нехотя подошла. Не глядя на нее, Сугубов сказал:

— На твоего Кузьму завели уголовное дело. Он Комлева избил, на меня набросился. Сейчас говорил по телефону с первым секретарем райкома. Говорит, был твой Вельдин у него на приеме. Значит, на свободе пока…

— Роман Захарович, — полными слез глазами Люда смотрела на председателя. — Неужели ничего нельзя сделать, чтоб не посадили Кузьму?

— Подумать надо. Поговорить кое с кем… — Сугубов перебирал в пальцах ременные вожжи. — Вот если бы ты сама немного потрудилась…

— А что я могу? — подняла Люда бледное лицо.

— Многое. Почти все… — председатель смотрел мимо нее. — Вот встали посреди села с такими разговорами, — недовольно выговорил он. — Меня в Липках ждет товарищ Камаев. Он в районе влиятельный человек. Все может сделать. Поедем, побудешь с нами, не убудет тебя, а он, глядишь, где надо, замолвит словечко — и Кузьма дома… Конечно, обидел Кузьма меня. Не стоило бы ему помогать. Тебя жалко… Так едешь?

— Еду, — Люда села рядом с председателем.

Сильные руки резко хлестнули жеребца по потной спине. Бричка понеслась к березняку у речной излучины.

«Кузьме объясню, он поймет, — решила про себя Люда. — А под суд из-за Комлева идти — этого только не хватало…»

Люда знала, куда она едет с Сугубовым. Еще зимой за Мокшей, на самом краю березовой рощи колхоз построил пятистенок для животноводов. В летнее пастбищное время, когда дояркам в день надо трижды идти к стаду, выгоднее жить рядом с привольным пастбищем, чем гонять скот. Пока же ни доярок, ни телятниц здесь не было, просторный дом навещали знакомые Сугубова — любители охоты и рыбалки в благодатных местах.

Только они выехали из села, перед ними распахнулась примокшанская пойма с блестящей лентой реки, окаймленной зеленью лугов и кустарников. Люда почувствовала, как прислонился к ней плечом сидящий рядом Сугубов, но не отстранилась. Что бы ни говорил Кузьма, она сейчас не могла не испытывать к Роману Захаровичу чувства признательности. Сквозь кофточку она ощущала твердость его руки, умело сдерживающей горячего жеребца.

— Роман Захарович, что же произошло в правлении? Что послужило причиной?.. — она хотела сказать «скандала», но слово показалось ей неподходящим. Потом чуть не сказала «драки», но нет, ей не верилось, что ее Кузьма мог опуститься до этого. Так и не закончив предложения, опустила глаза.

— Что ж, все просто, — тут же откликнулся Сугубов. Он, видно, давно ждал этого вопроса. — Никитича, счетовода, совсем скрючило, хоть аванс задерживай. А ты знаешь, что такое аванс перед уборкой. Только и гульнуть немного. В уборочную у нас — сухой закон. Вызвал я твоего Вельдина, все-таки полеводческие трудодни все у него, говорю, давай скорее составляй ведомость. Через час прихожу, и, что ты думаешь, сидит твой благоверный с Куфтиной и сладко беседует. К ведомости он даже не приступал. Я стал выгонять из правления распутную бабу. А Кузьма за нее, полез на меня в драку. Я, конечно, оттолкнул его, не могу же с калекой воевать — и ушел. После меня зашел Комлев, и твой, рассвирепевший, как зверь, набросился на него и раскровянил ему лицо. Ох, распутная баба! Сколько говорил: «Нечего в правлении делать! Не здесь надо мужиков искать!»

— Неужели Кузьма из-за нее? — охнула Люда.

— А что — не стоит? Она еще ничего… Но не от тебя бы ему бегать…

«И почему я его не оборву? Почему я его слушаю? — казнила себя Люда, но молчала. — Не мог Кузьма из-за чужой женщины скандал затеять. Что-то не так».

— Ладно, дело прошлое. Нечего о нем больше говорить, — деланно вздохнул Сугубов. — Будем выручать Кузьму. А сейчас — прочь тоска. Отдохнуть едем. На веселый лад надо настраиваться, Михайловна…

Он вроде шутливо обнял ее, прижав к себе. Краска стыда ударила ей в лицо — навстречу, из-за косогора, поднимались колхозники с косами на плечах, они понимающе кивали головами, отпускали соленые шуточки.

Председатель запоздало отпустил руку. Люда не поднимала глаз.

Они переехали сильно обмелевшую Мокшу, не замочив ступиц брички, и стали подниматься на отлогий правый берег. Показался залитый солнцем, красующийся янтарными бревнами, смолистой тесовой крышей дом.

