Песочные часы

Ножи всех размеров, уже немного заржавевшие, хотя, как мне кажется, госпожа Фишер их бережно хранит. Когда она мне их показывала (а она делает это в каждый мой визит), то всегда протирала их грязным полотном для вышивок, дыша при этом на светлые стальные острия.

Сколько было этих ножей?

Не меньше десятка.

Какова была роль и назначение этих ножей?

Ее супруг, покойный Давид Фишер, был шойхет, резник, в некотором смысле ритуальное лицо, уполномоченное закалывать животных для еврейской трапезы.

Какого-нибудь ножа не хватало?

Не могу знать.

Почему госпожа Фишер вам их показала?

Это было, как я уже говорил, частью обычной церемонии, при каждом визите. То есть, она открывала эту витрину людям, достойным доверия, и старым друзьям своего мужа, и таким образом включала в беседу покойного Давида. Она ставила два стула перед застекленным шкафом, поднимала занавеску и начинала беседу с вами. Потом в какой-то момент, держа в руках янтарный мундштук или серебряную табакерку, или протирая тряпкой ножи, она вдруг начинала обращаться к Давиду, совершенно естественно, как будто он здесь: разве не так, Давид, помнишь, Давид, ты абсолютно прав, Давид.

Вы уверены, что она обращалась именно к нему, к своему покойному мужу?

Абсолютно уверен.

То есть, вы утверждаете, что это были мясницкие ножи?

Да.

Разве вы не сказали только что, что господин Фишер был коммивояжером?

Это было гораздо раньше. Эти два занятия, при известных условиях, не исключают одно другого.

Что значит — при известных условиях?

То есть, в исключительных условиях. В последнее время все труднее найти кого-нибудь, кто мог бы выполнять обязанности резника. Для этого все-таки недостаточно быть просто умелым мясником. А с другой стороны, это ремесло почти не приносит денег. Все меньше тех, кто придерживается старинных обычаев. После смерти господина Глезингера единственным возможным кандидатом на место шойхета был господин Фишер. Правда, он не был мясником, но обладал всеми прочими качествами: он был верующим и старой синагогальной крысой, законы знал наизусть (этому он обучился у своего отца), а к тому же занимался препарированием птиц, поэтому анатомия животных ему была известна и раньше.

Почему вы раньше не сказали, что господин Фишер занимался этим ремеслом?

Я сказал.

Вы сказали, что он был коммивояжер.

Я думал, что это, второе, неважно.

Предупреждаю вас: все важно.

Я, собственно говоря…

Вернемся к вашему племяннику Жоржу. Вы сказали, что вы с ним в ссоре.

Да.

Тем не менее, вы живете под одной крышей.

Я, по собственному желанию и из потребности в независимости, отделился от домохозяйства сестры. Теперь я живу со своей семьей в так называемой пристройке, которая, ни что иное, как бывшая конюшня.

В любом случае, привычки Жоржа вам должны быть известны.

Единственное, что его интересует, если мои наблюдения верны, это лавка. Не сказал бы, что у него есть настоящая торговая жилка, интерес к мелкой прибыли — это своего рода способ убить время, равно как и двойная бухгалтерия, и раскладка товара по полкам, страсть к коллекционированию и к рекламе разнообразных товаров, главным образом тех, которые он никогда не продавал и, в принципе, никогда продавать не будет. Да, и его велосипед. Думаю, что здесь следует упомянуть и велосипед, который специально приспособлен для его парализованной ноги: педаль снята.

Продолжайте.

Насколько мне известно, у Жоржа не было никаких авантюр, так сказать, по женской линии, хотя одно время, лет десять назад, была некая дама в Доня-Лендаве, про которую думали, что это его будущая. Вдова тамошнего торговца, некоего Бернфельда. Обо всем этом я знаю из письма, которое примерно тогда написала мне в Нови-Сад сестра, то есть, мать Жоржа. Однако из этого ничего не вышло, и больше это дело никто в письмах не упоминал. Насколько мне известно, до самой войны Жорж ездил в Доня-Лендаву на велосипеде. Он полагает, что велосипед — это современное транспортное средство, заменившее старомодные повозки, на которых ездил еще его отец.

