Зависимы сейчас

Пошла ты нахуй. Я не могу этого сказать. Я не чувствую этого. Скорее, Пошел я нахуй. За то, что был таким глупым. За то, что думал, что тебе не все равно.

Я качаю головой, меня покидают силы, будто меня пырнули ножом на тротуаре. Я делаю еще пару шагов с крыльца, бросаю взгляд на трехэтажный кирпичный дом. Семья среднего класса. Счастливая. Нормальная.

Я разворачиваюсь и больше не оглядываюсь.

57. Лили Кэллоуэй

.

Поскольку Ло в штате Мэн, он хотел, чтобы я пропустила сегодняшний сеанс терапии у доктора Эванса, но терапевт позвонил мне и сказал, что если я пропущу, он свяжется с моими родителями и расскажет им о том, как плохо у меня идут дела. Так что я сижу одна в кабинете доктора Эванса, постоянно проверяя свой телефон. Ло сказал, что позвонит после встречи с Эмили. Если их встреча пройдет не очень хорошо, я беспокоюсь, что он может решить спастись с помощью алкоголя. Мне очень хотелось уйти, но по его просьбе я осталась здесь.

Доктор Эванс прикладывает электроды к моему запястью и вручает мне маленькую черную коробочку со всеми торчащими из нее проводами. Он устраивается в кресле за своим столом с самодовольным видом. Ему нравится, что Ло здесь нет, чтобы прервать сеанс.

— Итак, мы снова с журналами? — я ерзаю на своем месте, немного нервничая из-за того, что в комнате находится только доктор Эванс. Когда Ло здесь, это кажется менее странным.

— Думаю, сегодня мы должны перейти к другой компульсии.

Я пытаюсь прокрутить в голове. Что еще я бы могла победить с помощью аверсивной терапии, кроме фантазий и порно?

Его взгляд падает на мои бедра.

— Было бы проще, если бы ты надела платье или юбку, но я думаю, ты справишься.

Мое сердце ударяется о грудную клетку. Может быть, я неправильно его поняла.

— Я хочу, чтобы ты помастурбировала. Тебя будет бить током, пока твой мозг не отреагирует на негативные стимулы.

Боже мой.

Моя голова двигается сама по себе, яростно раскачиваясь из стороны в сторону.

— Нет, — бормочу я. — Ни за что.

Я не буду мастурбировать перед ним!

— Лили, твои родители специально наняли меня, — объясняет он. — Это то, что работает. Тебе нужно приучить свой разум воспринимать мастурбацию как плохой импульс.

Мои родители — моя слабость. Я говорила, что готова на всё, чтобы исправить то, что натворила. Но как далеко я готова зайти?

— Могу ли я еще что-нибудь сделать сегодня? — спрашиваю я.

Он обдумывает этот вопрос, задумчиво держа пальцы у виска.

— Полагаю, мы можем попробовать что-нибудь еще, — говорит он к моему облегчению.

Доктор Эванс встает и подходит к своему столу, он опирается задницей о край, пульт все еще в одной руке. Другая опускается на его молнию. О, блядь. Это не то, о чем я думала!

— Что Вы делаете? — кричу я, застыв в своем кресле.

— Шлюхи вроде тебя одержимы мужскими гениталиями. Ты будешь смотреть на него, трогать его, сосать, а я буду шокировать тебя, пока ты не станешь хорошей и нормальной.

— Нет.

Роуз нашла моего идеального психотерапевта, доктора Бэннинг, после встреч с ужасными психотерапевтами. И мне интересно, приходилось ли ей терпеть подобные ситуации ради меня, только чтобы мне не пришлось с ними столкнуться. Я знаю, что да. Я знаю, потому что помню, как Коннор и она смотрели друг на друга, когда обсуждали терапевтов, которых посещали вместе.

Доктор Эванс уже расстегивает серебристую молнию, и его член появляется из брюк цвета хаки. Я поднимаю руки к глазам, когда знакомое жужжание пульсирует в моей коже.

Я не смотрю. Я не смотрю. Меня здесь нет. Не совсем.

Комната затихает, и я думаю, что, возможно, я победила.

