И даже небо было нашим

– Зачем ты так коротко остригла волосы? – спросила я.

И снова этот жест, который со вчерашнего вечера Джулиана повторяла уже много раз: она дотронулась до своей макушки, словно искала отсутствующую шевелюру.

– Не знаю.

– Чтобы тебя не узнали?

– Нет, – ответила она, но тут же добавила: – Может быть. Я подумала… Ему так больше нравилось.

– Берну так больше нравилось? Да?

Я знала это задолго до того, как приземлиться на этом далеком, холодном острове. Нескрываемая враждебность, с которой Джулиана встретила меня тогда на ферме и которая со временем не угасла, ее привычка подолгу смотреть на Берна, класть руки ему на плечи в конце дня, массировать ему лопатки и шею (он при этом закрывал глаза: это всего лишь проявление дружбы, говорила я себе, но всякий раз находила себе занятие, чтобы не смотреть на них, не видеть блаженный покой, нисходящий на его лицо).

– Вы были любовниками, – сказала я.

И поскольку Джулиана не удостаивала меня иным ответом, кроме удрученного молчания, мне пришлось продолжить:

– Это началось еще раньше. До моего приезда на ферму.

– Какая теперь разница?

Она достала сигареты, закурила. Пальцы у нее дрожали.

– И не прекратилось, когда я приехала?

– Отстань от меня со своей паранойей.

Я схватила ее за ту руку, которая была ближе ко мне, – за правую. И сжала так сильно, что под несколькими слоями ткани чувствовала биение ее пульса; я не хотела причинять ей боль, только не дать ей ускользнуть, как будто правда, которую она отказывалась признать, была привязана к ее телу. Джулиана напрягла мускулы, но не попыталась высвободиться.

– Я вправе знать, – тихо произнесла я.

– Только два раза. В самом начале.

Я отпустила ее руку, откинулась назад.

– А Данко?

Джулиана пожала плечами, это могло означать, что ей теперь нет дела до Данко, или что Данко теперь нет дела до нее, или же что Данко был не в курсе. Но нет: оказалось, что Данко все знал. Это объясняло многое: и его постоянные ссоры с Берном, и, возможно, даже его арест. Главной причиной его разрыва с другом была Джулиана. Судьба олив, применение оружия, даже убийство – все это играло второстепенную роль.

Потом у меня возникло ощущение, которое я испытывала когда-то давно, – что предметы отдаляются от меня, уменьшаясь в размере. Только на этот раз отдалялась я сама, несясь с бешеной скоростью назад, по туннелю, открывшемуся у меня в голове.

– Стой! – крикнула я Джулиане, но она еще несколько секунд продолжала двигаться, и, прежде чем я успела повторить это, у меня из желудка хлынула едкая струя, наполнившая мне рот, но я удержала ее руками. Джулиана застыла на месте. Я открыла дверь и извергла из себя остатки супа, все эти ядовитые грибы.

Она протянула мне платок, я не взяла его, и тогда она положила платок мне на колено. Я вытерла рот, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, сердцебиение понемногу утихало. Я кивнула, давая Джулиане понять, что можно ехать дальше. Я почувствовала, как внедорожник вернулся на проезжую часть, как он начал двигаться со все возрастающей скоростью, но я не открыла глаз: не хотелось снова увидеть, что окружающий мир неумолимо отторгает меня.

Через два часа мы подъехали к озеру Мюватн. Небо очистилось, повеяло летом. Из расселины в горе валил густой пар. И здесь тоже чувствовался запах серы, причем сильнее, чем накануне в пансионе.

Мы немного постояли у озера, водная гладь искрилась, там и сям из-под нее выглядывали торфяные островки, поросшие изумрудной травой, некоторые были соединены деревянными мостиками. Дальше виднелись группы домов и лужайка, где паслись лошади. Это место было более привычным и умиротворяющим, чем безлюдные, угрюмые пространства, которые мы пересекали на пути сюда.

