Зависимы сейчас

— Да, — говорит он. — Я нашел утечку.

— Как?

— Таблоид, который первым сообщил новость, наконец-то прокололся и выдал нам свой источник. Потребовалось пять миллионов, чтобы разжать их губы и раскрыть это дерьмо, — он не добавляет вы должны мне все до копейки. Несмотря на это, я чувствую, что должен.

— Кто это? — спрашиваю я, крепко сжимая руками руль.

Он ничего не говорит.

— Папа?! — кричу я. Машина сигналит, и я понимаю, что свернул на его полосу и подрезал пикап.

— Следи, блядь, за дорогой, — укоряет Райк. — Или притормози, и я поведу.

Нет, он повезет нас в другую сторону. А сейчас я слишком уставший, чтобы лезть на гору.

— Райк с тобой? — грубо спрашивает мой отец.

— Мы уже едем, — говорю я ему, не обращая внимания на то, что Райк смотрит на телефон смертельным взглядом.

— Нет, блядь, не едем, — опровергает Райк.

— Вы оба должны приехать, — говорит он нам. — Это важно, и я не хочу обсуждать это по телефону, — он вешает трубку.

Я включаю аварийку и еду по боковой улице, в сторону от шоссе.

— Какого хрена ты делаешь? — спрашивает Райк.

— Он знает, кто слил информацию, — говорю я, как будто он идиот. — Какого хрена ты делаешь? Мы потратили месяцы, пытаясь выследить этого урода.

Райк смотрит на дорогу тяжелым взглядом.

— Может, тебе стоит подбросить меня куда-нибудь?

Я хмурюсь.

— Что? Куда?

Что с ним не так?

— Куда угодно, только не туда.

И тут я понимаю, что Райк не контактировал с моим отцом с Рождественского благотворительного вечера. Это было до реабилитации. До всего.

В машине воцаряется жестокая тишина. И тогда я тихо спрашиваю: — Ты боишься его?

— Я не могу смотреть ему в лицо.

— Что он лично тебе сделал? — спрашиваю я.

— Я ненавидел его, потому что его ненавидела моя мама, — коротко отвечает Райк, но я вижу, что его мысли переполнены, поэтому я не удивлен, когда он рассказывает больше, — ...когда я стал старше, я пытался взглянуть на него по-другому, но она нарисовала портрет монстра. Так что когда я смотрю на его лицо, это все, что я, блядь, вижу.

Его слова проникают в меня, и мне нечего сказать. Я не могу изменить то, как он представляет себе Джонатана Хэйла. Это слишком глубокая травма.

— Я пытался забыть о нем, — говорит Райк, глядя в окно. — Я пытался вести себя так, будто у меня просто не было отца. А потом... — он качает головой.

— Что? — спрашиваю я.

— ...а потом я встретил тебя. И вся эта ненависть вернулась в десять раз сильнее, чем раньше.

Я колеблюсь, прежде чем спросить. Я боюсь его ответа.

— Почему?

Сейчас он скажет, что я такой же, как мой отец. Я — монстр этой истории. То, что нужно ненавидеть.

— Ты защищаешь его, — говорит мне Райк. — Он говорит ужасные, гребаные вещи прямо тебе в лицо, а ты просто стоишь и терпишь это или уходишь. А на следующий день ты говоришь о Джонатане, как о гребаном спасителе.

Я не могу почувствовать тот огромный всплеск облегчения, когда он не сравнивает меня с ним. Я просто чувствую себя дерьмом.

Я скриплю зубами.

— Что я должен делать? Ударить его? Мне не нравилась вся эта трагедия давай-ка я изобью своего отца в детстве. Прости.

— Ты прав, — говорит Райк, удивляя меня. — Ты застрял в этом доме, с этим гребаным мудаком. Но сейчас у тебя есть возможность уйти от него. И ты возвращаешься.

— Он не такой уж плохой.

— И вот ты снова заступаешься за него.

— Он мой отец.

— Он наш отец, — возражает Райк.

Я ударяю рукой по рулю, нервничая, злясь и так сильно воспламеняясь сейчас.

