Пардес

* * *

Флорида встретила зноем, обдавшим нас в тот самый миг, когда автоматические двери аэропорта раскрылись, выпустив нас наружу, в выхлопные газы, на солнце, жаркое, как лихорадка. За считаные минуты, что мы дожидались такси, я вспотел так, что одежда прилипла к телу. Как примерный бруклинский мальчик, я был в белой рубашке с длинными рукавами, заправленной в мешковатые черные брюки, белые нити цицит[43] плясали возле моих колен. Я чувствовал себя как Шимон и потел, потел.

До нашего района оказалось ехать недолго. Нам не терпелось увидеть новый дом, мать понукала таксиста – он говорил на ломаном английском и пропускал повороты – ехать быстрее. Последние несколько недель я только и слышал от нее, что Зайон-Хиллс великолепен: новенькие дома, в которых живут доктора, юристы, банкиры – “специалисты”, как называла их мать, приметы ее жизни до отца. И все равно разинув рот глазел на особняки в несколько этажей, поле для гольфа, спортивные автомобили, небрежно припаркованные на мощеных подъездных дорожках.

Мать опустила окно и указала на какое-то здание:

– А это старшая школа!

“Тора Тмима” занимала крохотный разваливающийся двухэтажный дом, асфальт перед ним растрескался, туалеты вечно засорялись, некрашеные стены доедала плесень, классных комнат было пять с половиной – с половиной, потому что, если позволяла погода, шиуры у девятиклассников проходили на крыльце, смотревшем на парковку. Эта же гигантская школа разительно от нее отличалась. Высотой в добрые пять этажей, вокруг баскетбольные площадки, зеленые полноразмерные футбольные поля, глиняные теннисные корты.

– Правда, изумительно? – Мать прильнула к окну, в голосе ее слышалась непривычная восторженность.

– Не так чтобы хеймиш[44], – еле слышно пробормотал отец, не разделявший маминых восторгов, и добавил, вглядываясь в дальнее футбольное поле, на котором голые по пояс игроки, толкаясь, гоняли мяч: – Похоже на гойскую частную школу.

Наконец, несколько раз заехав не в те переулки, наш водитель отыскал Милтон-драйв. Мы свернули на нашу улицу и сбавили скорость, высматривая дом номер 599.

– Вон он, – махнула мать и добавила, заметив, что таксист округлил глаза: – Нет, не тот огромный, а напротив.

Соседний дом, на другой стороне улицы, и правда был огромный: на сдвоенном участке высился особняк красного кирпича в смутно-тюдоровском стиле с большими витражными окнами, балконом, смотрящим на подъездную дорожку, гаражом на три машины и четырьмя автомобилями. Я в машинах не разбираюсь, но одна из них точно была “ауди”.

– Вот это да, – сказала мама, – ну и двор.

Бассейн олимпийского размера я увидел лишь мельком: отец решил, что хватит нам глазеть на соседей (“Дом как дом, и зачем им столько комнат?”), и велел таксисту остановиться у нашего более скромного жилища.

Восхищения новым домом не ослабил даже гигантский особняк соседа. Мне сразу понравился наш новый дом – уютный, одноэтажный и существенно просторнее того, в котором мы жили прежде. Плиты подъездной дорожки выцвели и растрескались, трава побурела от зноя, перед домом росли две пальмы, а на заднем дворе я с удовольствием обнаружил маленький бассейн, бортики которого густо облепили бледные ящерки.

– Ну как тебе, Арье? – нервно спросила мама, когда мы, выгрузив из машины вещи, замешкались на подъездной дорожке.

– Здорово, – совершенно искренне ответил я. Впервые на моей памяти меня переполняло летучее счастье, я радовался, что так далеко уехал от старой жизни.