Роман Захарович остановил коня в тени раскидистой березы. На крылечко выбежала молодая женщина, которую можно бы назвать красивой, если бы не застывшая в лице покорность. Как будто по этому миловидному, молодому лицу провел кто-то грубой рукой и снял всю его яркость и свежесть.

Сугубов неожиданно легко спрыгнул с брички:

— Вера, где гости?

— Где же им быть? В лесу ходят… С приездом!

— Спасибо, Сугубов старательно привязал коня. — Люда, возьми осторожно под рогожкой угощение для дорогого гостя, соберите там с Верой на стол. А я пойду, поищу их.

Люда подняла мешковину, прикрывавшую охапку сена в хвосте брички, и увидела сумку с торчащими головками бутылок.

Вера, взяв сумку, кивнула Люде:

— Пойдем, что ли? — и успокаивающе качнула головой. — Не бойся! Люди вроде хорошие.

— Я не боюсь, — Люда пошла за женщиной в дом, испытывая страшную неловкость от того, что, не собираясь, не подготовившись внутренне, попала на вечеринку. Да еще с незнакомыми людьми. А у самой такая неприятность… «Ради Кузьмы, — думала она. — Потерплю».

В первой комнате ничего не было, кроме стоящего посредине длинного стола и деревенских скамеек вдоль него. Двери в две другие комнаты были плотно прикрыты, заглянуть туда она не решалась. Вера молча приготавливала закуску — ветчину, яйца, лук, огурцы.

— Умыться не хочешь? подняла она грустные глаза. — Вовсю можно отдыхать. Было бы желание…

— Желания-то у меня как раз и нет… — усмехнулась Люда.

— Вот выпьем рюмочку-другую — и появится.

— Вряд ли появится!

На пороге показался невысокий худощавый мужчина лет тридцати, с живым, энергичным лицом. Он был в кителе. На плечах темнели пятна от споротых погон. За ним шагал парень в темном костюме под ручку с Сугубовым.

— О-о, да тут рестораном запахло! — шумно заговорил первый. — Здравствуйте, девицы-красавицы! С хозяйкой мы познакомились. А вот вы, вижу, тоже гостья? — протянул он руку Люде. — Камаев.

— Вельдина, Людмила. — Люда смутилась. — Я тут действительно первый раз.

Сугубов тоном хлебосольного хозяина предложил садиться за стол. Вере кивнул повелительно:

— Арт инезинкса[9].

Та сразу вышла, не сказав ни слова.

Люда с горечью сознавала, что не находит подходящего момента заговорить о своей беде. Гости мыли руки, перебрасывались ничего не значащими фразами. Узнав, что она воевала на Втором Украинском фронте, Камаев искренне обрадовался:

— Мы же были почти вместе! Наши дивизии пол-Украины прошли рядом.

Люде понравился этот веселый, жизнерадостный человек, и когда она стала отказываться от предложения сесть за стол, сказав, что нельзя ей задерживаться, что у нее ребенок, это сразу огорчило Камаева.

— Да, причина уважительная, — развел он руками. — Ну немножко посидите, и мы вас отпустим. Мы ведь тоже не собираемся долго задерживаться.

«Минут пять побуду и пойду», — подумала Люда и присела на краешек скамьи.

Роман Захарович взялся за бутылки. В три стакана он налил водки, а в четвертый — густого красного ликера.

— Где это ты, Роман Захарович, такую редкость раздобыл? — поднял брови Камаев.

— Есть тут у меня неподалеку небольшой рыцарский замок со старыми подвалами… Для друзей заглядываю в него — и вот, — он повертел в крупной руке необычной формы бутылку с яркой этикеткой.

«Шартрез», — прочла Люда.

— Чистейший французский дамский шартрез! — улыбался довольный председатель.

— До чего же опытный коммерсант ваш председатель, Людочка, — повернулся к Люде Камаев, шутливо и предостерегающе помахал пальцем. — С ним ухо надо держать востро!

— Я трудяга, Михаил Иванович, — неожиданно обиделся Сугубов и тем же тоном продолжил: — Выпьем же за то, чтоб не надо было быть коммерсантом для того, чтобы выпить с друзьями!

«Нет, я ни за что не буду пить», — решила Люда.

— За нашу победу, за наши успехи! — добавил молчаливый спутник Камаева.

— Салют! — Камаев поднял стакан и хотел чокнуться с Людой. Но она не брала стакана.

— Не хотите, Людочка, выпить за такие тосты? — не громко спросил Камаев. — Или в нашей компании вам неуютно?

«Я ни разу в жизни не пила», — хотела сказать Люда, но почему-то стыдно было признаваться в этом. И еще она подумала: обидится, как потом говорить о Кузьме?

— Я совсем не пью, а налили мне так много.

— Ну, тогда смочите губы, как на причастии.