Джулиана въехала на парковку на пологом склоне и заглушила мотор.

– Там, внутри, есть купальни, – сказала она.

Я чувствовала себя слабой, отупевшей.

– Мы уже на месте? – спросила я Джулиану.

– Нам надо сменить джип. На этой машине мы не доедем до пещеры.

У нового джипа были гигантские колеса, непропорционально большие по отношению к шасси, как будто кто-то шутки ради надул их сильнее, чем надо: когда я стояла рядом, они доходили мне до плеч. Машина принадлежала какому-то агентству, организующему групповые туры, его название я обнаружила в салоне – то ли Adventure, то ли Outdoor, не помню. Помню только фотографию на машине снаружи: группа туристов во время рафтинга, их улыбающиеся лица в брызгах пены.

Джулиана представила мне нашего гида, Юргена. На вид ему было не больше двадцати пяти, одет он был, несмотря на холод, в рубашку с короткими рукавами, а рукава непромокаемой куртки завязаны вокруг пояса. Они поговорили друг с другом на быстром, отрывистом английском языке, который я была не в состоянии понять. Затем Юрген самым сердечным тоном спросил, есть ли у меня с собой перчатки и какая-нибудь обувь помимо той, что сейчас на мне. Джулиана ответила за меня, сказав, что одолжит мне и то, и другое. С помощью Юргена я взобралась на очень высокую ступеньку джипа, Джулиана следила за этим снизу, а через минуту мы тронулись в путь.

Мы поехали по той же дороге вокруг озера, только в обратном направлении, миновали то место, где свернули на нее с автострады, и через полчаса Юрген направил джип на грунтовую дорогу без указателей. Мы с Джулианой сидели на противоположных рядах сидений. Джип был рассчитан на двенадцать пассажиров, но, кроме нас, в салоне больше никого не было. Я разглядывала пейзаж, начинала уже привыкать к этим просторам и смогла представить себе, что почувствовал Берн, когда впервые ехал по этой земле, какое изумление его охватило, – ведь изумление у него всегда было непомерным. Он искал нечто первозданное. Мне хотелось попросить Джулиану рассказать об этом подробнее, но, если бы она снова заговорила о Берне, я бы не вынесла этого – по крайней мере, в тот момент.

Через несколько километров дорога стала неровной. Если вначале она была похожа на вьючную горную тропу, то теперь сузилась до размеров двойной колеи, проложенной, по всей видимости, гигантскими колесами того самого джипа, на котором мы и ехали. Посередине тропы росла трава. Я вспомнила подъездную дорогу на ферме, но эта была более опасной – совсем разбитой, как после наводнения. Из-за впадин и кочек джип трясло так сильно, что, казалось, еще немного – и он перевернется. Глядя в зеркало заднего вида, Юрген знаком велел мне схватиться за резиновую ручку, свисавшую с потолка, и я успела это сделать за мгновение до того, как колесо джипа попало в особенно глубокую впадину и я слетела со своего сиденья. Немного дальше Юрген остановился, вышел из джипа и осмотрел одну из покрышек. Он открыл заднюю дверь, достал ящик с инструментами и вернулся к переднему колесу.

– У нас пробито колесо? – спросила я Джулиану. Я инстинктивно обернулась, чтобы взглянуть на нее. Это можно было истолковать как перемирие, в чем я тут же раскаялась. Но Джулиана едва взглянула на меня.

– Он снижает давление в шинах, чтобы у колес улучшилось сцепление с дорогой, которая дальше станет только хуже.

Когда Юрген проделал эту операцию со всеми четырьмя колесами, мы двинулись в путь. Мне казалось невозможным, что дорога может стать еще хуже, но я ошибалась. В течение следующего часа мне пришлось все время держаться одной рукой за резиновую ручку, а другой – за сиденье. Пальцы у меня побелели от усилия. Но эти постоянные встряски не могли замаскировать внутреннюю дрожь, которая началась у меня при мысли о страшном месте, куда мы направлялись. Хотя нет: не само место внушало мне страх, а встреча с Берном после долгой разлуки. И эта дрожь, почти конвульсивная, не прекратилась и тогда, когда дорога вдруг выровнялась, колеса джипа покатили по мягкому, как ковер, и ровному песку у подножия вулкана. Небо здесь было еще более странным, чем в других местах, тускло-голубое, сплошь в белых полосках, пересекавшихся под разными углами.

