Есть такая работа — учить самолёты летать
Их девиз — "Мы едины, как едино небо, сделавшее нас летчиками".
Они офицеры, воевавшие за свою страну.
Но они и романтики, которые умеют дружить и любить.
Посвящается лётчикам, любящим небо иногда больше своей жизни...
- Автор: Таша Таирова
- Жанр: Современная проза / Современные любовные романы / Короткие любовные романы
- Дата выхода: 2021
Читать книгу "Есть такая работа — учить самолёты летать"
Часть 4
Сергей Соколов остановился перед дверью, потоптался и поднял руку к звонку. Но потом сжал пальцы в кулак и прислонился лбом к прохладному дереву. Что он ей скажет? Зачем пришёл? Посочувствовать, утешить, выразить соболезнование? Нет, чёрт возьми, он пришёл к ней потому, что влюбился с первого взгляда ещё тогда, в кабинете её отца, когда она молча протянула ему пачку каких-то бумаг и бросилась к Орлову. Именно тогда он почувствовал первый укол непонятной ему ревности, хотя понимал и знал, что Димка ей никто, просто друг детства.
А потом он услышал о будущем замужестве и увидел её счастливые глаза. И пропал. Сергей старался не показываться в КБ, передавал рапорта и уходил. Слова Сашки Ястребова об измене Андрея своей даже пока не жене воспринял как личную обиду. Ну как? Как можно оставить такую девушку и искать чего-то на стороне? Как можно отказаться от неё? Красивая, умная, нежная, глаза эти огромные зелёные, как у кошечки. Ладошки маленькие, пальцы тонкие. И эта её привычка поправлять волосы, заправляя локон за ушко с блестящей жемчужиной.
Сергей повернулся к двери спиной и съехал вниз, положив локти на согнутые колени. А если ей сейчас плохо? А вдруг плачет? Он передёрнул плечами, вспомнив обвинения Тамары Ивановны. Хотя её тоже понять можно, наверное. Она мать. Соколов забросил голову назад и уставился пустым взглядом в белый потолок. Мать. Он никогда не видел своих родителей. Вся его жизнь — это детдом и общага. И небо.
Он впервые близко увидел этих металлических птиц, когда ему исполнилось пятнадцать. И твёрдо решил, что он тоже будет летать. С того дня все силы он бросил на достижение своей цели. Учёба и только учёба, отказ от курения, занятия парашютным спортом — и вот он уже курсант лётного училища. Димку Орлова он заметил сразу. Тот был так же высок, как и Сергей, но в отличие от замкнутого детдомовского мальчишки уверен в себе, спокоен и невозмутим. В их дружной компании, прозванной начальником училища генералом Канкриным «благородной стаей», он один был, как это принято было говорить, из «простых». Отец Димы Орлова был известным авиаконструктором, так же как и отец Андрея Грачёва, родители Миши Воронова служили в дипломатической миссии в Италии, Саня Ястребов был из генеральской семьи, отец его служил в Москве, а предки Паши Коршуна были офицерами со времен первой мировой. Но несмотря на различие в социальном положении Сергей не ощущал со стороны своих друзей ни давления, ни высокомерия. Он каждый год ездил в гости к кому-то из друзей, они вместе отдыхали на турбазах, катались зимой на горных лыжах, а летом ездили рыбачить на дачу к Ястребовым. И за всё время учёбы в училище, не считая дня принятия Присяги и выпуска, ни один из отцов не появился на пороге училища, кнуты и пряники они получали одинаково. И только одно различие было между ними — Сергей не мог запросто общаться с девушками. Он с улыбкой наблюдал за влюблённостями своих друзей, усмехался и молчал при разговорах о женском поле, гулял на свадьбах Орлова и Ястребова, летал, спасал друзей, получал награды и выговоры, но найти женщину, которую бы полюбил, так и не смог. И только сейчас, когда скоро он встретит свое тридцатилетие, он понял, что такая женщина появилась в его жизни. Алёна. Зеленоглазая красавица Алёна Павловна Захарова.
