Большая и маленькая Екатерины

Он протянул Текле завернутый в пергаментную бумагу сверток с черной икрой и, подмигнув удивленной жене, велел положить его в холодильник.

— Если меня кто-нибудь будет спрашивать, меня нет дома.

Нико пошел в свою комнату и, не раздеваясь, лег на тахту.

«…Сейчас, наверное, говорит уже второй оппонент, наш дорогой и уважаемый профессор Силован Рамишвили. Присутствующие, конечно, с большим вниманием и интересом слушают профессора, и в зале уверенно звучит его тенор: «Постепенно механизация все глубже и глубже внедряется в грузинское сельское хозяйство, благодаря чему заметно повышается культура земледелия. Крестьянин все больше разгибает спину и при меньшей затрате сил и энергии получает больший урожай, нежели прежде. Именно это подтверждает этот, я бы сказал, блестящий труд нашего диссертанта…»

У некоторых из присутствующих в зале на лицах появится как будто ничего не означающая усмешка, но у Рамишвили прекрасный слух и острое зрение. Он услышит и увидит скрытую насмешку и сам с усмешкой посмотрит на аудиторию и, не прерывая мысли, уверенно заключит: «…И поэтому я считаю, что автор труда достоин присвоения ему степени кандидата наук».

Самое главное — это заключение, а ведь вы слышали, что сказал главный оппонент. Все остальное — простая формальность. Председатель ученого совета обратится к присутствующим с вопросом, не хочет ли кто-нибудь высказаться. Зал ответит молчанием. Председатель еще раз обратится к сидящим в зале, и, так как ответом ему опять будет молчание, он прервет заседание ученого совета и попросит посторонних временно покинуть зал. Гости поднимутся с мест, улыбаясь диссертанту и как бы заранее поздравляя его с успехом. Постепенно зал опустеет, выйдет и диссертант и, скромно стоя в коридоре, будет ждать решения своей участи… Потом все пойдет как обычно: голосование и подсчет голосов, минут двадцать займет составление протокола заседания ученого совета. Потом откроется дверь, и всех снова пригласят в зал. Диссертант поднимется на кафедру, председатель попросит внимания, и секретарь совета зачитает протокол. Аплодисменты, поздравления, поцелуи…»

Нико посмотрел на часы, было уже четыре. Заседание ученого совета, должно быть, уже закончилось, и Русудан с Ревазом приглашают гостей. Хотя для чего приглашения, весь ученый совет и так пожалует к Диасамидзе, а уж они не ударят лицом в грязь.

Нико быстро поднялся с тахты и, выйдя в столовую, увидел там группу девушек. Он медленно обошел вокруг вытянувшегося от стены до стены накрытого стола и, удовлетворенный осмотром, любезно улыбнулся девушкам. Потом он отправился в кухню к Текле и Лили.

— Икра пусть пока лежит в холодильнике, да и форель тоже! — распорядился Нико и, ободряюще улыбнувшись жене и невестке, поспешил в столовую.

— Я думаю, гости уже должны подойти.

— Пусть приходят, батоно Нико, мы встретим их как полагается.

Нико еще долго бродил из комнаты в комнату, несколько раз выглянул на улицу, но гостей все не было видно. Часы показывали начало шестого. Ожидание становилось невыносимым, и, схватив палку, Нико вышел на улицу.

Начался час пик, и улицы были забиты машинами. Нико присоединился к бесконечной веренице возвращавшихся с работы людей и пошел по улице, увлекаемый этим людским потоком. Идя навстречу своим гостям, Нико оказался у Верийского моста.

— Куда вы, батоно Нико? — вдруг услышал он голос Шарангиа и остановился, щурясь от удивления.

— Да тут у меня небольшое дело, Шадиман.

— Я пойду с вами!

— Нет, ты ступай домой и помоги женщинам… а я скоро вернусь, — в растерянности сказал Нико и, не дожидаясь ответа Шадимана, пошел наверх по улице Элбакидзе.

