Горячий шоколад на троих
- Автор: Лаура Эскивель
- Жанр: Современная проза
Читать книгу "Горячий шоколад на троих"
Рецепт второй:
свадебный пирог «Чабела»
Глава II
Февраль
Способ приготовления
Чтобы испечь пирог к свадьбе Педро и Росауры, Тита и Нача должны были умножить все в десять раз. Ведь рецепт был рассчитан на восемнадцать человек, а им предстояло накормить сто восемьдесят гостей. Итого — сто семьдесят яиц, притом отменного качества! И собрать их следовало к одному дню.
Чтобы яйца, снесенные лучшими курами, не протухли, они использовали метод, известный на ранчо с незапамятных времен. К нему обращались всякий раз, когда хотели запастись на зиму этим питательным и полезным продуктом. Лучше всего консервировать яйца в августе или сентябре. Они должны быть очень свежими, лучше всего, по мнению Начи, — снесенными в один и тот же день. Итак,
Тита и Нача остановились на первом способе, ведь сохранять продукт так долго нужды не было. Посуда с яйцами стояла тут же, под кухонным столом, так что во время приготовления пирога было достаточно просто протянуть руку.
Взбить такое количество яиц — задача, мягко говоря, не из легких. Неудивительно, что на сотом яйце у Титы от напряжения начал ум заходить за разум. Высота в сто семьдесят вообще представлялась заоблачной, хотя Тита только взбивала яйца: разбивала и выливала их в чан Нача.
Всякий раз, когда разбивалось очередное яйцо, дрожь пробегала по всему телу Титы, а кожа покрывалась пупырышками, прямо как у цыпленка. В этот момент она представляла себе яички цыплят, которых они кастрировали за месяц до этого. Таких цыплят, кастрированных и затем откормленных, называют каплунами. Это блюдо выбрали для свадебного стола. Оно считалось одним из самых изысканных — и оттого, что сама процедура была достаточно хлопотной, так и потому, что мясо у каплунов получалось нежнейшим.
Как только было объявлено, что свадьба назначена на 12 января, специально купили две сотни цыплят, которых кастрировали и тут же принялись откармливать.
Кастрацию поручили Наче, самой опытной из всех, и Тите — в наказание за то, что она отказалась присутствовать на торжественной помолвке Педро и Росауры, сославшись на мигрень.
— Я выбью из тебя эту блажь, — напутствовала ее матушка Елена. — Я не позволю тебе разыгрывать из себя жертву и портить свадьбу собственной сестре. С этого момента вся подготовка к банкету — на тебе. Увижу, что ты скорчила кислую мину или пустила слезу, пеняй на себя. Тебе понятно?
Приступая к первой операции, Тита постаралась не забыть о предупреждении. Когда кастрируют цыпленка, делают надрез на кожице, прикрывающей его яички, просовывают туда палец, нащупывают их и вырывают. После этого надрез зашивают и протирают свежим маслом или птичьим жиром. Тита чуть не упала в обморок, делая это впервые. Руки дрожали, на лице выступил обильный пот, желудок крутило, как воздушного змея на ветру.
Матушка Елена бросила на нее строгий взгляд:
— Что с тобой? Чего ты трясешься? Опять за старое взялась?
Тита подняла глаза и взглянула на мать. Ей хотелось крикнуть: «Да, опять! Не той дочери, матушка, вы приказали холостить цыплят, уж лучше занялись бы этим сами! И раз уж меня лишили брака, а мое место рядом с тем, кого я люблю всем сердцем, займет Росаура, то было бы, по крайней мере, справедливо дать мне выговориться». Все это матушка Елена прочла во взгляде Титы, пришла в бешенство и отвесила ей такую сильную пощечину, что та покатилась по полу вместе с цыпленком, который тут же испустил дух.
Тита лихорадочно взбивала и взбивала яйца, желая быстрей покончить с этой пыткой. Еще два яйца — и пора замешивать тесто для пирога. Кроме него, все для свадебного стола — и посуда с приборами на двадцать персон, и холодные закуски — уже было готово. На кухне остались только Тита, Нача и матушка Елена. Ченча, Гертрудис и Росаура вносили последние штрихи в наряд невесты. Нача, облегченно вздохнув, взяла предпоследнее яйцо и уже хотела его разбить, но Тита, вскрикнув «Нет!», отбросила венчик для взбивания и перехватила у нее яйцо. Она отчетливо услышала, как за тонкой скорлупой пискнул цыпленок. Она поднесла яйцо к уху: писк усилился. Матушка Елена отвлеклась от работы и тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросила:
— Что случилось, чего ты кричишь?
— Там, в яйце — цыпленок! Нача не может услышать, она глухая, но я слышу!
— Цыпленок? Ты, верно, спятила? Быть такого не может!
В два больших шага она преодолела расстояние, отделявшее ее от Титы, вырвала яйцо и разбила. Тита что было сил зажмурилась.
— Открой глаза и посмотри, вот он, твой цыпленок!
Медленно Тита открыла глаза и с удивлением увидела, что никакого цыпленка нет, есть лишь белок и желток. Вполне свежие, кстати.
— А теперь послушай меня внимательно, Тита! Ты испытываешь мое терпение! Это было в первый и последний раз! Иначе пожалеешь!
