Мой вагончик

Варенка

Обманчивый и сладкий ветер перемен.

Работалось уже без энтузиазма. Страна менялась – изменились и законы. Перестройка. Многие принялись искать способы заработать. Стало можно. Мы, после нескольких более-менее провальных попыток наладить доходный швейный бизнес, остановились на изготовлении и продаже варенки. Нашли для дочки няню и взялись за дело.

Компания подобралась разношерстная.

Возглавлял неформальное объединение художник из Владивостока, который шил навороченные куртки из джинсовой ткани. В лучших традициях творческих людей того времени, он работал дворником и занимал служебную квартиру в полуподвале. С ним жили его жена и сын лет семи.

Мы с мужем представляли целую команду, которая образовалась в процессе прошлых попыток заработать. Шили мои приятельницы, которые приезжали раз в неделю, по понедельникам, к нам домой. Они привозили готовые изделия, получали деньги за работу, и забирали новый крой. Муж кроил, клепал, работал со всякими приспособлениями. Я придумывала модели, вшивала молнии, отглаживала готовую варенку, и пришивала к ней яркие лейбаки, везде, где только можно. Шить я умела, как и многие советские женщины, с детства. Сначала в школе все шили фартуки для мамы и ночные рубашки для себя, а потом модные платья и брюки по выкройкам из Бурда-моден. Модели у нас были с изюминкой: я черпала идеи рассматривая изобилующее деталями детское китайское платье, купленное у спекулянтов. На одних изделиях мы делали кулиску и протягивали веревку, которая давала при варке очень интересный объемный эффект, на других – вставки и кокетки с объемными ромбами или зеброй. Шили юбки, джинсы, сарафаны, и, иногда, куртки.

Прибился бывший ЗЭК, работавший один. Он сам шил, сам кроил, сам продавал. Жил поблизости от художника и приходил только варить. Откровенничал он исключительно с козлом, которого поселил у себя в квартире и назвал, в память о лагерном прошлом, Рома-козел. Однажды, когда он не появился в оговоренное время, мы решили его проведать, мало ли. Зашли и впечатлились, хозяин был пьян, как лорд, а пьяный козел не мог попасть в дверь и упирался рогами в простенок.

Была еще и светская девушка, которая тоже шила сама, но варить отдавала нам.

Собирались все в квартире художника. Варили рядом, в подвале. Художник договорился с истопником и добыл оборудование. В просторном помещении котельной установили барабан, в который засыпали керамзит, хлорку и заливали «Белизну». Изделия раскладывали на этой едкой смеси, ручку крутили по очереди. Эффект выбеленных размытых точек достигался за счет керамзита. Через двадцать минут извлекали то, что получилось, и здесь же промывали от хлорки в ледяной воде. Оттирали щеткой каждый шов. Как у нас там же не отвалились легкие – загадка. Истопник, который получал плату за каждое изделие, суетился здесь же – помогал и контролировал. Собственно, аппетиты истопника, и вынудили художника пригласить нас в компанию. Варить одну-две куртки в неделю было не рентабельно.

Потом, уже в квартире художника, на веревках, натянутых по всей кухне, сушились отмытые изделия. Чтобы сохло быстрее – зажигали все газовые конфорки.

По субботам художник, мы с мужем и светская девушка ехали на рынок – торговать. Рэкет еще только формировался и нас особо не доставал. Милиция тоже не трогала, она охотилась на спекулянтов, а мы оформили патент, и с законом были в ладу. Варенка была в моде и в цене. В удачные дни продавали всё, что привезли. Заработки кружили голову. Нагруженные покупками, продуктами, коньяком, шампанским, и остатками товара, мы возвращались к художнику. Ели наваристый борщ, которым нас всегда встречала его супруга и сидели за столом до глубокой ночи. Музыка, тосты, веселое возбуждение от дневных приключений. Слушали Владимира Асмолова:

– Мне снился сон, короткий сон длинною в жизнь, земля в цветах, земля в огнях, земля в тиши. Спасибо жизнь за праздник твой, короткое свидание с землёй.

Утром ехали на такси домой. Отдыхали, отсыпались и забирали дочку, которая ночевала в пятницу и субботу у няни. В будние дни, если и отводили дочку к няне, то на день.

В понедельник – кроить, вечером раздавать крой, проверять сшитые полуфабрикаты, рассчитываться за работу. Мы не жадничали, приятельницы были довольны.

Оставшиеся дни доводили до продажной кондиции вареные изделия и готовили полуфабрикаты к процессу варки. Периодически добавлялась возня с оснасткой и оборудованием или поездки за тканью и фурнитурой.

Дочку водили на занятия, готовили к школе. Педагог выстраивал малышей паровозиком, и они каждые двадцать минут дрейфовали из кабинета в кабинет. С математики на английский:

– Ту-ту. Поехали.

Потом паровозик топал в класс с красочными буквами для чтения.

В пятницу утром опять отводили дочку на два дня. Прощаясь, она, как научила няня, посылала нам воздушный поцелуй. Забавно и трогательно.

А сами снова в подвал. Целый день варили, мыли, сушили. Досыхало в субботу, пока мы на рынке.

Истопник, жадный и неразборчивый в связях, чуть не поплатился жизнью за свое богатство. Он почувствовал себя королем, обзавелся редким по тем временам видеомагнитофоном и прочими атрибутами красивой жизни, и стал водить случайных знакомых. Однажды, его подпоили и хотели ограбить. Истопник дрался как лев, получил несколько скользящих ударов топором, но не сдался: бывший пограничник форму окончательно не растерял. Эта мрачная история сбила наш веселый азарт.

Осенью бизнес стал затухать, упали продажи, выросла конкуренция. Для продолжения надо было менять систему реализации, но у нас уже наступило выгорание. Вагончик покатился под уклончик.

Через пару месяцев раздумий, к Новому, восемьдесят девятому году, приняли решение: надо сменить обстановку.

Мы продали или раздарили оснастку и оборудование, сдали квартиру в долгосрочную аренду, и уехали жить в Крым, к родителям мужа. Вещи отправили контейнером, а сами, с дочкой и с собакой, полетели самолетом.

Мужу и собаке достался билет в другом ряду. Наша собака – щенок-переросток, ризеншнауцер по кличке Лайма, сначала спокойно лежала в ногах, но, когда самолет начал набирать высоту, взвыла и полезла к мужу на голову. Он схватил ее за задние лапы и стащил себе на колени. Так и летели. Передние лапы Лаймы обнимали мужа за шею, а морда возвышалась над его головой. На каждой воздушной ямке, она норовила залезть ему на плечи, и начинала вопить. Салон веселился. Тогда еще собак не грузили вместе с чемоданами в багажный отсек.