Сергей поднялся, сжал ладонью дверную ручку, и вдруг дверь поддалась, беззвучно открываясь, будто приглашая его войти. В прихожей было темно, где-то мерцал неверный свет, слышался тихий смех, разговоры и музыка. Ничего не понимающий мужчина медленно прошёл вглубь квартиры и увидел сидящую на диване девушку, закутавшуюся с головой в плед, бессмысленно смотрящую в большой монитор компьютера, где мелькали кадры из снятого когда-то домашнего видео. Он остановился и уставился на экран, где у костра сидели люди, а погибший Грачёв пел песню под гитару. «Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях встретишься со мною». Андрей улыбался в камеру, покачивая головой в такт песни, люди вокруг подпевали ему, трещали дрова в огне. А Алёна молча сидела на диване и смотрела на поющего погибшего жениха.
Сергей шагнул вперёд и резко выключил запись.
— Зачем ты это сделал?
— Алён, прости, но так ты не вернёшь его…
— Его никак не вернёшь, майор. И в его смерти отчасти виновата и я.
Соколов присел на корточки перед девушкой и тихо сказал:
— Алёнушка, ты ни в чем не виновата. Он, как и мы, сам выбрал свою профессию. Наша профессия — ходить по самому краю жизни и смерти. Наш закон — не переступать этот край. Но если придётся, то шагнуть и спасти остальных. Недаром все наши инструкции написаны кровью. И ты не должна винить себя! Прости, но это должно было случиться. Если бы не он, то кто-то другой.
— И ты?
— И я, — твёрдо ответил Сергей. — Алёна, это моя профессия. Моя жизнь. И парней наших, и твоего отца. Ну что ты?
Он встал на колени и крепко прижал рыдающую девушку к себе. Он молчал и терпеливо ждал, когда закончатся слёзы, прервутся рыдания. Но Алёна скоро обмякла, уткнувшись лбом в его плечо, и Сергей с удивлением увидел, что она уснула. Он медленно поднялся, сел рядом, прижал спящую девушку к себе и откинулся на спинку дивана.
В эту минуту в коридоре зажёгся свет и в комнату тихо вошёл командир, отец Алёны полковник Захаров. Он внимательно посмотрел на спящую девушку, перевёл взгляд на молчащего мужчину, обнимавшего его дочь, и кивнул.
— Я там, Сергей, продукты принёс. Чай там, сладости. Ты попробуй накормить её, а то одни глаза остались. — Полковник вышел из комнаты и тихо произнёс перед тем как уйти: — Береги её, Серёж, ей сейчас кроме тебя и не поможет никто, она никого не слушает. А тебе как-то удалось… Спасибо… сынок.
На следующий день Алёна Павловна Захарова вышла на работу. А через неделю Сергей Соколов улетел в длительную командировку, тестировать новые системы для дозаправки в воздухе.
***
— Майор, бери управление на себя.
— Есть, командир.
Командир самолёта-лаборатории Вяземский Юрий Степанович внимательно разглядывал своего второго пилота. Молодой совсем, а уже награды имеет. И не фитюльки «за выслугу годов», а настоящие боевые. А ещё Пашка, хромой чёрт, проводил его со словами «до встречи, сынок». Да чтобы Захаров кого так величал? Хрен вам! Он скорее пенделей раздаст. Значит, нормальный мужик.
— Рыжий!
— Да, командир, — отозвался бортинженер Алексей Рыжий.
— Включай систему, проверим для начала. А то опять получится «тыжинженер»!
— Спокойно! Теплицу-то я у матери всё-таки поставил!
Соколов вопросительно глянул на командира, слушая, как за его спиной Алексей тихо бормочет в диктофон о готовности к испытаниям, закончив фразу почти молитвой — «Да пребудет с нами ампер!»
— А что за история с теплицей, командир? — поинтересовался Сергей, свободно удерживая штурвал.
Экипаж, в который ещё входили штурман Алексей Бондарь и бортрадист Дмитрий Костров, прыснул со смеху, а Вяземский откинулся в кресле и с улыбочкой начал свой рассказ, что сопровождался тихими ругательствами Рыжего.
— Понимаешь, Лёха-то у нас хоть и молодой, но один из грамотеев в своём деле, ведущий инженер всё-таки. А мать его в деревне живёт. Слышь, Рыжий, а как деревня называется?
— Закобякино, — гордо ответил инженер.
Вяземский скривил губы и поднял палец вверх, подчёркивая важность имеющегося факта.
