Трудная дорога к морю житейскому

Он снова отхлебнул чаю, взглянул на настенные часы, потом в черное ночное окошко.

— Я не знаю, кто его физический отец. Да и мать его, небось, не знает толком. Но… — он пригорюнился жалко, печально и замолчал. А что сказать? — Он мой сын. Я люблю его и всегда любил. Я и не женился, ждал, вдруг она вернется. Чтоб у сына мать была настоящая. А он мне высказал, что я лишил его матери. Но я его не виню… Он хороший, очень хороший человек получился. Только я вот… С кольцом этим. Вот так вышло… Теперь хожу, ищу. Вдруг найду, а?

Он посмотрел с надеждой и вопросом.

— А нельзя купить новое?

— Не-ет, — мотнул головой Леонид Андреевич и задумчиво уставился на кружку чая. — Тогда получится не по правде, вроде такой хитрости. Обман. А я правда его купил, я за ним в Краснодар ездил. Оно там лежит где-то, настоящее.

Когда уже улеглись, Артем долго лежал в темноте и думал о своей боли и оставленности. Так важно для человека держать себя великим центром Вселенной — свои желания, ожидания, свои мечты, иллюзии и самообманы. Но есть люди, которые в серединку ставят не свое, а чье-то. Например, мужчины и женщины, которые не поверхностно влюбляются в красивую картинку, а любят по-настоящему глубоко и готовы терпеть всю жизнь даже измены и предательства. Или родители, как этот старик, бросившие свои мечты, все свое благополучие, да и всю свою жизнь вон, а живущие только радостью своих детей. И это не жертвенность, не какая-то терпеливая мука, а естественное стремление души, великое служение любви, которое в радость. И уж точно дающее человеку гораздо больше, чем шкурность эгоиста.

Все это еще предстояло осмыслить. Блокнот был недоступен, и Артем записал в него мысленно: «Сколько же мне можно хныкать о своем? Я страдаю не от уязвления, а от эгоизма. Не было бы эгоизма, не было бы и уязвления». Он вздохнул и дополнил воображаемую запись: «Если честно, дети первейшие эгоисты. Прости меня, мама и Господь Бог».

Своя стая

Утром путь продолжили на машине. Леонид Андреевич, как, видимо, и положено оно старику, Артема совсем не слушал, а на всякие его пожелания остановить машину только уклончиво отвечал:

— Да я сейчас, тут чуток еще, — и упрямо гнал на юг, стараясь завезти Артема с Чижиком как можно дальше и приходя в ужас от одной только мысли, что по этим горам можно идти пешком и без дороги. — Сейчас, тут местечко было такое…

Чтобы растянуть время и заодно удовлетворить свою стариковскую любознательность, он подробно расспрашивал Артема о его судьбе, его жизни и его семье. В ответ только охал и причмокивал.

Так проехали они километров двадцать, оставив позади несколько небольших поселений.

— Ну вот, — успокоился Леонид Андреевич и припарковался на обочине у местечка без отбойников. — Это здесь.

Вышли.

— Тут только справа идите, тут справа есть путь. Слева нету. Но не высоковольтная линия, да вон она. Там не идите, там будет тяжело — такие горы. А ближе сюда, ровнее.

Артем принял все рекомендации, пожелания и благословения и пожал доброму старику руку. Но тот притянул его к себе, по-отечески крепко обнял и все не отпускал.

Артем сначала почувствовал в такой близости что-то неприятное, самовольное, но, похлопав и сам по спине, проникся новым, неиспробованным ранее чувством. Ведь надо же! У него под руками был живой человек, который смешивался с ним чем-то неясным и неуловимым. Но, несомненно, чем-то важным.

Наконец, Леонид Андреевич отпрянул, увлекая за собой и это нечто вместе с духом ферментированного чая и плохо выполосканной рубашки с запахом стирального порошка, и похлопал Артема по плечам:

— Ну, — сказал он, как при отправке родного человека в далекие края. — Вы, может, заедете на обратном? Я чаю нового сделаю. Пожалуйста, а? Из инжирных листьев. Знаете, какая вещь получается?