Ваш родственник ходит на охоту?

За все время, что я прожил в их доме, он один-единственный раз покидал лавку, и мне сказали, что рано утром он ушел на охоту. Лично я не видел, когда он ушел, и не расспрашивал, удачной ли была охота. Так или иначе, но блюд, приготовленных из охотничьих трофеев, я не ем. Лично я не противник охоты, можно даже сказать…

Вернемся к вашему родственнику.

Думаю, это все.

Где он хранит ружье, и какое это ружье?

Я никогда не видел в доме никакого ружья, а из охотничьего снаряжения видел, как раз тем утром, о котором уже говорил, кожаный патронташ, однако патронов в ячейках не было. Позже я нашел под кроватью одну пустую стреляную гильзу, картонную, которая, наверное, упала на пол, когда Жорж набивал патроны дробью или вставлял новые капсюли. Что касается ружья, его я видел один-единственный раз, при этом с довольно большого расстояния и нечетко. Думаю, с учетом моей близорукости и состояния атмосферы на тот момент. Во время утренней прогулки я видел Жоржа на опушке леса. Он шел с ружьем наперевес по следу какой-то дичи, возможно, зайца. Я спрятался за дубом, потому что не хотел с ним встречаться, так как наши отношения начали портиться уже в первый день после моего приезда. Мела метель, шел сильный снег, и я не мог видеть, какое это ружье, в первый момент я даже не был уверен, ружье ли это или какая-то палка, которой Жорж отпугивает ворон. Только чуть позже, когда он уже миновал мое укрытие, я убедился, что это было ружье, судя по всему, двустволка, потому что я услышал два выстрела подряд и сразу же убедился в трагическом действии дроби: с дерева за моей спиной на землю рухнули две невинные вороны, так сказать, прямо мне под ноги. Полагаю, что он убил этих ворон только для того, чтобы доказать мне, что для него выстрелить из дробовика — совершенно обычное дело. Не сомневаюсь, что он меня видел до того, как я спрятался за деревом, и хотел меня напугать, точнее, предупредить меня.

Какую дробь он использовал?

Патрон, который в тот день я нашел, был пустой. Но вороны были сильно изуродованы, просто разорваны на части. Это могла быть дробь на вепря или медведя.

Вы уверены, что это был ваш родственник Жорж? Уверен, господин.

Вы уверены, что он стрелял?

С большой вероятностью.

На основании чего?

Судя по времени, прошедшим между появлением Жоржа и двумя выстрелами подряд.

Сколько времени прошло?

Минута, две.

Разве этого факта недостаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что стрелял именно он?

Я не видел других охотников или других следов, только его. Их легко узнать: левая нога одеревенела в ортопедическом ботинке, и оставляет очень характерный след, похожий на отпечаток утюга. Кроме того, вороны были просто растерзаны, это очень похоже на дело рук Жоржа.

Каких политических убеждений придерживается ваш племянник?

Он консерватор.

Что вы под этим подразумеваете?

Он ни за что не хотел расширять свой магазин или изменить классический список розничных товаров в своей лавке: керосин, сахар, гуталин (двух цветов), шнурки для ботинок (две длины), свечи, мухоловки, дешевые конфеты и т. д. Он думает, что, выставив какой-нибудь другой товар, как, например, туалетное мыло, одеколон или даже электрический ремень, он мог бы вызвать подозрения крестьян и властей. К тому же, он боится, что крестьяне могут его ославить как модерниста и порнографа, разрушителя патриархального уклада жизни. Я, тем не менее, полагаю, и это я сказал ему уже давно, что все это — его собственные убеждения, что это он — тот, кто так думает, а не крестьяне.

Каковы его политические убеждения? Полагаю, вы поняли мой вопрос.