— Я не могу вычеркнуть его из своей жизни!

Не из-за денег. Не из-за трастового фонда или информации, которая мне от него нужна. Я не могу оставить Джонатана Хэйла, потому что он — моя семья. Он мой отец, и до Райка и Лили он был всем, что у меня было.

— Остановись на секунду.

— Я не буду разворачиваться.

— Просто остановись.

Я въезжаю на заправку и паркую машину у насоса. Я поворачиваюсь лицом к Райку, и моя грудь вздымается от сочувствия в его глазах. Он собирается сбросить на меня бомбу, но он знает, что я могу это выдержать.

— Никто тебе этого не скажет, — говорит Райк. — Все говорят это за твоей спиной, но ты услышишь это от меня, прямо сейчас.

Я долго смотрю на него, уже слыша его слова, прежде чем он их произнесет. Мне кажется, я знаю. Я всегда знал.

— Наш отец жестоко обращается с тобой, — говорит Райк, его глаза краснеют. — Он словесно оскорбляет тебя, и он испортил тебе психику.

Я даю себе время осмыслить это, но я настолько оцепенел от ответа, что просто киваю.

— Да, я знаю.

Райк тоже кивает несколько раз, наблюдая за мной, пытаясь оценить мое психическое состояние. А может, он заново переживает тот факт, что он был старшим братом, тем, кому достался лучший вариант из двух действительно дерьмовых, что ему не пришлось быть воспитанным Джонатаном, не пришлось выдерживать натиск Повзрослей уже блядь! Я не для того тебя растил, чтобы ты был таким идиотом! Почему ты плачешь? Прекрати. Блядь. Плакать.

— Не вини себя за это, — говорю я Райку. Я ничего не чувствую. Я должен так же сидеть с красными глазами, как он, но я просто не могу быть таким. — Я знаю, что я делаю.

— Да, — говорит Райк, снова кивая, но он еще больше расстроен, чем раньше. — Тот факт, что ты веришь, что у тебя могут быть с ним настоящие отношения, так чертовски меня пугает, Ло. Это то, что убивает меня. И именно поэтому я не хочу идти туда и смотреть, как он пытается эмоционально манипулировать тобой.

Я разрываю его взгляд и смотрю на руль.

— Я не прошу тебя ехать со мной, — мой голос резкий, но значительно низкий. — Я могу высадить тебя у твоего дома.

Мы снова сидим в неловком молчании. Может быть, минут пять, мы оба просто думаем.

А потом Райк говорит: — Если я поеду с тобой, думаешь, он будет с тобой мягче?

— Это вообще вопрос?

Райк кивает.

— Хорошо. Поехали.

— Ты уверен?

Он бы сделал это? Он мог бы провести целый час или два с нашим отцом только для того, чтобы словесные нападки были перенаправлены в его сторону?

— Да. Я уверен.

Я не знаю, что я чувствую. Мои легкие словно вырываются из груди, и я знаю, какое слово я хочу сказать. Я знаю, какое слово я не могу сказать.

Спасибо.

В этот момент я действительно чувствую, что у меня есть брат. Который, возможно, слишком хорош для меня.

54. Лорен Хэйл

.

— Ты не пьешь?

Мой отец зациклился на этом одном факте о Райке. Вентиляторы над головой циркулируют прохладный воздух на террасе, а я сижу между Райком и отцом, словно я человек, собирающийся судить армрестлинг.

— Со школы — нет, — говорит Райк. — Я перестарался.

Он не упоминает, как врезался на машине в почтовый ящик.

— И поэтому ты ввел Лорена в заблуждение, что он алкоголик — потому что ты не смог справиться со спиртным?

Мышцы на челюсти Райка дёргаются.

— Ближе к делу, Джонатан. Кто утечка?

Мой отец откидывается на спинку железного стула, обхватив свой стакан с виски.

— Я перейду к делу, когда мне захочется. Может, сначала я хочу пообедать со своими двумя сыновьями, — он нажимает кнопку на своем телефоне. — Картер, приготовь для нас три бургера.