Тита так и не смогла объяснить, что произошло тем вечером: послышалось ли ей это от переутомления, или у нее действительно помутился рассудок. Как бы там ни было, благоразумнее всего было вернуться к тесту. Ей вовсе не хотелось испытывать терпение матери.
Нача, приготовившая за трое суток двадцать различных блюд, валилась с ног от усталости и не горела желанием ждать, пока тесто отправят в печь: уж очень хотелось прилечь. Но оставлять Титу один на один со стряпней она не рискнула — не тот случай. Под испытующим взглядом матери та старалась сохранять как можно более непринужденный вид. Но как только матушка Елена вышла с кухни и удалилась в свои покои, из груди Титы вырвался протяжный стон. Нача бережно взяла у нее из рук лопатку, обняла и сказала:
— Поплачь, доченька, поплачь, пока на кухне никого нет. Я не хочу, чтобы завтра кто-то видел твои слезы. Особенно Росаура.
Работа на какое-то время застопорилась. Нача смекнула, что у Титы вот-вот начнется нервный припадок. Конечно, она не знала таких мудреных слов, но житейская мудрость подсказала ей, что еще немного — и Тита сорвется. Признаться, она и сама была близка к срыву. Росаура и Нача никогда особо не ладили. Особенно Начу раздражало то, что Росаура с детства была уж чересчур привередлива в еде. Иногда она даже не прикасалась к тому, что оказывалось у нее на тарелке, или тайком скармливала ее содержимое Текиле, мамаше пса Пульке.[4] Нача всегда ставила ей в пример Титу, которая съедала все, что дают, да еще просила добавки. Ну, может быть, за исключением яиц всмятку, которые матушка Елена чуть ли не насильно впихивала в нее.
С тех пор как питание Титы перепоручили Наче, в рационе девочки помимо обычных блюд появились хумилес,[5] черви агавы, карликовые рачки, пауки, броненосцы и другие существа, вселявшие в Росауру ужас и отвращение. Отсюда взяли начало и неприязнь Начи к Росауре, и соперничество между сестрами, точку в котором должна была поставить свадьба Росауры с возлюбленным Титы. Чего Росаура не знала, хотя имелись у нее на этот счет кое-какие подозрения, так это того, что и Педро без памяти влюблен в Титу.
Ясно теперь, почему Нача приняла сторону Титы и старалась, как могла, утешить ее. Вытирая передником слезы, которые катились по щекам Титы, она приговаривала:
— Потерпи, потерпи, дочка, еще немного осталось.
Но провозиться им пришлось дольше обычного: тесто никак не могло загустеть, возможно, оттого, что его обильно смачивали слезами.
А обе женщины так и стояли, обнявшись, и ревели в три ручья, пока Тита не выплакала все слезы. А когда она выплакала все слезы, то продолжала плакать всухую. А плакать всухую, скажу я вам, это очень больно. Это почти, как рожать всухую. Но, по крайней мере, слезы больше не попадали в тесто и можно было приступать к начинке.
Способ приготовления
К счастью, за месяц до свадьбы Нача и Тита закатали несколько банок варенья из абрикосов, и им не пришлось в этот день возиться с начинкой.
Заготавливать помногу варенья стало для них своего рода традицией. Его варили в сезон сбора плодов в огромном котле, который подвешивали во дворе. Под котлом разводили большой костер, а руки обматывали старыми тряпками, чтобы лопающиеся пузырьки не обожгли кожу.
Стоило Тите открыть банку, как запах абрикосов унес ее мыслями в день, когда они варили варенье. Она возвращалась из сада и несла абрикосы в подоле, так как забыла взять корзину. Следя за тем, чтобы юбка не задиралась слишком уж высоко, девушка вошла в кухню и неожиданно столкнулась в дверях с Педро, который направлялся на задний двор запрячь бричку. Нужно было съездить в город, развезти приглашения, а так как конюх в этот день на ранчо не появился, пришлось запрягать самому. Увидев, как он входит, Нача, будто ошпаренная, выскочила с кухни, сказав, что ей срочно нужно нарвать душистой травы для фасоли. Тита от неожиданности ослабила хватку, и несколько абрикосов скатились на пол. Педро бросился поднимать их и, нагнувшись, уперся взглядом в ее голень. Не выдержав этого взгляда, Тита непроизвольно одернула юбку, от чего на голову молодому человеку упало несколько абрикосов.
— Извините, Педро. Очень больно?
— Разве может моя боль сравниться с той, что я причинил вам?
— Я не жду от вас объяснений.
— Позвольте мне сказать несколько слов, это очень важно.
— Один раз я уже позволила вам, и вы солгали. Не желаю слышать ничего больше.
Произнеся это, Тита быстро выбежала из кухни через другую дверь, ту, что вела в гостиную, где Ченча и Гертрудис вышивали свадебную простыню, а точнее, обрамляли вышивкой аккуратную прорезь в белом шелке, сделанную специально для того, чтобы новобрачной не было нужды демонстрировать части тела, не задействованные в соитии. На самом деле крупно повезло, что им удалось в эту эпоху политической нестабильности разжиться отрезом настоящего французского шелка. Из-за революционных потрясений ездить на дальние расстояния было небезопасно, и не будь у них знакомого китайца-контрабандиста, вряд ли бы они сумели достать нужную ткань. Матушка Елена ни за что бы не отпустила ни Титу, ни тем более Гертрудис в столицу за всем необходимым для платья и приданого Росауры.
