Зависимы сейчас

Она въезжает в гараж и выключает зажигание.

— Тебе не понять.

Она собирается вылезти из машины, но я наклоняюсь над ней и защелкиваю замок, запирая ее внутри кадиллака.

Коннор просил меня не защищать его. Сразу после той ссоры в нашей гостиной он отвел меня в сторону и сказал не лезть. Но я не могу допустить, чтобы он огребал за то, что угостил меня выпивкой. Он просто поступил как друг в то время, когда я не впускал никого в свою жизнь.

— Дай парню поблажку, — говорю я. — Он из кожи вон лезет ради тебя.

Роуз долго смотрит на меня, кажется, покусывая десны. А потом она снова пытается открыть машину, но я опережаю ее и щёлкнув по кнопке быстрее неё.

— Лорен, — предупреждающе произносит она.

— Просто скажи это, — я не отступаю. — Скажи что ты имеешь в виду.

Она думает, что я не могу справиться с этим, но я могу.

— Ты не понимаешь, — рявкает она. — Коннор знал, что ты зависим, и вручил тебе пиво. И ты думаешь, что это нормально. Ты сидишь здесь и говоришь мне, что в этом нет ничего страшного, но это не так. Ты не видишь, как это неправильно?

— Роуз, он не сделал ничего плохого.

Я морщусь, как только слышу себя. И я сразу понимаю, почему Коннор сказал мне не говорить ни слова в его защиту. Потому что я великолепный пример того, почему он не должен был давать мне ни капли алкоголя. Я алкоголик — тот, который полагал, что может прожить целую жизнь, выпивая каждую минуту каждого гребаного дня. Я поручаюсь за Коннора и из-за этого он выглядит виноватым. И может, в какой-то степени, он и виноват.

— То, что он сделал — это ужасно, — говорит она, — и мне все равно, что таким образом он пытался с тобой подружиться.

Я провожу дрожащей рукой по своим волосам, и когда я оглядываюсь на нее, она немного бледнеет.

— Нет, я в порядке, — говорю я. — Честно, я не собираюсь бежать в винный магазин после этого разговора, хорошо?

Она кивает, жестко и неподвижно.

— Роуз, — произношу я. — Я не пытаюсь защитить парня, но…

Мне трудно это сказать. На долю секунды мне кажется, что слова застревают во мне и я прочищаю горло.

— Я не знаю, был бы я здесь, если бы он не нашёл способ войти в наши с Лили жизни. Он был первым человеком, с которым я мог находиться рядом и он не осуждал меня. Он никогда не смотрел на меня так, словно я ненормальный, даже если он и думал, что я с дуриной. Мне нравилось с ним дружить. И все ещё нравится.

Я протягиваю ей вазу, и она, похоже, больше не хочет швырнуть ее в стену.

— Он человек, — напоминаю я ей. — Он не идеален. Идеальных людей не существует.

Ее губы дергаются.

— Мудрость устами Лорена Хэйла. Ты, наверное, украл ее из печеньки с предсказаниями.

Я издал слабый смешок, на самом деле улыбаясь ее словам. Она снова стала собой.

9. Лорен Хэйл

.

Я отпираю машину. Мы заходим в дом через заднюю дверь гаража и проходим на гранитную кузню.

Лили, должно быть, услышала шум из гаража, потому что она мчится через арку на кухню. Она ставит свой рюкзак на барный стул и терпеливо ждет, пока я подойду к ней. Кажется, у неё все хорошо, но потом я замечаю, как она играет пальцами, как крепко сжимает бедра.

Я сокращаю пространство между нами и обнимаю ее за плечи. Она прижимается щекой к моей груди, но ее тело не провисает в облегчении. Нет, оно сжимается от нетерпения. Лили не обнимается. Она трахается, пока не потеряет сознание.

И я так сильно хочу ее вылечить, но я могу только помочь. По-настоящему вылечить ее может только она сама — это ее работа, ее борьба, ее битва. Я не могу выиграть эту битву вместо неё — так же, как она не может победить моих демонов.

