Расстояние

А потом почти без осени настала затяжная зима, со своей первой любовью Аркадий виделся всё реже и реже, да и преподаватель потерял к нему былой интерес. Будучи человеком чувствительным и предвкушая длительную, а то и окончательную разлуку с любимым учеником, который вот-вот окончит обучение, он стал реже приглашать его к себе, чтобы она прошла как можно спокойней. Лишь раза три молодой человек прогулялся с Таней в светлые морозные январские дни, уже ни о чём не думая, просто по привычке, удивляясь тому, сколь неизменной остаётся его спутница, ведь сам он за время их знакомства сильно переменился, многое открыл в себе самом, стал объективней смотреть на вещи и в свои неполные 17 лет готовился через несколько месяцев покинуть ремесленное училище, школу-интернат и попасть по распределению на какой-то завод. Какой, он сам толком ещё не знал.

Пока обошлось

В пятый раз в своей жизни Аркадий претерпевал полное переиначивание её уклада, оказавшееся менее кардинальным, чем предыдущие, даже в чём-то монотонным то ли от его привычки ни к чему не привязываться, то ли от несущественности произошедших изменений. Завод, куда его распределили, располагался за две тысячи километров от столицы, чего, однако, парень почти не ощутил, настоящими друзьями, разлука с которыми могла бы опечалить, он доселе не обзавёлся. Быт же существенно улучшился. Ему предоставили отдельную просторную комнату в новеньком заводском общежитии, поставили в очередь на получение квартиры и стали платить немалую зарплату – эти обстоятельства привели Аркадия в эйфорию. Он чуть ли не впервые в жизни держал в руках деньги, определённо впервые имел возможность для уединения, гнёт принуждения к чётко регламентированному существованию существенно ослаб, осталась лишь необходимость сохранения видимости общественной жизни молодого советского гражданина и, собственно, сама работа, так что парень ощутил себя почти свободным человеком. Иногда тихими вечерами, обдумывая свои достижения, он с наивной гордостью представлял себе, как будет рассказывать о них внукам, даже не задумываясь, что через 50-60 лет поездка за две тысячи километров, полученное им жильё, зарплата, и вообще все те блага, которые неожиданно на него свалились, будут казаться им сущими мелочами.

С работой у Аркадия сложились довольно странные взаимоотношения. Учась, он легко и просто усваивал преподаваемые ему навыки, не заботясь об их сохранении, упорядочивании и совершенствовании, считая те, и не без основания, слишком простыми, примитивными, чтобы тратить на них время. И вот теперь в должности подмастерья Аркадий оказался в сложной ситуации: привыкнув к определённому превосходству в знаниях, нарушенному только однажды, в первые месяцы пребывания на работе он чувствовал себя абсолютным бездарем и неумехой. Всё, что ранее казалось таким простым и никчёмным, на деле выходило затейливым, а, главное, тяжёлым и утомительным занятием, особенно вследствие того, что требовало каждодневного исполнения. Его непосредственный начальник, которого все звали «дядя Вова», не отличался терпением и лояльностью к новичкам, считал, что, придя на завод, они уже должны всё знать и уметь, а посему постоянно гневливо кричал на парня и третировал, время от времени нервно поправляя его поделки, совсем отклонявшиеся от стандарта. Это был человек, нашедший себя в той примитивной деятельности, которой занимался, считал её некоего рода откровением, хотя втихомолку, как то обычно бывает, мечтал о чём-то гораздо большем, а посему никого ничему научить не мог по определению. Аркадию пришлось самому выбираться из ловушки, которую он отчасти создал сам. Почему так происходит, что самые тяжёлые испытания выпадают на детскую пору, после чего сопротивление внешних обстоятельств спадает, и человек, переживший главные разочарования в своей жизни в начале пути, закалённый, в зрелом возрасте становится неосознанным врагом для окружающих и, прежде всего, для родных людей? Справиться с возникшим затруднением парню составило гораздо меньше труда, нежели, например, в своё время смириться с обстановкой школы-интерната. Он сделал это походя, а потому не лучшим образом, он не озаботился о результате, в его натуре открылась способность к пренебрежению, ведь ранее Аркадий, как сирота, вполне объяснимо привязывался ко всему, до чего дотягивалась его детская душа. С чего вдруг так вышло, что пусть и малоулыбчивый, и невесёлый, но добрый и душевный парень позволил себе пренебречь одним из, казалось бы, самых важных обстоятельств жизни любого человека – работой? Он сравнил себя с другими и обнаружил, что ничем не хуже их, а в чём-то даже лучше, например, того же дяди Вовы, однако при этом лишён многого из того, что есть у них. Самолюбие до конца не победило здравый смысл на протяжении всей его жизни, однако стремление быть лучше прочих порой заводило Аркадия Ивановича гораздо дальше обыденной борьбы за выживание. Если что-то касалось лично его или его близких, никаких компромиссов он не терпел, даже к более слабым не проявлял снисходительности, лишь время от времени вспоминая о том, что сам некогда стоял на их месте. Но не стоит путать это с эгоизмом, мелочным эгоизмом, хоть сие и весьма сходные состояния. Самолюбие Аркадия было широким, потому и не победило, он любил не любоваться собой, а пребывать в состоянии, которое точней всего можно назвать состоянием всевластия. Он не тешил себя иллюзией подчинить своей воле всё и вся, однако там, где пребывал в этот конкретный момент, он старался контролировать каждый жест, вздох, поворот, взгляд, движение, изменение, которые пусть и происходили не по его желанию, но никогда не оставались незамеченными. Вместе с тем ещё оставалось место для свободы, парень ничего не втискивал в придуманные им рамки, у него хватало ума воспринимать всё как есть, а не навязывать другим свой мелочный порядок.