Что касается политики, Жорж — абсолютный профан. По его мнению, политика — это дело, на которое невозможно влиять, что-то вроде явления природы, грозы или метели, следовательно, вне сферы его интересов. Его логика проста и пугающа в своей простоте: политика как таковая — это, стало быть, опасное и непостижимое понятие, дело, опасное само по себе, так сказать, заразное, что-то вроде чумы. Если ты ее не трогаешь, то и она тебя не тронет. Опасность заразы в таком случае сведена к минимуму, надо только мыть руки как можно чаще, как это делают ипохондрики и гинекологи, и можешь спокойно и дальше прихлебывать свой малиновый сок. Теперь он боится только самолетов союзников, которые летают над деревней, и не потому что те могли бы сбросить свои бомбы на краю деревни (потому что он знает, что бомбы стоят денег, поэтому их не сбрасывают куда попало), а боится он, что могло бы случиться, если бы подбитый самолет сбросил свои бомбы в принудительном порядке, не прицельно, чтобы облегчить нагрузку, или что они «отваливаются сами по себе, даже если их никто не трогает», и вот так, игрой случая и провидения, разрушат его лавку, и его сахар-рафинад рассыплется на все четыре стороны света. Я в первый же день по приезде в деревню категорически заявил, что не желаю разговаривать с Жоржем о политике, потому что для меня политика-это не вопрос суеверий. Я сказал ему, что я скорее пойму и приму политические рассуждения ломового извозчика, чем его, Жоржа, пустую болтовню о бомбах, которые валятся с неба прямо на его лавку и в его сахарную пудру.

Что еще держит ваш родственник в лавке, кроме сахара?

Я же говорил: соль, дешевые конфеты, мухоловки, гуталин, сапожный жир, шнурки, колесную мазь, свечи, керосин, цилиндры для газовых ламп, туалетное мыло, ситец, ленты, фитили для ламп и прочее. Думаю, это все.

Вы ничего не пропустили?

В любом случае, все, что я перечислил, это теперешний ассортимент его лавки. Может быть, я что-то и напутал. Я сказал, туалетное мыло, а это обычное хозяйственное мыло из животных отходов. Мыло он купил у одного крестьянина, на случай, если у него кто-нибудь спросит мыло, какой-нибудь горожанин или офицер, или проезжий человек. Однако я склонен поверить, что это вонючее мыло он приобрел, чтобы продать его мне. Я не заметил, чтобы сейчас в деревне кто-нибудь покупал мыло.

А до войны у него было больше товаров?

Одно время он держал в лавке продукцию фирмы «Мепол» из Врбаса, «Мепол Шлонский & Штраусс». Где-то в году тысяча девятьсот двадцать пятом в письме он попросил меня похлопотать в упомянутой фирме, чтобы его освободили от продажи этих товаров, которые он, то есть, Жорж, не мог продать в деревне, но которые был обязан продавать по договору, устному или письменному, теперь уже не помню. Жорж понадеялся, что у него получится продать некоторые товары крестьянам и окрестным богачам, потому что ходили слухи, что вся эта местность через два-три года будет электрифицирована. Однако, как господину наверняка известно, дело провалилось начисто, а электричество в деревню по сей день так и не провели.

О каких товарах шла речь?

На основании отчета господина Глушаца, который является единственным законным представителем фирмы и который меня письменно известил о деятельности «Мепола», речь шла о мануфактурном производстве изделий из каучука и бакелита: корпуса телефонов, таблетницы, сахарницы, выключатели, электрические изоляторы всех типов, «лист алюминиевый мягкий», плитка для облицовки ванных, а также расчески, станки для бритья, кисти, зеркальца, рамки для фотографий и прочие ярмарочные штучки, на которые не ставилось клеймо фирмы, а продавались цыганам из-под прилавка, а еще разным оптовикам и мелким сельским торговцам, вроде Жоржа. Итак, Жорж попросил меня похлопотать в упомянутой фирме и от его имени составить договор, чтобы изменить существующие условия, то есть, чтобы ему больше не поставляли изделия с клеймом фирмы, потому что, за исключением сахарниц, на них нет никакого спроса, а чтобы ему поставляли товары из другой серии, то есть ярмарочную галантерею, расчески, зеркальца, рамки, кисти, каучуковые заколки и шпильки.