А потом я чувствую это. На своей ноге.

Я вскакиваю, словно на этот раз всё мое тело ударило током. Шоковая коробка падает на пол, вырывая провода, которые соединяются с электродами на моей руке. Я спотыкаюсь, глаза выпучиваются. Доктор Эванс сокращает расстояние между нами, оказываясь прямо передо мной. Я отказываюсь опускать взгляд на его болтающийся пенис.

— Отойдите от меня, — говорю я. Я не собираюсь падать на колени с высунутым изо рта языком. Я уже не та девчонка, которая готова все проебать ради быстрого кайфа. Я сильнее. Даже без Ло. Теперь я это знаю.

Доктор Эванс отметает мои угрозы и хватает меня за запястья. Его рот находит мое ухо.

— Ты сядешь и подчинишься, или я расскажу твоим родителям, какая ты на самом деле шлюха.

Рассказать им — это моя первая мысль. Я не буду жертвовать своей гордостью, своим достоинством ради них. Ничто в мире не стоит того стыда, который я буду испытывать после этого. Ничто.

Я смотрю прямо в ответ, и вся моя ненависть и обида на всех, кто называл меня шлюхой или шалавой, выливается в два слова.

— Пошёл ты.

Его хватка крепнет, и я понимаю, насколько я мала по сравнению с ним, по сравнению с любым мужчиной. С таким же успехом я могла бы быть мешком с костями. Я делаю глубокий вдох и кричу: — ГАРТ!

Доктор Эванс зажимает мне рот рукой, а другой рукой начинает спускаться к моим шортам.

— Если ты не хочешь сделать это сама, мне придется сделать это за тебя.

Я сопротивляюсь и борюсь с его захватом, пытаясь кусаться и брыкаться, но в итоге он прижимает меня обратно к креслу. Его рука ложится между моих ног, надавливая на место через мои брюки. Я не могу перестать кричать от его ладони.

Дверь с грохотом распахивается, и прежде чем он успевает что-то сделать, мой телохранитель налетает на него и швыряет обратно на стол. Я трясусь, как дрожащий лист, но я на ногах и цела. Гарт толкает доктора Эванса, как набивную куклу. Он выглядит готовым уничтожить этого человека, поэтому я удивляюсь, когда он ослабляет хватку.

— Ждите звонка от адвокатов Грега Кэллоуэя. Я бы посоветовал вам сегодня же собрать вещи в офисе.

Гарт поворачивается ко мне и бросает на меня сочувственный, почти извиняющийся взгляд. Я просто рада, что он был здесь. Ло был прав насчет телохранителя.

Он выводит меня из комнаты, и я оглядываюсь, чтобы в последний раз увидеть образ моего злобного терапевта. Мое сердце еще не успокоилось. Мне кажется... кажется, я немного в шоке. Я не могу закрыть глаза или моргнуть.

Доктор Эванс опускается на пол и ошарашенно смотрит на провода от шоковой коробки.

— Вы в порядке? — спрашивает Гарт в холле.

— Думаю, да.

Я пытаюсь справиться со своими эмоциями. Я чувствую себя меньше похожей на увядший цветок, но в основном просто не могу перестать так быстро дышать. Я потираю запястье. Да, я в шоке.

— Домой? — интересуется он.

— Может, сначала сделаем остановку?

Он кивает, и мы проезжаем несколько кварталов до другой высотки. Мои руки все еще дрожат, но они также чувствуют себя немного оторванными от остального тела. Когда мы подъезжаем к офису, я стучу в дверь, мое дыхание медленно сбивается.

Дверь распахивается, и передо мной появляется женщина с черными волосами и теплой улыбкой. Я не видела её почти два месяца. Я не понимаю, как сильно я по ней скучала, пока её руки не обхватывают мои плечи, а мои — её. Слезы застилают мне глаза.

— О, Лили, — говорит она, — нам есть о чем поговорить.

Да, нам есть о чем поговорить. Теперь я знаю, как выглядит хорошее направление, и я никогда этого не упущу.

Я вытираю глаза, собираясь сказать ей, что хочу возобновить наши сеансы. Но что-то еще вырывается у меня изо рта.

