Зависимы сейчас

— Ты покупаешь мое прощение билетами на Wrigley Field?

— Ты сказал мне, что не можешь найти работу и конкурировать с выпускниками Плюща, — говорю я. — Это должно помочь начать твою карьеру. Грэг Кэллоуэй и мой отец написали для тебя рекомендации. Я знаю, что с компаниями связано много плохой энергии, но Fizzle и Hale Co. все еще всемирно известны. Это все еще что-то значит.

Аарон смотрит на письма и качает головой.

— Мне не нужна твоя гребаная благотворительность, особенно если ты делаешь это только для того, чтобы почувствовать себя лучше.

— Я делаю это, потому что это правильно, — говорю я в раздражении. — Сожги, если хочешь. И я обещаю, что тебе больше никогда не придется меня видеть.

Я поворачиваюсь и спускаюсь по каменным ступеням. Лили ждет меня в машине, постукивая ладонями по приборной панели и подпевая вслух какой-нибудь песне, звучащей из динамиков. Я сразу же улыбаюсь.

— Лорен!

Я оглядываюсь. Лицо Аарона смягчилось и стало менее ненавистным. Почти как в первый раз, когда я его встретил, когда он был просто милым парнем с лакросса, пригласившим меня на свою вечеринку.

— Мне тоже жаль, — говорит он.

Слышать эти слова почти так же трудно, как и произносить их. Я видел, как он месяцами терроризировал Лили, загоняя ее в угол в коридорах. Я понимаю, как трудно, должно быть, было слушать, как я говорю то же самое. Мое горло закрывается прежде, чем я могу говорить. Поэтому я просто киваю.

Я снова нацеливаюсь на Лили.

Она — мое прошлое, мое настоящее, мое будущее. Поэтому, когда я открываю дверь и опускаюсь на водительское сиденье, я не удивлен, что чувствую себя так, будто возвращаюсь домой.

63. Лорен Хэйл

.

Чем ближе мы подъезжаем к нашему дому в Принстоне, тем сильнее расшатываются мои нервы. Я не могу перестать ерзать, а Лили продолжает бросать на меня странные взгляды. Я рассказываю какую-то историю о новом клиенте Halway Comics.

Наш дом кажется заброшенным, когда мы заходим внутрь.

— Роуз! — зовет Лили.

Она не знает, что Роуз сегодня ночует у Коннора, что я специально подготовил это место для нас.

— Она, наверное, работает допоздна, — говорю я.

— Она слишком много работает, — Лили направляется на кухню. — Может, нам стоит приготовить ей ужин… — она задумывается над этим, вероятно, вспоминая, что не умеет готовить. — Или заказать ей ужин и принести его в офис? Ей бы это понравилось.

Ей бы понравилось. Если бы она была у себя в офисе.

— Я уверен, что Коннор уже доставил ей ужин, — говорю я, зацепляя пальцы за петельки ее брюк.

— Верно. В последнее время он проводит с ней больше времени, не так ли? Я думаю, он беспокоится, что другой Себастьян будет использовать джедайские трюки с ее разумом.

Я удивлен, что она не сосредоточилась на том, что я прижимаю ее к своей груди. У меня все легче и легче получается прикасаться к Лили без того, чтобы она не набрасывалась на меня, как дикий зверь. Возбужденная, безумная часть меня, вероятно, будет скучать по ее сумасшедшему сексуальному влечению. Но та часть меня, которая любит ее, та, которую я предпочитаю слушать, чертовски гордится этой девушкой.

— Как насчет того, чтобы закончить за сегодня все дела? — говорю я и скольжу рукой по задней части ее джинсов.

Она слегка задыхается и хватается за мою футболку.

— Это код, означающий, какую позицию мы займем? — спрашивает она с восхищенной улыбкой.

— Я не говорю кодом. Ты точно поймешь, чего я хочу, — я сжимаю ее попку. — Я. Ты. Спальня. Сейчас.

Мои зубы слегка задевают мочку ее уха, и ее дыхание становится глубже. Затем я наношу легкие поцелуи на ее шею. На четвертом поцелуе она корчится от смеха.

— Хорошо! Хорошо! Хорошо! — она вскидывает руки вверх в знак капитуляции. — Не щекочи меня своими поцелуями! Это грязная игра.

Я не могу перестать ухмыляться.

Она поворачивается на пятках, и я следую за ней по лестнице. Она останавливается пару раз, чтобы проверить, что я прямо за ней. На третий раз я бросаю на нее взгляд.

— Ты думаешь, я исчезну, любовь моя?

— Может быть, — тихо говорит она, а затем проделывает оставшийся путь.

Она прижимается спиной к двери, блокируя наш вход. Я стараюсь сохранять спокойствие, но я знаю, что находится за этими дверями. И она неосознанно затягивает этот процесс.

— Думаю, я растолстею от булочек, — говорит она мне, наслаждаясь этим фактом.