…Но скоро он снова оказался на Верийском мосту. Да, ему уже трудно подниматься в гору. Вот и теперь он не прошел и половины подъема, а так устал, что с трудом мог дышать и колени у него подкашивались. Пришлось прислониться к платану, чтобы дать отдохнуть уставшим ногам, а потом медленно повернуть назад… Нико возвращается домой, ведь гости наверняка уже пришли и спрашивают хозяина, а раз так, хозяин сейчас же явится. Дорогие гости, простите Нико его небольшое опоздание.

Эти мысли придали Нико силы, и он зашагал быстрее. Приблизившись к дому, он взглянул наверх и увидел в окне невестку. Казалось, она вот-вот выскочит из окна, высматривая кого-то на улице. Это его встревожило и испугало.

— Очевидно, еще никто не пришел.

Огромного труда стоило Нико подняться по лестнице. Его встретила открытая дверь и тишина. Встревоженная Лили стояла у окна, продолжая смотреть на улицу; девушки закрылись в комнате Звиада; в кухне, ничего не видя и не слыша, скорчившись на низенькой табуретке, сидела Текле; около холодильника, словно аршин проглотив, стоял Шадиман Шарангиа.

Ни слова приветствия, ни единой улыбки, точно все потеряли дар речи, пораженные чем-то. Тишина и страх царили в доме Диасамидзе.

Нико обошел заставленный яствами стол, и он показался ему печальным и словно бы дремлющим.

От дурного предчувствия у Нико заныло сердце, и он опустился в кресло.

В столовую вошла Текле и, увидев дремавшего мужа, обиделась — нашел место и время спать. Она громко кашлянула, потом с шумом передвинула несколько стульев и включила свет в надежде, что муж проснется, но Нико продолжал неподвижно сидеть в кресле и беззаботно посапывать.

Текле позвала невестку.

— Стыдно просто, гости скоро придут, а он спит. Разбуди его.

Лили села в кресло рядом со свекром.

— Мы завтра же уезжаем, — не очень громко и как-то нараспев сказала она. Делая вид, что он и вправду спал и голос невестки отрезвил его, Нико зашевелился, потянулся и, открыв глаза, неохотно сказал:

— Я не расслышал, что ты мне сказала…

— Я сказала, что мы со Звиадом завтра же уедем.

Нико опять закрыл глаза.

— A-а, уезжаете.

— Я уже все приготовила.

— Это хорошо, что ты уже все приготовила, — все так же нехотя ответил Нико.

Стенные часы пробили семь раз.

— Уже вот-вот должны подойти, — сказала Лили и подбежала к окну.

Из кухни послышался голос Текле: «Что, идут? Ну, наконец-то! Встречайте!»

— Я просто сказала, что вот-вот подойдут, — Лили обошла вокруг стола. — Вот здесь сядут представители министерства. (На «территории» министерства несколько стульев нарушали общий порядок, и Лили выровняла их.) С этой стороны до конца стола сядут члены ученого совета. Напротив — места для представителей парткома и профкома. С почетными гостями все ясно. Если еще останется место, то здесь же можно будет посадить случайных гостей. В крайнем случае, есть и моя комната! И дело с концом. Все сидят за столом. Нужно только выбрать тамаду.

Лили опять села рядом с Нико.

Нико продолжал дремать и только чуть пошевельнулся в кресле, давая ей понять, что он слышал, как она села рядом.

— Я изменила план нашей поездки, — громко сказала Лили.

— Ну и хорошо.

— Что хорошо?

— Что изменила.

— Я думала, вы меня не слушаете, извините, — смущенно сказала Лили и стала посвящать свекра в свои планы. — Из Ленинграда мы поедем в Ригу, из Риги — в Киев, а из Киева — в Одессу…

— Прекрасно.

— Из Одессы — в Гагру. В Гагре будем отдыхать.

— Мне Гагра не нравится, — убежденно сказал Нико.

— Почему?

— Жара… шум…

— Зато там весь Тбилиси.