Юрген снова повозился с шинами, но теперь он увеличил давление. Я не отрываясь разглядывала невысокие деревца, росшие на склоне, похожие на рододендроны. Это были первые растения, которые я увидела после приезда сюда. Затем я заметила вдали сооружение, похожее на судно для перевозки лошадей, единственный след пребывания человека в этой пустыне. Джулиана спросила Юргена, долго ли еще не стемнеет: был уже шестой час. Юрген пожал плечами и сказал, что мы уже на месте.

Внутри этого сооружения на деревянных полках были расставлены по размерам черные сапоги. Напротив, в ящике, лежала куча грязных защитных касок.

– Надо переобуться, – сказала Джулиана.

– Останусь в этих, – ответила я.

В сложившейся ситуации принять от нее какое-либо одолжение было невозможно. Но она с такой жесткостью произнесла: «Здесь ты должна делать то, что мы скажем» – что я нагнулась и начала развязывать шнурки на кроссовках. А вместо них надела ботинки Джулианы.

– Завяжи шнурки на щиколотках крест-накрест. Затяни как можно туже, – приказала она все тем же властным тоном.

Затем Юрген дал мне пару сапог, каску и толстые носки, от которых пахло застарелым потом. Он объяснил, что все это надо будет надеть перед тем, как войти в пещеру, а туда идти еще полчаса. Он указал направление.

– Лавовое поле, – объяснил он, показывая на нагромождение широких, плоских скал, открывшееся перед нами. Это пространство прорезали маленькие каньоны, похожие на прожилки в камне. Пещера была где-то там. Берн был где-то там.

Переход через поле занял больше времени, чем предполагалось. Возможно, я двигалась не так быстро, как думал Юрген, или же время пути рассчитали, соединив две точки воображаемой прямой линией, а нам надо было выискивать лазейки среди скал. Я очень устала, была совсем без сил, но внутреннее напряжение поддерживало меня. Один раз я неловко встала на камень и подвернула ногу. Джулиана успела подхватить меня сзади, не дав упасть, но мне пришлось на несколько минут остановиться. Юрген присел передо мной на корточки, положил мою ногу себе на колено, развязал шнурки и осторожно покачал ступню то в одну сторону, то в другую. Затем спросил, смогу ли я идти дальше: если я не смогу идти самостоятельно, он не пустит меня в пещеру. Щиколотка болела, но я сказала: да, я в состоянии идти, – и, как могла, старалась скрыть, что прихрамываю.

У входа в пещеру мы увидели палатку и двух девушек. Они сидели за походным столом, на котором стояли два термоса. Нас быстро представили друг другу, девушки явно знали заранее о моем приезде и ждали меня. Они обменялись несколькими словами с Джулианой по поводу нашего опоздания, возможно, сказали они, сегодня уже не стоит идти в пещеру, лучше отложить экскурсию на завтра. Джулиана настояла на том, чтобы мы побывали там сегодня. В итоге мы договорились, что вернемся самое позднее через час.

Пока они спорили, я подошла ко входу в пещеру. Это было круглое отверстие в земле диаметром метров в десять, но его можно было заметить, только подойдя совсем близко. Влажный, поблескивающий мох, словно плащ, покрывал груду камней, очевидно, образовавшуюся после обвала, в результате которого люди узнали о существовании пещеры. Вниз вела узкая, железная, ненадежная на вид лестница с веревкой вместо перил. Я шагнула ближе, чтобы заглянуть внутрь, но у меня закружилась голова, и пришлось попятиться назад.