— Как ты думаешь, я могу называть тебя Эллисон?

— Мне бы очень этого хотелось.

58. Лорен Хэйл

.

Самолет приземляется в Нью-Йорке. Я не иду домой. Я оказываюсь на парковке местного бара. Холодный. Одинокий. Застрявший в собственных мыслях. Это опасная игра.

Я вцепился в руль, боль режет меня, как острые ножи. Я не могу перестать видеть искаженное лицо Эмили, полное тревоги и дискомфорта, желая просто уехать к черту. Я снова потерял свою мать, но это глупая мысль. Я не могу потерять то, чего у меня никогда не было.

Я прищуриваю глаза и кричу, мое горло горит. Мне нужно бежать. Мне нужно прогнать эти чувства. Я слышу отца у себя в голове. Я слышу Эмили. Я слышу прессу, СМИ. У тебя есть все, Лорен. Какого хрена ты плачешь? Посмотри вокруг, о чем ты можешь грустить?

Ни о чем. Мне не позволено расстраиваться, чувствовать что-то, кроме благодарности. Я привилегирован. Я богат. Мой взгляд скользит по бару, вывеска ОТКРЫТО мигает неоново-синим цветом. Я — бунтующий новоиспечённый взрослый, требующий внимания. Верно? Вот что это такое. Алкоголь привлечет ко мне все взгляды, заставит людей жалеть меня. Заставит их сочувствовать.

Но это не то, думаю я. Алкоголь утопит мои враждующие мысли. Алкоголь заглушит все голоса в моей голове.

Но он также испортит все остальное.

Я не знаю, что делать. У меня едет крыша. Я ударяю ладонью по рулю, еще один крик завязывается в горле, и слезы, которые я подавлял, внезапно текут по моему лицу. Я не смог сказать «нет» отцу, не смог остановить утечку, а моя мать никогда по-настоящему не хотела меня — даже сейчас. Я всегда терплю неудачу. Всегда.

Мои руки дрожат, когда я достаю сотовый и быстро набираю номер. Я просто хочу услышать ее голос. Я прижимаюсь лбом к рулю, больше нет сил даже на то, чтобы держать голову прямо.

— Где ты? — спрашивает Лили с беспокойством. — Ты должен был позвонить несколько часов назад. Твой рейс приземлился, верно?

— Да, я на пути домой, — вру я.

— Ты все еще в Нью-Йорке? Мы можем встретиться за ужином, — предлагает она, вероятно, не купившись на мою ложь.

— Почему ты любишь меня, Лил?

— Ло, правда, где ты? — в ее голосе звучит беспокойство.

— Просто ответь мне, — я делаю длинный вдох. — Пожалуйста. Почему ты меня любишь?

Я крепче сжимаю телефон, слезы затуманивают мое зрение.

— Когда нам было одиннадцать, мы были у тебя дома, читали комиксы, — говорит она, и я почему-то точно знаю, какое воспоминание она пытается мне нарисовать.

Мы лежали на моей кровати, окруженные несколькими раскрытыми и разложенными комиксами про Людей Икс, и мы читали один и тот же комикс в одно и то же время. Она терпеливо ждала, пока я потороплюсь, ее глаза быстро пробегали по страницам, пока я впитывал каждую строчку, каждый цветовой отблеск.

— Ты помнишь? — спрашивает она после долгой паузы.

— Да, — говорю я, мой голос дрожит.

— Мы оба знали, что ты больше всего похож на Хеллиона. Ты делаешь неправильный выбор, даже когда знаешь, где лежит правильный.

Я киваю сам себе, слезы проливаются. Я пытаюсь вздохнуть полной грудью, но боль душит меня.

— Но в тот день ты сказал, что стремишься стать Циклопом. Скотт Саммерс был сильным. Он заботился обо всех перед лицом кризиса. Он был человеком, которого люди хотели видеть рядом с собой, — ее голос тоже дрожит, как будто она близка к слезам. — Ло, — говорит она, — у тебя получилось. Ты мой Скотт Саммерс, и без тебя меня бы здесь не было.