— Да, это тоже верно, — отозвался Нико и вдруг неожиданно спросил: — А не позвонить ли в институт?

Лили вздрогнула и, казалось, только теперь почувствовала, как затянулась защита.

— Но ведь в актовом зале нет телефона… Наши, наверное, уже идут домой, а то сами бы позвонили. — И вдруг, подойдя к окну, она, воздев руки, истерически закричала: — Вестница идет! Русико идет!

При этих словах Нико вскочил с кресла, заспешила из кухни Текле, с шумом выбежали из комнаты Лили девушки.

К дверям раньше всех успела Лили.

Медленно, как-то нехотя поднималась Русудан по лестнице, ноги не слушались ее. Увидев на пороге отца, она остановилась, пытаясь унять стук собственного сердца.

— Кончилось, дочка? — испуганным голосом спросил Нико.

Русудан вздрогнула, с трудом одолела оставшиеся ступени и грустно посмотрела вокруг. Встретившись взглядом с испуганными глазами отца, она опять вздрогнула и остановилась.

— Все кончено, отец! — с надрывом, каким-то безжизненным голосом сказала Русудан.

Вначале защита диссертации проходила именно так, как представил себе, лежа на тахте, Нико.

Актовый зал был переполнен. На защиту пришли студенты последнего курса сельскохозяйственного института, аспиранты, молодые научные работники, уже пожилые профессора и преподаватели, заслуженные ученые — словом, весь цвет института собрался в этом зале.

…Заседание ученого совета началось вовремя. Диссертант сначала заметно волновался, но, постепенно успокоившись, обстоятельно изложил основные положения своей работы и ответил на замечания, высказанные в рецензиях оппонентов. Потом наступил черед оппонентов. Первым выступил кандидат наук Илларион Цхададзе, который волновался больше, чем сам диссертант. Он решил было обойтись без конспекта, но сразу же, едва начав выступление, так растерялся, что ему все-таки пришлось прибегнуть к его помощи. Выступление несколько затянулось: временами Цхададзе пытался оторвать взгляд от лежавшего перед ним листа бумаги и при этом даже снимал очки и гордо смотрел на аудиторию, давая понять, что в рукопись он заглядывает только по привычке. На самом же деле, как только его глаза отрывались от бумаги, он терял ход мысли, снова торопливо надевал очки и читал, уже сильно волнуясь и смущаясь.

Когда он кончил, по залу пробежал шепот и кое-где послышались смешки. Председательствующий позвонил в колокольчик, требуя тишины, зал утих, и тогда на кафедру поднялся профессор Силован Рамишвили. Он спокойно провел рукой по седым волосам, сняв очки, улыбнулся аудитории и прокашлялся.

Профессор Рамишвили известен всем как автор многочисленных научных трудов и обаятельный оратор. Он как свои пять пальцев знает все отрасли сельского хозяйства, на его трудах воспитано несколько поколений специалистов. И вот этот заслуженный ученый, разобрав некоторые вопросы механизации труда в грузинской деревне, дал высокую оценку работе диссертанта.

…После окончания официального диспута председатель ученого совета по обыкновению спросил, не желает ли кто-либо из присутствующих высказаться, а так как в таких случаях добровольцев обычно не бывает, то он, даже не посмотрев в зал, объявил краткий перерыв в заседании.

— Я прошу слова, — послышался голос из зала.

Председательствующий растерялся, но тут же, позвонив в колокольчик, извинился за поспешность. Посмотрев в зал, он увидел стоявшего рядом с Русудан бывшего студента института Арчила Джиноридзе. Председатель узнал его сразу, но не подал и виду и официальным тоном спросил:

— Какую организацию вы представляете?

— Я агроном.

— Я вас спрашиваю, какую организацию вы представляете? — так же строго и официально повторил свой вопрос председательствующий.

— Я работаю агрономом в колхозе. Может быть, вы слышали о земоимеретинском селе Итхвиси? Я Арчил Джиноридзе.