И он с аппетитом причмокнул.

Артем улыбнулся:

— Обещаю! — он и сам робко хлопнул старика по тощему плечу и почувствовал под своей ладошкой живое. — Вы ведь у меня пока единственный человек на Земле.

Старик хорошо понял Артема, потому что горе очень обостряет ощущение чужой боли, делает его тонким и точным. Поэтому кивнул в подтверждение:

— Вы у меня пока тоже, — ответил он, но многозначительно добавил. — Пока.

***

Идти отсюда и вправду было куда проще, чем поперек линии хребта, которую они преодолели с Леонидом Андреевичем на его старенькой машине.

Дело пошло еще быстрее, когда они двинулись по твердой дороге, тянущейся параллельно трассе.

Правда тут Чижик засуетился, явно опасаясь чего-то впереди. И Артем понял, чего именно — возле дороги лежали огромные валуны, рядом с которыми устроила привал небольшая группа туристов.

Туристы тоже заметили Артема и Чижика, встали на ноги и замахали руками:

— Идите к нам!

Артем итак шел в их сторону, поэтому просьбу их выполнил. Впрочем, не только поэтому, наверное.

— А мы вас знаем! — бросилась навстречу гостеприимная хозяйка лагеря. — Вы шли за нами след в след, пока в гору не полезли. А мы ее обошли.

Артем улыбнулся. Так это их следы видел он в лесу.

— А я думал вас четверо, — припомнил он отметины их лагеря на лесной поляне.

— Не-ет! — отозвалась женщина. — Нас трое: я мой муж и наша дочь.

Она представила членов своей семьи: она — Лена, ее муж — Олег и их дочь — Лида.

Олег протянул Артему пластиковую бутылку с водой, мокрую от холодной испарины:

— Пейте, пока не нагрелась, — он выглядел дружелюбным и открытым, будто знал Артема с детства.

Артем отхлебнул прямо из горлышка, чувствуя почему-то, как слюни всех членов этой семьи проникают в его организм. Но, преодолев барьер брезгливости, он даже ощутил некоторое с ними единение. Теперь у него часть их пищевой микрофлоры — бактерий, болезней. Часть их прошлого уже в нем. Может, они теперь его стая?

— А это у вас кто? — нагнулась Лена над Чижиком. Тот отскочил в сторону, выгнулся дугой, но тут же встал на задние и понюхал воздух.

— Это Чижик, — ответил Артем и невольно взглянул на их дочь Лиду. Ей было лет двадцать с небольшим, немногим младше его. Как показалось Артему, она смотрела на него улыбающимися глазами. А может быть и восхищенными по-своему. Или так казалось, сравнить было не с чем. Раньше на Артема вообще никто не смотрел. Ни какими глазами, кроме стеклянных. Наверное потому, что и сам он ни на кого не смотрел.

— Не-ет! — не согласилась Лена и бросила Чижику чипс. — Это не Чижик. Чижик — это мальчуковое имя, а это девочка.

Артем растерялся и глянул на Чижика с удивлением.

— Правда? Я, честно говоря, не знаю… Он… Она увязалась за мной почти от Горячего Ключа. Идем теперь вместе.

— А оказалось, она «дэвушка», — пошутил Олег и рассмеялся своей шутке.

Артем смутился. Только теперь он понял, что никогда не разговаривал с чужими людьми запросто. Такой разговор вызывал у него волнение, тем более в присутствии их дочери, которая молчала, но улыбалась на всякую шутку родителей и смотрела на Артема с непонятной застенчивостью. В ответ и он стал чувствовать себя скованнее.

Впрочем, пришло время интересных экспериментов, и он решил попробовать пошутить:

— Ну, если девушка, то отныне спим порознь, — сказал он и покраснел до помидорного, потому что шутка вышла глупой. Но, видимо, удалась, потому что Олег расхохотался:

— Правильно! — смеялся он и восклицательно тряс пальцем. — А то все они бабы! Хитрые! Затесалась в мужскую компанию, как в том кино…

Жена посмотрела на него с шуточной строгостью и уставила руки в боки.