И ещё одно немаловажное пусть и сугубо внешнее обстоятельство – климат. В начале лета, когда Аркадий приехал на новое место, он показался ему вполне сносным, однако уже к середине осени дело обернулось худо. Средняя полоса России не балует жителей хорошей погодой, к чему парень вполне привык и даже не задумывался о таких мелочах, скорее, радуясь монотонности зимней природы, скрывавшей ущербность действительности, ничем не прикрытой осенью, но здесь ему пришлось переменить своё мнение. Начать с того, что осени, собственно, не было, не было затяжных дождей, луж и слякоти, а сразу густыми хлопьями пошёл снег. Первая зима далась ему очень тяжело, труднее, чем все предыдущие с конца войны. В детстве Аркадий не осознавал, как плохо ему живётся, воспринимал свою жизнь как есть и не рефлексировал, не испытывал душевных страданий, только физические. Но выделить в его состояние какое-то одно особое затруднение, после устранения которого она бы прояснилась, нельзя, мешало всё в совокупности. Во-первых, исключительный холод, такой холод, которого он ещё никогда не испытывал, сопровождавшийся постоянным ветром, с ним не справлялось даже отопление общежития, где он пребывал в свободные от работы часы, приходилось постоянно ходить в верхней одежде, не переодеваясь ни для сна, ни для бодрствования. Во-вторых, Аркадий стал абсолютно осознанно чувствовать своё совершенное одиночество, не брошенность, а ненужность никому, кроме него самого, вина за это не лежала на ком-то другом, недосягаемом, поскольку он не видел ни одного человека вокруг, которого можно было бы заподозрить в пренебрежении собой. Наоборот, вырастая в высокого, привлекательного, доброго и работящего юношу, он притягивал к себе внимание всех, кого только можно, например, соседских матерей семейств, которые, будучи сами измученными работой, домом, детьми, частенько помогали ему готовить. Однако Аркадия не прельщало общество никого из окружающих. Почему, он сам толком не понимал, лишь ощущал на инстинктивном уровне. Так и страдал одиночеством; страдал, а не просто проводил в одиночестве время. И, в-третьих, одним из самых главных неудобств, мучивших молодого человека той зимой, которое, пожалуй, в большой степени связано с предыдущим, была необходимость самостоятельно о себе заботиться. В принципе, его этому научили ещё в детском доме, но в нём и далее в училище многие проблемы регламентировались или просто отсутствовали, а если вдруг что-то шло не так, можно на кого-то положиться, точнее, получить нужное указание. Теперь же он не знал, за что хвататься. Есть необходимо каждый день, так что с приготовлением пищи оказалось более или менее понятно, а вот стирка белья и уход за собой порой превращались в настоящую комедию. Толчком, как правило, служило чьё-нибудь замечание по поводу исходившего от него дурного запаха, волосах, отросших до плеч, неприятном пушке на лице, росшим клочьями то тут, то там, жёлтых зубах, засаленной одежде и прочее. Правда, надо отдать Аркадию должное, он боролся со своей неряшливостью как мог и в конце концов начал её побеждать. Эта последняя зима перед совершеннолетием преподала ему неоценимый урок. Те трудности, которые он испытывал, привели Аркадия к пониманию того, насколько непосредственна жизнь, непосредственна борьба за выживание, она есть то, что проходит здесь и сейчас, каждую минуту и секунду существования, есть именно такая и не какая другая и сама по себе другой не станет.

Животность бытия

Но как только под крышами домов застучала первая капель, как только обыденно и уныло ему исполнилось 18 лет, непосредственность этих мыслей сгладилась, и с другой стороны неожиданно подкралась пора вливаться в стройные ряды советской армии, в которых, как и все, Аркадий потерял три года. Как ни странно, то были самыми беззаботными днями его жизни, днями, по истечении коих мальчик-сирота стал самодостаточным мужчиной. Ни казармы, ни армейский быт не могли его смутить по определению, напротив, он чувствовал, что после странного провала вернулся в привычную среду, подумывал даже впоследствии связать с армией свою жизнь, однако со временем это, конечно, прошло, и прошло именно потому, что молодой человек отбросил все чудаковатые ребячества. Намного проще, когда другие думают и решают за тебя, но настоящему мужчине нужно как раз таки прямо противоположное, он хочет сам за себя всё решать, нести ответственность за свои поступки, выбирать то, что считает нужным, и именно это реализовывать. Но поначалу коллектив сверстников, из которых все оказались из благополучных семей, а не как ранее таких же сирот как он, и взрослых мужчин, объединённых во взаимодействии чётким регламентом, произвёл на Аркадия неизгладимое впечатление. Один из немногих и, пожалуй, первый раз, когда молодой человек открылся, случился именно сейчас, неожиданно для себя он обрёл друзей, и не одного или двух, а множество, некоторые из них сохранились на всю оставшуюся жизнь, они поддерживали его на протяжении многих лет и он поддерживал их, с ними он впоследствии учился, работал или просто отмечал праздники и юбилеи. Один из сослуживцев, парень из интеллигентной семьи советских инженеров, надоумил его продолжить своё обучение. Эта мысль оказалась кстати, армия произвела в Аркадии и ещё одну существенную перемену: привила стойкое отвращение к ручному труду, которое для него с его рабочей профессией стало бы фатальным, не реши он окончательно посвятить себя другому делу. Что явилось тому причиной, сказать сложно, скорее всего, молодой человек понял, не обязательно всё делать самому, более того, люди его способностей просто обязаны и себе, и природе, и обществу, в конце концов здравому смыслу, делать не грязную работу, а заниматься квалифицированным трудом, принося таким образом больше пользы. По крайней мере, если эта мысль и не была им осознана, то наглядно присутствовала перед взором в виде армейской иерархии.