— Какие-нибудь предпочтения, мистер Хэйл?

— Как обычно.

— Сейчас всё будет, — линия щелкает.

— Я не твой сын, — говорит Райк, хотя иногда он называет Джонатана своим отцом, когда пытается что-то сказать. Например, как в машине. — Моя мать взяла надо мной полную опеку, если ты забыл.

— Сколько тебе лет? — насмешливо спрашивает мой отец. — О, подожди, тебе двадцать два. В глазах американской судебной системы ты уже взрослый. И как взрослый, ты не собственность своей матери, как тот Ferrari в её гараже, который она купила на мои гребаные деньги.

Райк в волнении потирает челюсть и оглядывает внутренний дворик, словно пытаясь найти повод уйти, но потом его взгляд переходит на меня, и он прекращает поиски выхода.

Мы не можем уйти, пока не узнаем, кто слил информацию. И если для этого придется есть бургер с дьяволом, то так тому и быть.

Мой отец отставляет свой скотч и сосредотачивается на мне.

— Ты уже познакомился со своей матерью?

Твою мать. Я чувствую, как в воздухе разливается смятение и жар Райка.

— Ещё нет, я вообще-то ждал, пока Лили... адаптируется.

— Ты собираешься встретиться со своей матерью? — обвиняюще спрашивает Райк.

Мой отец не вмешивается, что означает, что ему интересно узнать о наших отношениях, интересно, насколько близкими мы стали за последние месяцы.

— Да, — говорю я.

Райк качает головой.

— Как давно у тебя есть её имя? Как ты её нашел? — и тут осознание появляется на его лице, он смотрит между мной и нашим отцом. — Вы двое общались всё это время... — но его ненависть теперь перенаправлена на Джонатана. — Ты не можешь оставить его в покое хотя бы на минуту?

— Он хотел узнать, кто его мать. Не тебе и не мне решать за него, — он небрежно потягивает свой скотч, еще больше разжигая Райка.

— Меня не это волнует. Меня волнует, что ты использовал эту информацию, чтобы притянуть его обратно. Меня волнует, что ты подталкиваешь его к выпивке.

— Райк... — начинаю я и тут же останавливаюсь, не желая защищать своего отца. Не сейчас. — Я собирался сказать тебе, что начал с ним разговаривать.

— Когда? Когда я нашёл бы тебя в больнице с кровотечением из желудка, потому что ты выпил?

Мой отец стонет.

— Ты всё ещё принимаешь эту дурацкую таблетку?

Райк поворачивается к нему.

— Это, блядь, не шутка.

— А вот и да, — говорит мой отец. — Ты делаешь его мягким.

— Ага, а ты позаботился о том, чтобы он был чертовски раздражительным, не так ли?

— Прекратите, вы оба, — холодно говорю я. — Я не хочу говорить ни об алкоголе, ни об Эмили.

— Ладно, — говорит мой отец и встает, чтобы пополнить свой стакан. — Чем ты занимаешься, Райк? Или ты, как твоя мать, спускаешь все мои деньги на мебель и одежду?

— Как насчет того, чтобы оставить мою мать, женщину, которой ты, блядь, изменял, в покое.

— Прости меня, если мне не нравится эта сука, — говорит он. — Я всегда хотел, чтобы вы двое встретились, и поскольку я этого хотел, она едва могла смириться с этой идеей. И вот вы здесь, ближе, чем когда-либо. Как будто так и должно было быть, — он усмехается, как будто он привел судьбу в движение.

— Это не твоя заслуга, — опровергает Райк. — Я встретился с Ло не из-за тебя. Я встретился с ним, потому что сам этого хотел.

Мой отец резко закатывает глаза.

— Тебе невозможно угодить. С тех самых пор как ты задал мне какой-то глупый гребаный вопрос, и тебе не понравился ответ.

— Мне было пятнадцать, — огрызается Райк. — Я только узнал, что у меня есть брат. Я чувствовал себя обманутым и преданым. Мне нужно было твое сострадание, а ты, блядь, плюнул мне в лицо. Но, наверное, я должен был знать лучше.