Пять шагов

Быстрыми движениями он отключил играющего музыку бота и стал прислушиваться. Буквально спустя несколько секунд по двери в прихожей вновь раздались сильные удары. Кто-то настойчиво пытался попасть внутрь. Но все его попытки дозваться до жителей приводили не к чему. Матти лишь прикрыл уши и дожидался окончания этого шума, как дожидаются, пока закончится ремонт в соседней квартире.

Эта игра продолжалась не долго. Видимо, в какой-то момент упрямство уступило отчаянию, а силы окончательно покинули инициатора. К комнате вернулась привычная атмосфера затишья, которую никто старался не нарушать. Матти облокотился о спинку стула и расслабил руки, свесив их по обе стороны от себя. Потревоженный экран ноутбука светил прямо в лицо, отчего пришлось запрокинуть голову назад, чтобы спасти хоть как-то отвыкшие от света глаза.

– Видимо, теперь и за мной хотят прийти.

Несколько часов прошли в кромешной тьме перед ноутбуком. Он не заметил, как в комнату вошла Айно. Сначала Матти сосредоточено разбирал материалы, что ему вчера удалось откопать в бездонной яме, а после и вовсе придумывал алгоритм, который поможет заставить работать нового бота на сервере. Так после очередного озарения все пришло к написанию кода, что словно поток воды из прорвавшейся дамбы, вырвался спустя долгое время застоя и теперь выбивался гравировкой в каждом новом объекте программы. И только когда, написав код, он потянулся, уронив стул, на спинке которого лежали вещи, она дала о себе знать, вскрикнув от неожиданного удара о пол.

– Не стоит оставлять вещи на спинке стула.

– Не стоит прокрадываться в чужую комнату.

– Ты сам дал мне ключи от квартиры, а то что ты решил меня не замечать, поглощённый своей программой – это уже другая история.

– Возможно, ключи были ошибкой.

– Возможно, начало наших отношений было ошибкой.

– Я просто пошутил.

–….

– Ты ведь тоже пошутила? Твоё молчание мне совершенно не нравится.

Приблизившись к кровати, на которой сидела Айно, и наклонившись как можно ближе к ней, Матти чувствовал тепло дыхания, изредка доходившего до него. Каждый выдох непроизвольно считался в голове. Первый, второй, третий. Эта игра заставляла биться сердце все быстрее, а ладони непроизвольно покрывались каплями. Едва различимые зеленые глаза, немного прикрытые с левой стороны спадающей рябью волос, с интересом взирали на представшие перед ними черты мужского лица. Можно было ощутить малейшее изменение положения глаз: как они медленно обводили каждую из бровей, переходили к глазам, пытаясь забраться в самую их глубь, а после плавно спускались по носу к губам, пока наконец не остановили своё движение.

Последние сантиметры быстро ушли в небытие и по телу пробежала легкая дрожь. Тепло на губах, которое разливается по всему лицу, покрывая его красными оттенками. Мягкость, граничащая с острыми порезами, оставленными морозными ветрами, гуляющими по улицам, добавляли красоту как шипы у роз. Ты медленно сжимаешь свою ладонь, ощущая, как иголки вонзаются в кожу. Одна за одной они пробираются внутрь, выпуская на волю темную струю крови. Так открывается спора за спорой, обволакивая все руку красными подтеками, что каплями соскальзывают на пол. Чувство боли превращается в эстетическое удовольствие, подбивая лишь сильнее сжать свою ладонь. Упиваясь момент, все нервные клетки приходят к блаженному катарсису.

Они сидели друг на против друга, облокотив головы. Со стороны могло показаться, что они закрывают общую тайну, пытаясь не подпустить даже тень. Есть ли на свете статуи подобные их позе? Если такой не существует, то это будет сильным упущением всего человечества.

Приподняв руку, Матти провёл ею по левому уху, ощущая пальцами витиеватый рельеф, на конце которого свисала сережка. Она была похоже на песочные часы, только вместо стекол были вставлены камни, оплетенные в месте соприкосновения железным ободком. Получалось некое подобие горлышка, скрывающего границы и переходы.

– Моя мама каждый раз, когда мы проходили мимо витрины с украшениями, проговаривала: Какое это удовольствие, иметь в своём гардеробе напоминание о нашей жизни, не правда ли, Матти? – он приподнял двумя пальцами сережку, выставляя её словно на подиум.

– Мы ещё сможем подарить ей такие сережки, не переживай.

– Да. Сможем. – его рука размякла и упала на колени к Айно. Она нежно её подняла и преподнесла к своей щеке. Слабая улыбка отразилась на её лице, украшая, как гирлянды новогоднюю ёлку, своего обладателя.

– К тебе ещё не приходили по поводу окончания учёбы?

– Сегодня, кажется, пытались достучаться, но я не открыл.

– Ещё не готов закончить?

– Не готов. Все уже выпустились, из-за чего мы теперь не можем даже собраться на сервере и поговорить, ведь все заняты совершенно другими делами. Надеюсь, новые боты помогут это исправить.

– Это те, о которых все просили? Один из них сможет играть в рулетку на выдачу бана на сервере, а другой начнёт играть в карусель с выбранным пользователем и катать его по разным каналам? О них у тебя уже довольно давно спрашивали.

– Да, но все никак не хватало времени. Теперь же под Новый год можно исполнить их желания. Поэтому мне нужно ещё время, прежде чем выпуститься.

Есть ли хоть у кого-то достаточно времени в этом мире? Матти боялся узнать ответ, который в одночасье мог оставить неизлечимые шрамы на его душе. Лучше закрыть глаза и забыться в успокаивающем аромате духом, впитывающимся в его кожу. Он уже не мог понять, кто первый привнес этот аромат в комнату: сам ли он надушился или это была Айно?

