Мы купили книжный магазин. Как исполнить мечту книголюба и (почти) не сойти с ума от счастья и читателей

За два дня до кануна Рождества я отправляюсь в аэропорт встречать сына. Те несколько слов, которые он бросает в мою сторону с соседнего сиденья, звучат еще более по-северогермански, чем я помню. А он вырос на полголовы, волосы скатались в дикие дреды, рядом со мной в машине сидит незнакомый юноша. Я осторожно перевожу разговор на предстоящий учебный год — мы договаривались, когда оставляли его одного в октябре в Гамбурге, что он доучится год и переедет в Вену, чтобы окончить последние два года в гимназии на Шопенгауэрштрассе. «Ага…» Он никогда не отличался разговорчивостью.

Я отвожу его вместе с багажом к бабушке, которая ему почти как родная[4], потому что в маленьком домике радиологов ему негде спать. Бабушка — мать одного моего бывшего парня. Когда мой сын был маленьким, она практически усыновила его, и с тех пор он оставался ее единственным внуком: она забирала его из детского сада, проверяла домашнее задание, выделила ему собственную детскую комнату с игрушками и подписала накопительный договор со строительно-сберегательным банком. Она не смогла мне простить, что я забрала его в Гамбург, и теперь радовалась возможности баловать «внука» на протяжении целой недели.

В канун Рождества мы закрываем магазин в два дня, разбираем одолженный рождественский вертеп, возвращаем его и усталые, но счастливые едем в маленький домик в Шафберге. Заканчиваем украшать елку, и друг-радиолог отправляется в кинотеатр со всеми детьми на «Петтсона и Финдуса», а значит, мы можем позволить себе вздремнуть. Вечером приезжает старший сын, и мы все вместе сидим под елкой — большая счастливая семья. В качестве подарков — книги, аудиокниги и парочка игр — исключительно то, что можно достать через системы заказов книжных магазинов. У кого сейчас есть время ходить за покупками? Мы с Оливером ничего не дарим друг другу, два выходных дня — чего еще мы могли бы пожелать.

Я публичный человек. У меня нет часов приема, ко мне не нужно записываться, с девяти утра до шести вечера я в магазине и доступна для всех, и даже в обеденный перерыв мои коллеги часто звонят мне, потому что кто-то меня ищет. В моем маленьком магазинчике всегда появляются люди из моего прошлого: сияют от радости и немного недоумевают, если я их не сразу узнаю. Одноклассники, университетские друзья с разных факультетов, бывшие возлюбленные, друзья по детским кружкам теперь уже великовозрастного сына.

— Здравствуйте, мы знакомы!

— Да?

— Правда, не уверена откуда. Университет?

— А, точно! Забастовка в универе в 1987 году.

Я замираю на мгновение: это было недолгое время распущенности, бурных ночей, постоянно меняющихся любовников, период, очевидно необходимый для того, чтобы вырвать меня из консервативного родительского гнезда. Как раз тогда у меня родился сын. Я смутно помню человека, стоящего напротив меня: он учился на юридическом и был одним из немногих с этого факультета, кто придерживался правильной политической стороны — моей. Думаю, мы общались всего несколько раз, заседали вместе в комитетах. А теперь он покупает подарки на Рождество, радуется книжному магазину в своем районе и приглашает нас на новогоднюю вечеринку. На вечеринку! И на следующий день не нужно открывать магазин! Алкоголь! Не работать! В мои прекрасные мысли врывается Оливер: «Конец года, и нам нужно провести инвентаризацию. Но если мы закончим пораньше, то сможем прийти». Инвентаризация. То есть нам придется достать с полки каждую книгу, которую мы туда поставили всего два месяца назад, внести ее в список и вернуть на место? Хорошо, кое-что продали, кое-что добавили. Но я совершенно не понимаю, для чего это нужно делать. Но я и не дипломированный книготорговец.

Каким-то чудом мы заканчиваем в одиннадцать вечера, наспех переодеваемся и идем на нашу первую вечеринку в Вене. Кроме хозяев, мы никого не знаем, но это нас не смущает. Мы счастливы, что на шведском столе еще достаточно того, на что можно наброситься. Мы не выпускаем из рук бокалы с вином и наконец устало валимся на диван.