Ботинки постукивают по дереву, и я ожидаю увидеть Коннора Кобальта, вздымающегося по арке. Но вместо него я вижу Себастьяна Росса.

Он ещё не ушёл после занятия с Лили? Я мысленно стону. Его самоуверенное чванство раздражает меня. Так было всегда. На его лице девяносто девять процентов времени сверкает самодовольная ухмылка, и он уверен, что знает обо всем, что происходит в жизнях людей. Мы с Себастьяном никогда не сходились во взглядах. Может быть, потому, что я часто отпускаю в сторону Роуз нелестные комментарии, и почти никогда — приятные комплименты. Он думает, что я мудак.

Так и есть.

И он имеет полное право не любить меня. Этого у него не отнять.

Я подвожу Лили к маленькому столику для завтрака и сажусь на стул, посадив ее к себе на колени. Она открывает рот, вероятно, собираясь спросить, когда мы собираемся заняться сексом, но она закусывает губу и краснеет.

Ещё до реабилитации я дразнил ее в такие моменты. Проводил рукой по ее бедру и смотрел, как у нее перехватывает дыхание. Мне потребовалась вся сила моего тела, чтобы отрицательно покачать головой. Ее глаза расширяются в легком ужасе, но я целую ее в висок.

— Есть что-нибудь годное по телевизору? — я хочу отвлечь ее от мыслей о сексе и поэтому задаю этот вопрос.

— Я записала все серии «Мстители, общий сбор!», пока ты был в реабилитационном центре, — мягко говорит она. — Мультсериал довольно неплохой, хотя они сделали Капитана Америка каким-то слабаком.

— Осторожно, спойлеры? — я улыбаюсь.

— Нет, он поджимает хвост как трусиха уже в первой серии.

Кажется, она расслабляется, из-за чего я расслабляюсь сам.

— Как прошла встреча? — спрашивает Себастьян Роуз, зажав между двумя пальцами зажженную сигарету.

— Встреча прошла хорошо, — отвечает она. — Коллекцию мужской одежды только что отправили, так что все были в восторге.

Когда она поворачивается к нему, она замечает сигарету между его пальцами, и ее глаза сужаются. Она выхватывает сигарету у Себастьяна, все ещё сжимая в руках вазу Коннора.

— Только снаружи.

Она выбрасывает сигарету в раковину и больше не говорит ни слова.

Ему сходит с рук больше дерьма, чем любому другому парню в жизни Роуз.

Ни с того, ни с сего Лили меняет положение и широко раздвигает мои ноги на стуле. Черт подери.

Сейчас середина дня. Мы не должны заниматься сексом. Секс при дневном свете не считается нормой. Я напоминаю себе обо всех причинах, по которым я не могу этого допустить. Не говоря уже о Роуз и Себастьяне, которые находятся в нескольких метрах от нас.

— Как продвигается репетиторство? — Роуз поворачивается к Лили.

Она пытается отсрочить то, что я считаю неизбежным — мой член в Лили, ее тело и разум в умиротворении, оргазм в сопровождении блаженного кайфа.

Лили указывает на свою грудь, раскрасневшись.

— Ох, ты это мне?

Роуз одаривает ее «пора-бы-настроить-свой-здравый-смысл» взглядом. Лили заправляет волосы за ухо и немного отодвигается в сторону от моей груди. Прогресс, да. Но я не могу убрать руки с ее бедер. Я боюсь, что отсутствие прикосновения ее напугает.

— Теперь я знаю почему люди называют этот предмет статистикой, а не статикой, — она натянуто улыбается, надеясь, этого будет достаточно для Роуз.

— Она относительно неплохо справляется, — небрежно говорит Себастьян.

Но его взгляд опускается на вазу, зажатую между пальцами Роуз. Он хватается за прозрачное стекло.

— Это кристалл?

— Да, — устало говорит Роуз.

Она собирает свои блестящие каштановые волосы в гладкий хвост.

Себастьян на секунду замолкает, и я понимаю, что Лили увлечена этой сценой, и наблюдает за происходящим с большим интересом, чем обычно.