— И там, в том Закобякине…
— Не «–кине», а «–кино»! — возмущённо поправил командира Рыжий.
— Да, так вот! — как ни в чём ни бывало продолжил Вяземский. — Приезжает наш Лёшка домой, а его сосед ему вопрос задает. Сколько, говорит, углов у теплицы, Лёха?
— Да не так было! Ты… Вы, товарищ майор, его не слушайте, наврёт с три короба, а правды ноль!
— Меня Сергеем зовут, — ответил Соколов, замечая, как переглянулись между собой офицеры.
— Ну вот, Серёг, приезжаю я домой, а сосед мой меня на улице поймал и как рявкнет на всю вселенную: «А какой угол крыши должен быть у теплицы? Как не знаешь, ты ж инженер!» А народ уже вокруг собрался, продолжения концерта бесплатного желает. А этот дальше орёт: «А свадьбу у дочери провести сможешь?» Я, если честно, немного прифигел, а он мне такой: «Ну ты ж, говорят, какой-то там ведущий!»
Мужики откровенно наслаждались рассказом и тихими ругательствами, которыми Алёша сопровождал свой монолог.
— А ты что? — спросил Соколов.
— А что я? Я им всем и говорю: «Здравствуйте, говорю, приглашаю, говорю, к себе домой. И предлагаю познать силу второго закона Кирхгофа для магнитной цепи, а также, говорю, закон Ома в дифференциальной форме. Так же, говорю, есть возможность познать природу электрических и механических потерь в машинах постоянного тока, представленных, говорю, в виде коллекторного двигателя с вариациями последовательной, параллельной или даже смешанной обмотки возбуждения на ваш выбор».
— А народ-то чё? — уже со смехом проговорил Сергей.
— Эх, — глубоко вздохнул Рыжий, — не понял народ них…
— Рыжий! — пробурчал Вяземский.
— Нихуа хуа, песня такая есть! Командир, система готова.
— Ясно. Занимаем эшелон, система работает нормально. Запись пошла.
Рыжий чем-то щёлкнул и тихо с ехидцей спросил:
— Командир, систему запускать по чертежам или чтоб работало?
— А в лоб? — тут же откликнулся Вяземский.
— Понял, — ответил инженер и чётко скомандовал: — Штурман, высота, квадрат. Радист, передавай — первый этап пошёл. Пилотам занять эшелон.
Сергей потянул штурвал на себя, ощущая, как огромная машина плавно пошла вверх.
— Слышь, майор, а ты ж к нам из ибальной авиации* пришёл, а нашей машиной управляешь как кавалер ордена Сутулого**.
Соколов усмехнулся и проговорил:
— Лётчик-испытатель должен хорошо летать на всём, что может летать, и с некоторым затруднением на том, что летать не может.
— Это на метле, что ли? — со смехом добавил штурман Бондарь и подмигнул повернувшемуся к нему Сергею. — Ты того, женский транспорт не трожь, а то разнесут на кусочки, не соберёшь.
— Ага, это на тему «Как посадить самолет, читайте в следующем номере нашего журнала», — тоненьким голосом пропищал Рыжий. — Командир, систему проверили. Длительность полета три часа.
— Штурман?
— Удаление 300, азимут 155, скорость ветра 15. В заданной точке будем через два часа.
— Принял! — проговорил Вяземский. — Для непосвященных доклад нашего Бондаря напоминает анекдот. «Приборы? Сорок! Что сорок? А что приборы?» Серёга, отдыхай, беру управление на себя.
— Есть, командир.
— Командир, а ваша Ирина Михайловна пирожков на дорожку отсыпала? А то так жрать охота, — тихо проговорил Рыжий.
— Ну ты кое-что понял про нас, да, майор? Что за экипаж, только бы пожрать!
Сергей улыбнулся и отпустил штурвал, откинувшись на спинку лётного кресла и прикрыв глаза. Где ты, Алёнушка? Как твои дела? Чем занимаешься? Поела или опять закрутилась и забыла? Надела ли шапку? Не плачешь ли? Ты подожди меня, я скоро, совсем скоро, ты даже не заметишь, как пролетит время, я опять буду рядом. И я клянусь, я постараюсь, чтобы ты радовалась жизни и стала счастливой… Алёнка, любимая…