Пока мы дни напролет проводим в книжном магазине, прямо у нас над головами наш новый дом приводится в пригодное для жилья состояние. Благодаря винтовой лестнице, которая соединяет подсобку книжного магазина с верхним этажом, мы непрестанно присутствуем при этом процессе, и даже покупателям иногда приходится «наслаждаться» звуками громких шлифовальных машин и ударного бура. Время от времени, заперев дверь магазина, мы крадемся по лестнице, и я пытаюсь представить, каково это будет, когда я поменяю сырую комнату для гостей в маленьком доме в Шафберге на квартиру площадью сто пятьдесят квадратных метров. Тем временем кухня и ванная уже выложены плиткой, а из-под ПВХ-настила, словно чудо, глядит великолепный паркет. Мне не терпится обрести простор, и одновременно не могу себе представить, как я поменяю нашу большую коммунальную семью на модель «отец — мать — ребенок». Дом радиологов стал для нас не просто крышей над головой: мы превратились в эффективно функционирующую общину — с совместными огромными закупками, расписанием ухода за детьми и идеальным разделением обязанностей. А наша дочь, привыкшая быть одна, удивительно быстро превратилась в сестренку. Друзьям-врачам больше не приходилось согласовывать друг с другом ночные дежурства, ведь ночью в доме всегда нахожусь я. Вообще-то, я всегда хотела много детей, но теперь, когда мне придется работать круглосуточно на протяжении следующих нескольких лет, я могу попрощаться с этой мечтой. Ко всему прочему, у предпринимателей не бывает декретного отпуска, так что я довольствуюсь коммунальной семьей. По крайней мере, большую часть времени. По сравнению с работой даже приготовление горы бутербродов на завтрак и регулярные истерики младшей, включая швыряние тарелок со шпинатом об стену, кажутся приятным отдыхом. Единственное, от чего бы я точно могла отказаться, так это от ротавируса, который бушует в детской. Остальные взрослые отрабатывают ночную смену, и она по сравнению с моим дежурством кажется сплошным развлечением. К четырем часам утра у меня не остается чистого постельного белья, а на следующий день, пока я стою за прилавком, к горлу подступает тошнота.

Мы с нетерпением ждем последнего рабочего дня Оливера в издательстве. С марта он будет только книготорговцем, переедет к нам в Вену, и мы будем работать вместе. Больше не станет зарплаты директора по маркетингу, и нам придется жить на то, что зарабатывает магазин.

Пока идет ремонт квартиры, хотя бы не нужно платить за аренду, ведь в доме радиологов мы живем бесплатно.

В Вене выдалась необычайно снежная зима, иногда не ходят трамваи, и мы играем в Бюллербю — развозим детей в детские учреждения на санках. Когда в начале февраля друзья-врачи решают устроить себе недельные лыжные каникулы, одна няня заболевает, а другой почему-то срочно нужно ехать в Словакию, я впадаю в панику. Детский сад закрывается в четыре часа, а в пятницу, как мы уже выяснили, в два. В отчаянии я прошу прилететь свекровь, хотя до сих пор она как бабушка не отличалась особенным рвением. Но, в конце концов, ничего невыполнимого не требуется: забирать внучку из детского сада, занимать ее чем-нибудь два часа и, возможно, готовить что-нибудь поесть к моему приходу. Она соглашается, все должно получиться. Более или менее все так и выходит, и лишь однажды она отправляется вечером за покупками, теряется и возвращается через три часа на такси. В другой раз она решает не идти в магазин и разогревает мне на ужин горстку лапши со вчерашнего вечера. На мое вырвавшееся возмущение: «Я весь день работала, мне нужно нормально поесть!» — она отвечает недоуменным молчанием. Ребенок радуется непривычному количеству часов перед телевизором. Проходит еще неделя, свекровь с огромным удовольствием сортирует каталоги от издателей, относит деньги в банк и набрасывается на новые экземпляры для чтения. Каждый делает то, что ему под силу.