Я сжимаю ее ногу и наклоняюсь вперед, чтобы прошептать ей на ухо: «Что происходит?»

Но Себастьян возобновляет диалог, лишая Лили возможности ответить.

— Где цветы?

— Мертвы.

Себастьян открывает нижний шкафчик и выдвигает мусорное ведро.

— Что ты делаешь? — спрашивает Роуз.

— Он правда рассчитывает на то, что вернёт тебя цветами? Брось, Роуз.

Хм, меня удивило, что Роуз чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы поделиться интимными подробностями своей ссоры с Себастьяном. Не думал, что она приоткроет кому-нибудь свои ледяные врата.

Роуз вопросительно смотрит на вазу в руке Себастьяна и раздумывает над тем, чтобы выкинуть подарок Коннора в ведро.

К черту это.

— Это кристалл, — напоминаю ей я.

— Вот-вот, — добавляет Лили.

Голоса несогласных нисколько не будоражат невозмутимость Себастьяна, и он упирается локтем в стойку. Он передает вазу Роуз, но она колеблется у мусорного бака.

— Это Lalique, — говорит она себе под нос, проводя пальцами по гладкой поверхности вазы. (прим. перевод.: Lalique — название французского люкс бренда)

Ваза имеет квадратную форму, а ее дно украшено замысловатым узлом.

— Что это значит? — спрашивает Лили.

— У него хороший вкус, — отвечает Роуз.

Себастьян закатывает глаза.

Роуз прижимает вазу к груди.

— Это мой любимый бренд.

Только у Роуз в двадцать два года может быть любимый бренд кристалла. Но что самое интересное — Коннор точно знал, что ей нравится. Эта деталь должна что-то значить. Даже я не настолько проницательный.

Себастьян стучит по прилавку, внимательно наблюдая за Роуз.

— Можешь оставить ее, — говорит он, — но о чем это будет говорить? После каждый ссоры он будет тебя подкупать. Лично я не против таких отношений. У меня в шкафу есть пара туфель из крокодиловой кожи от Макса, но я знаю тебя, Роуз. После пятого украшения тебя от него затошнит.

По Роуз видно, что она испытывает внутренний конфликт.

— Коннор таким образом говорит, что ему жаль, — вклинивается в разговор Лили.

Похоже, Себастьяна это напрягает. Он наклоняет голову и смотрит на ее рюкзак. Я упускаю что-то важное. Необязательно быть гением, как Коннор, чтобы понять это.

Лили колеблется и прижимается к моей груди. Я обхватываю ее руками и набрасываюсь на Себастьяна своим гневным взглядом. Вот так выглядит жизнь в первоклассном мире — череда свирепых взглядов, полуулыбок и оскалов. Каждый из этих атрибутов смертелен, каждый по ощущениям как чертова бритва. И я учился у лучших. Не у Роуз Кэллоуэй. Мой отец мог уничтожить ее своим острым «катись-к-черту» взглядом.

Черт, он этим взглядом почти уничтожил меня.

Роуз неуверенно ставит вазу на стойку рядом с кофейником.

— Мне нужно забрать коробку из машины. Я скоро вернусь.

Отчасти, я думаю, что она уходит, чтобы скрыть своё волнение. Когда она выходит через заднюю дверь, Себастьян выпрямляется и берет со стойки вазу.

Позвоночник Лили выпрямляется, как у удивленной кошки

— Что ты делаешь?

— То, что не может Роуз. Она поблагодарит меня потом.

Он бросает вазу в мусорное ведро.

— Нет!

Лили спрыгивает с моих колен. Я следую за ней только потому, что мне не нравится взгляд Себастьяна. Я видел этот взгляд у слишком многих богатых детишек — так они смотрят, когда думают, что они непобедимы. Что никто не сможет их тронуть.

Наверное, и я когда-то так смотрел на людей.

Себастьян пинком закрывает шкаф и вытягивает руки через стойку позади себя, блокируя Лили доступ к мусорному ведру. Она приседает, чтобы протиснуться через его ноги и дотянуться до ведра, но Себастьян выставляет ногу вперёд.