— Ты должна продавать булочки, а не есть их.

— Кто установил эти правила?

— Капиталисты.

Она морщит свой нос.

— Мне больше нравится мои правила.

Я киваю в сторону двери.

— Ты собираешься войти?

— Я пробую кое-что новое, — говорит она мне. — Сдержанность.

Господи Иисусе. Она должна была выбрать именно сегодняшний вечер для своего личного достижения?

— Может, обсудим пончики? — говорю я в шутку.

Она выглядит так, будто серьезно обдумывает это, и я уступаю. Я тянусь к ее талии и поворачиваю ручку, открывая дверь за ее спиной.

Ее глаза становятся большими, но она все еще не оборачивается.

— Ты меня проверяешь?

Я кладу руки ей на плечи и веду ее назад, медленно ведя в нашу комнату. Шаг за шагом. Ее глаза фиксируются на моих, пока она не смотрит вниз, явно чувствуя что-то мягкое под своими босыми ногами.

— Что...

Красные лепестки украшают пол спальни, а горящие свечи мерцают на комоде и тумбочке. Все просто и идеально. Я опускаюсь на колено.

Ее руки прижимаются к губам, и я вижу, как на ее руке сверкает безвкусное кольцо. Оно символизирует принуждение и обман, все эти неправильные причины для брака, который должен быть наполнен любовью.

Мы слишком долго жили во лжи. Я готов к тому, чтобы это было чём-то искренним, а не очередным притворством. Я так хочу, чтобы она сняла его. Ее глаза уже наполнились слезами, а я еще даже не заговорил.

Я достаю из кармана маленькую коробочку. Красочная, завернутая в полоски комиксов.

Все мои нервы выходят из меня. Меня наполняет что-то другое, что-то теплое и чистое, что заставляет меня никогда не хотеть покидать этот момент.

— Лили Кэллоуэй, выйдешь ли ты за меня замуж, на этот раз по-настоящему?

Я открываю коробку, и рубин, ограненный в виде сердца, сверкает в ее глазах. Бриллианты окружают его.

— Да! — она слегка подпрыгивает, из уголков ее глаз текут слезы.

Я поднимаюсь на ноги и одним поцелуем возвращаю ее обратно на Землю. Она запутывает пальцы в моих волосах и позволяет мне углубить поцелуй.

Когда я отстраняюсь от нее, она начинает дергать за свое безвкусное кольцо. У нее дикий взгляд.

— Ло, оно не снимается, — паникует она. — Оно не снимается!

— Успокойся, — уговариваю я.

Я пробую сам, но оно плотно облегает ее распухший палец. Может, она набирает вес? Я целую ее висок и беру ее руку в свою, веду ее в ванную. Мы проводим пару минут, намыливая ее палец мылом, прежде чем кольцо соскальзывает и бьется о столешницу.

Что, если мое кольцо ей не подойдет?

Она тянется к коробочке, и я выхватываю ее у нее.

— Дай мне, — говорю я.

Она протягивает руку. Кольцо скользит легко, остатки мыла на ее пальце, вероятно, помогают. Она долго рассматривает рубин и кольцо.

— Мне нравится, Ло, — ее глаза блестят, когда встречаются с моими. — Я люблю тебя еще больше.

После всего, через что мы прошли. Многие годы ошибок, это кажется мечтой — быть здесь, в этом моменте.

Прямо сейчас.

Быть трезвым.

Живым.

С ней.

Я притягиваю ее к себе и наклоняюсь для поцелуя. Ее рука инстинктивно поднимается и скользит по моим плечам. Когда мы отрываемся друг от друга, я прижимаюсь лбом к ее лбу. Наше дыхание смешивается, и я говорю: — У меня есть еще одно предложение. Или... скорее признание.

— Плохое? — шепчет она.

— Ужасное.

Она не отстраняется от нашей близости, и ее глаза переходят на мои губы.

— Я могу справиться с этим.

— Я не уверен в этом.

Ее губы подрагивают, когда она распознает тон моего голоса. Как же мне нравится дразнить ее.

Я касаюсь своим носом ее носа, прежде чем мои губы находят ее ухо. Я нежно покусываю его, прежде чем сказать: — Я признаюсь в том, что очень хотел бы заняться с тобой любовью.

Мое сердце исполняет танец при последних словах. Мы никогда не говорим «заняться любовью». Мы трахаемся. Мы перепихиваемся. Мы имеем друг друга. Заниматься любовью — это для мягкосердечных людей без дерьмового прошлого. Лили утверждает, что она не заслуживает заниматься любовью, но я намерен изменить ее отношение.

— Это отличается от траха? — спрашивает она меня с расширенными глазами.

— Очень сильно.

На лбу у нее появляются хмурые морщины.

— Чем?

— Я тебе покажу.

Ее глаза светлеют от возможностей, но она не настаивает, не просит и не принуждает меня к большему. Она ждет меня.

Как я и просил.