И вот наконец наступает долгожданный день! Оливер загружает все необходимое в машину, снова сидит за рулем на протяжении более тысячи километров и приезжает ко мне. На этот раз, чтобы остаться. Наконец-то мы воссоединяемся и проводим столько времени вместе, как никогда раньше. Днем нам приходится делить книжный магазин площадью сорок квадратных метров, ночью — раскладной диван шириной 1,3 метра в небольшой комнатушке, иногда с ребенком или даже двумя между нами. Но у нас есть мечта, и она сбудется, и все получится! Никаких сомнений. Ремонт в квартире над магазином продвигается медленно, а друзьям-врачам не хватает смелости, чтобы поинтересоваться, как обстоят дела с нашим собственным жильем. Кажется, все совершенно забыли, что срок предложения пожить у них истек уже несколько недель назад. Тем временем мы празднуем четвертый день рождения дочери — в доме с садом гораздо удобнее прятать пасхальные яйца. В любом случае наш младший ребенок даже представить себе не может, что ему когда-нибудь придется переехать и стать единственным ребенком в квартире. Когда приходит письмо от владельца дома, который снимают наши друзья-врачи, мы немного нервничаем.

Помимо всего прочего, в последнее время у меня сложилось впечатление, что визит ваших знакомых стал носить длительный характер и фактически в доме проживают две семьи вместо одной, что является грубым нарушением договора аренды со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Поэтому я прошу вас в течение ближайших двух-трех недель сообщить, когда данная семья покинет дом.

С уважением…

К этому времени работа в книжном магазине стала почти рутиной. Я больше не обсчитываюсь при выдаче сдачи, а у Оливера почти без акцента получается произнести: «Вам нужен пакет?» Мы стараемся казаться бодрыми и веселыми, замазываем круги под глазами, и стоит в мою голову пробраться мыслям о том, что это теперь моя жизнь на следующие тридцать лет, и сомнениям, что я сделала правильный выбор, — я тут же гоню их прочь. Всегда перед тем, как заснуть, я думаю о том, что пути назад нет.

Жители района принимают нас с распростертыми объятиями, по крайней мере те, кто покупает книги, с другими я и не знакома. Многие беспрестанно повторяют, как рады, что у них в районе снова заработал книжный магазин и что пятьдесят лет назад они приобретали свои школьные учебники именно здесь. Если чего-то нет в наличии, то они заказывают это у нас. Далеко не многим приходит в голову мысль поискать в другом месте: «Ну уж нет, в город я не поеду! Лучше вернусь к вам завтра и заберу». Должно быть, существует какая-то волшебная граница: так называемый город находится ровно в семи минутах и пяти трамвайных остановках, но, видимо, для жителей нашего района это словно другая планета. Нам это только на руку, и через несколько месяцев я ловлю себя на этой же фразе: «Ну уж нет, в город я не поеду», когда в магазине инструментов через дорогу не оказывается в наличии нужной запчасти.

Конечно, Оливер не только, соблюдая все формальности, передал свою работу в Гамбурге и поселил нашего сына у друзей, но и упаковал квартиру в коробки. Среди прочих вещей — несколько тысяч книг, которые мы собирали всю нашу жизнь. Переезд из Гамбурга в Вену стоит целое состояние, и сэкономить можно, только забронировав дату за несколько недель. Но ее уже нельзя перенести. Даже если новая квартира еще совсем не готова: не отшлифованы сто тридцать квадратных метров паркетного пола. Поэтому триста пятьдесят коробок две недели побудут на лестничной клетке, а остальные — в будущей столовой. Мы себе так красиво представляли наш переезд в готовую квартиру. Собранные книжные полки, шкафы и комоды. Точно подписанные коробки, которые крепкие рабочие разнесут по нужным комнатам. Нам только и останется, что распаковать, разложить вещи по ящикам, а книги — по полкам. На это уйдет много времени: книги должны быть отсортированы по алфавиту. Одна комната — с литературой до 1900 года, другая — с литературой на немецком языке, третья — с иностранной, нехудожественная, несколько полок с французской, «Прочее» и декоративная полка с книгами издательства «Манесе»[5] в столовой. Пока что все наше имущество хранится на лестничной клетке, а мы живем у радиологов, но когда-нибудь паркет будет готов.