Олег закрыл рот, смеясь уже мычаньями, и жестом застегнул воображаемую молнию на губах.

— А вы откуда сами будете, из каких краев? — осведомился Олег и снова подал воду.

— Я здесь недалеко… Из Ростова, — ответил Артем и снова отхлебнул.

— Хороший город, не раз бывали, — ответил он. — А мы издалека — из Иркутска. Переехали в этом году. Обосновались в Горячем Ключе и решили, вот, размяться, к морю сходить.

Так долго они болтали ни о чем и Артем пробовал шутить еще. Эти люди были так просты и открыты, что об Артемовом неумении шутить не догадывались и дружно смеялись над всякой его остротой. Или поддерживающе хихикали, если шутка не удавалась.

Идти дальше они не хотели, устали, и ждали рейсового автобуса.

А потому долго и неудобно уговаривали Артема поехать с ними, даже Лида, смущаясь, вставила свое слово. Голос ее был такой мелодичный, как казалось Артему, что он с трудом выдерживал натиск. Но бросить Чижика он не мог. Да и начатое хотел довести до конца.

Наконец, когда автобус подошел, они погрузились.

— Может все-таки с нами? — уже скорей из вежливости попробовал напоследок Олег, но тут же сам себя поправил. — А, ну да! Друга бросить неправильно! Точнее — подругу…

И уже из автобуса выкрикнул шуточное наставление:

— Но спать порознь!

Он расхохотался, дверь закрылась, и автобус уехал на юг.

К вечеру нужно было пройти как можно дальше, и Артем ускорил шаг. Ходить быстро он умел. А теперь еще и хотел — его голову не покидали мысли о том, как бы быстрее дойти до моря, где можно будет опять соединиться с этими добрыми и веселыми людьми.

Но Чижа (теперь еноту, точнее, енотихе, пришлось дать новое имя) будто ополоумела: вставала на задние лапы и дико свиристела в сторону федеральной трассы, видимо, опасаясь такой плотной ее близости.

— Все хорошо, — присаживался к ней Артем и гладил по холке. Енотиха успокаивалась и какое-то время шла спокойно, но потом опять впадала в ступор, все высматривая, выслушивая и вынюхивая мчащиеся автомобили.

В конце концов, потеряв всякий рассудок, она бросилась к дороге и прошмыгнула под отбойником, выскочила на трассу. Послышались гудки и скрип тормозных колодок. Одна из машин резко завизжала, остановилась. Остановилась и та, что следовала за ней. Водители выскочили из машин и принялись шумно ругаться, выплескивая через злость друг на друга обиды прошлого, которого уже нигде нет.

Артем перемахнул через ограждение и, лавируя в опасной близости от мчащихся автомашин, вслед за Чижей перебежал широкое, оживленное шоссе.

Тут он опять перелез через отбойник, и не спускаясь с дорожной насыпи, всмотрелся в засеянное пшеницей поле — Чижа неслась на восток с безумной скоростью.

— Чи-жа-а! — закричал он вдогонку, не обращая внимания на водителей. Те, догадавшись, что это его енот, и он виновник возможной аварии, уже стали кричать на него. Но, ему было все равно, он помчался по полю, присматриваясь к полосе раздвинутой Чижиным бегством пшеницы.

Добежав до середины поля, он увидел, как Чижа взлетела на ветку встречного дерева и исчезла в лесной чаще.

Артем сбросил рюкзак, даже не приметив места, если его вообще можно было приметить в широком пшеничном поле, и вложил в бег все силы, какие у него остались.

Ворвавшись в лес, он сильно замедлился — следов не было совсем, или он их просто не видел в тенях леса, мягко тонущего в вечерних сумерках.

Он остановился, оперся рукой о колено, вслушался и сквозь пульс в ушах и шумное дыхание различил среди прочих лесных звуков истеричное Чижино сверчание. Не давая себе отдыха, он побежал на звук, больно продираясь сквозь ветви. Но тот все удалялся, а Артем все сбавлял ход. Наконец, он уже совсем потерял ее, замедлился и просто шел на восток, пока не выбился из сил на макушке возвышенности, поросшей лесом.