Время незаметно шло, опускаясь как дамоклов меч над головой. Пройдёт несколько часов, а можем минут, и уже свет вновь попадёт в окна, испепеляя последние остатки ночного аромата, как испарял людей вулкан в Помпеях. В ужасе смотрящие в глаза смерти они позабыли о вопросах времени. Они стали очевидными и никому не нужными. Они вкушали свою жизнь, стараясь запомнить каждую ее часть, унеся привкус на губах в иной мир.

Пройдёт немного времени и останется лишь пепел, оседающий на поверхности. В нём будут вопросы о завтра и переживания о вчера. Так остались эти воспоминания и на столе, что стоял по другой конец комнаты. Они толстым слоем пыли украшали некогда праздное место, на которое не раз проливали горячительные напитки, вырвавшиеся из стакана во время очередного тоста. Они оставляли родимые пятна на гладкой поверхности дерева, не стертые своевременно и оставленные как руины, лишь отдаленно напоминающие о былых временах. Вам всегда могут провести экскурсию и рассказать о каждой малейшей детали некогда разграбленной или снесённой постройки. Каждый год её жизни распишут живописными красками, словно обводя давно потускневшие контуры старинной картины. Слово за слово и вот вы уже утопаете в тех временах. Над вами возвышается исписанный гравюрами потолок, а со всех сторон взирают лица ушедших лет.

Проходя по узкому проходу, по обе стороны которого располагаются каменные скамейки, забитые во время вечернего моления. Около каждой из них можно заметить знакомое, но быстро ускользающее из памяти лицо. Этот любил пропадать в своих картинах, отчего часто запаздывал на множество мероприятий, а в первые минуты прихода пытался поправить свою мятую одежду, постоянно вытягивая её вниз, после втягивал окружающих в обсуждение новых работ, представленных на прошедшей выставке иллюстраций в социальных сетях. Другой изо дня в день подпитывался музыкой. Нельзя было найти и дня, когда рядом с ним не играла бы какая-нибудь композиция. Будь это джаз, классика, современный поп или же своенравный металл – все они заполняли пространство вокруг, ни оставляя не единого места для остальных звуков. Третий же вечно наполнял свою комнату ароматами. Ель с легкими нотками цитруса, тонко нарезанная свежая древесина, трава, недавно сорванная с земли. Все это вечно находилось в комнате, сменяясь новыми причудливыми комбинациями, которые удивляли рецепторы, заставляя подолгу засиживаться на одном месте и вдыхать чудный запах.

Их очертания лиц потихоньку смазывались и превращались в неразборчивое месиво. У них не было ни глаз, ни бровей, ни одной привычной детали, определяющей человека. На эти фигуры опадал свет, доносящийся из приоткрытой двери в конце коридора. Он ли уничтожал последние остатки памяти, плавя причудливые статуэтки из воска? Ещё чуть-чуть и будут лишь лужи, быстро густеющие и принимающие твердую форму.

Пара мгновений и чья-то рука прикрывает дверь. Свет пытался бороться, огибая неприступный засов. Он чувствовался на коже легким покалыванием. Молил ли он о пощаде? Просил ли таким образом себе немного времени? Видимо, ему хотелось ещё поиграть с разноцветными стеклами, которыми был украшен весь зал. На них вырисовывались сюжеты из истории или чьи-то давно забытые портреты, а значит свет играл с самой жизнью.

От осознания этого факта по спине Матти прошла дрожь, и его рука отпустила ручки двери, фиксируя её положение. Несколько щелчков и она была закрыта. Вокруг была лишь тьма, глаза блуждали, вспоминая о прошедшем вечере. Айно ушла. Свет от лампочки коридора смог лишь ненадолго проникнуть внутрь, как и старые образы, преследующие его по ночам.

Двигаясь по коридору, Матти определял своё местоположение рукой. Вот она дотрагивается до прохладного зеркала в прихожей и цепляется за него, рывками следуя за хозяином. После идёт резкий поворот на девяносто градусов и гладкая поверхность дерева. И вот уже под пальцами ощущается стена, с которой постепенно слезает краска, оставаясь на пальцах. Каждая часть квартиры была хорошо знакома. Ручки дверей, розетки, ставни, висящие постеры. Они были картой в этой кромешной тьме. Единственными ориентирами для блуждающего.

Наконец он забрел в тупик, а сбоку наткнулся на выключатель, на который легонько надавил. За щелчком последовал треск и лампочка, держащаяся на проводе, выходящем с потолка, начала моргать. Сначала это произошло всего пару раз за десять секунд, но с каждым разом период все уменьшался и уменьшался, а треск сопровождал каждое затухание. Вся комната появлялась в глазах и исчезала, заставляя дополнять детали самому во времена полной слепоты.

Щелчок. И вот вокруг расположилось множество столов, на которых расставлены тарелки и кружки. От них исходил пар и сразу исчезал не в силах поддерживать свою форму. Позади раздаётся шум гремящих приборов, перемешанных в металлической коробке. Чуть дальше находится окно, из которого доносятся радостные крики детей и строгий голос воспитателя.

Щелчок. Кто-то спереди напевает церковные мотивы. Сбоку раздаются всхлипы. Или же ими наполнен весь зал? Черными одеяниями окутаны люди, прикрывающие свои лица, либо тупо уставившиеся в неведомый угол. В одной руке белые лилии, чьи лепестки пожухли и пытались дожить последние дни. Рыльца прижались к стенкам бутона, стараясь сохранить свой прежний вид. Другую руку поднимает мужчина, покрытый сединой и оттеками. Его глаза были черны как смола.